Леонид Ленч - Тернистый путь

• Название: Тернистый путь
• Автор: Леонид Ленч
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-265-01151-X

Книга известного юмориста Леонида Ленча включает как старые, так и новые произведения писателя.

Все рассказы написаны в манере «реалистического юмора», который свойствен Ленчу. В основном это «случаи из жизни», они лаконичны, выразительны, вызывают смех, улыбку, иногда саркастически-ироническую, иногда снисходительно-поучительную.

---

— Ох уж эти мне «но»…

— Но если ты хочешь, чтобы она у тебя прошла, а вернее, проскочила, надо прежде всего убрать сцену на пляже!

— Это же одна из главных сцен в повести! Знакомство героя с героиней.

— Подходящее ты местечко для их знакомства выбрал — пляж! И потом, что ты там наплел? О ее ногах, например!..

— А Пушкин?! Что Пушкин писал о женских ножках? Помнишь?

— Мало ли что позволял себе Пушкин… в свое время! Но ты-то ведь не только о ее ногах написал, ты дальше пошел, ты и об этих… то есть об этом… о бюсте пишешь! И так далее… по вертикали!

— Я всего лишь цитирую «Песнь песней» царя Соломона, в которой он, как тебе известно, описал прелести своей возлюбленной юной Суламифи.

— Нашел кого цитировать: царя! Да еще Соломона! Очень своевременно! Я не против того, чтобы ты восторгался некоторыми деталями, но выбери что-нибудь более приличное, чем ноги и прочее, и восторгайся себе на здоровье!

— Что именно ты советуешь выбрать? — спросил прозаик ледяным голосом.

Терентий Карпович подумал и сказал:

— Мало ли что… Ну хотя бы… ухо!.. Очень красивая нейтральная деталь!

— Да ты пойми, что получится: на пляже встретились мужчина и женщина, лежат на горячем песке на берегу моря, естественно, он — в трусах, она — в купальнике. И он любуется… ее нейтральным ухом!

— А кто тебе велит, чтобы они встретились на пляже?! Они встретились в театре. Сидят рядом, смотрят Шекспира… Пожалуй, лучше Островского. Поскольку недавно был его юбилей. И герой любуется маленьким розовым ушком героини. Можно со скромной сережкой. Трогательно, целомудренно и мило!

— Но герой же будет выглядеть форменным дураком: пришел в театр смотреть Островского, а сам смотрит на ухо соседки!

— Наплевать нам на твоего героя! Зато ты не останешься в дураках со своей повестью. Имей в виду: с пляжем она не пройдет в журнале!

— Хорошо, я подумаю!

Прозаик подумал и с болью в сердце убрал сцену на пляже.

Вторым исправленную повесть прочитал литератор-документалист Гриша С. Я называю здесь тоже лишь начальную букву его фамилии. Он похвалил Владимира Т. и сказал:

— Повесть тебе удалась, но есть там одно местечко. То, где описан их первый поцелуй. Помнишь?

— Конечно, помню! — сказал прозаик и, закрыв глаза, прочитал вслух наизусть: — «Она привлекла его голову к себе, и ее сладковатые на вкус губы не сразу приникли к его холодным, пересохшим от волнения губам, а медленно, как бы подползли к ним и наконец замерли в мучительно-долгом поцелуе». Что тебя тут смущает?

— Технология! Твоя героиня, видать, опытная в этих делах женщина, это я понимаю, но зачем тебе понадобилось передавать ее, так сказать, производственный опыт нашим девчонкам? Нехорошо! В моральном смысле.

— Наши девчонки, Гришенька, сами кого угодно обучат искусству поцелуя!

— Я тебе сказал свое мнение. И потом. эту сцену в журнале редактор все равно вычеркнет!

— Хорошо, я подумаю.

Прозаик подумал и выбросил из повести сцену первого поцелуя. Теперь осталось лишь найти третий ум.

«Дам-ка я прочитать повесть тете Агнессе! — решил Владимир. — Суну голову в пасть этой старой тигрицы! Интересно, что она скажет?»

Тетя Агнесса, дальняя родственница прозаика, пожилая дама, работала в одном тихом научно-исследовательском институте в качестве незамужнего члена месткома и любила литературу на общественных началах. На читательских конференциях, которые она же сама и устраивала у себя в институте, тетя Агнесса обычно выступала первой. Современной литературе от тети Агнессы крепко доставалось! Впрочем, иногда она ее и похваливала. Ругая или хваля писателя, тетя Агнесса всегда объявляла при этом, что выступает «от имени рядовых читателей». Ошибалась ли она в своих оценках? Трудно сказать! Те, кого она хвалила, говорили, что рядовой читатель никогда не ошибается, а те, кого она ругала, утверждали обратное.

Прозаик позвонил по телефону тете Агнессе и сказал, что пошлет ей новую повесть — просит прочитать. Польщенная просьбой, тетя Агнесса с радостью согласилась не только прочитать, но и оценить.

Тетя Агнесса жила в однокомнатной квартире. Она приняла прозаика на кухне. Рукопись повести лежала на столике, на котором стояла заряженная морковкой новенькая соковыжималка.

— Прочитали повестушку, тетя? — с фальшивой бодростью спросил племянник, косясь на соковыжималку

— Прочитала!

— И что скажете?

— Скажу, что наша литература докатилась до смакования самого пошлого, самого ужасного разврата! — грозным, набатным баритоном сказала тетя Агнесса. — Ответь мне, где принимает твоя героиня твоего героя, который первый раз пришел к ней домой?

— В своей комнате.

— В какой комнате? В спальне! Ты же подчеркиваешь, что в комнате стояла — вот тут черным по белому написано — «ее широкая, просторная и, видимо, очень удобная кровать, застланная голубым шелковым покрывалом».

— Я не подчеркиваю, а описываю обстановку комнаты. Не на полу же должна спать моя героиня!

— Да зачем ты вообще к ней в спальню полез?

— Она живет в однокомнатной квартире, тетя, как и вы. У меня об этом сказано.

— Во-первых, ты не коммунальный отдел, ты мог — для приличия! — поселить ее в двухкомнатной квартире. Во-вторых, она могла принять героя на кухне, как я тебя, допустим, сейчас принимаю. Как все люди гостей принимают… кстати сказать. Посидели бы, попили чаю, поговорили. Такие события в мире! А они… Что ты там дальше напозволял! — Тетя Агнесса взяла рукопись, надела очки. — Вот, полюбуйся. «Он поднялся и шагнул к ней. Она тоже поднялась, и порывистость ее движения без слов сказала ему, что она так же, как и он, напряженно и жадно ждала наступления этой роковой, грозной минуты. Он грубо, неловко привлек ее к себе». Дальше у тебя идет отвратительное многозначительное трехточие, а потом ты совсем уж разнузданно пишешь: «Утром он проснулся первый…»

Прозаик подавленно молчал.

— Так знай же, племянничек, — сказала тетя Агнесса, нажимая на рычажок соковыжималки, — что, если я прочту в журнале твою повесть с этой сценой, я выступлю на первой же читательской конференции и, перешагнув через наши родственные отношения, разделаю тебя под орех — от имени рядовых читателей.

— Вы советуете выбросить эту сцену?

— Двух мнений быть не может.

Прозаик забрал рукопись, приехал домой, подумал и… спустил ее в мусоропровод, а в редакцию журнала отнес первый — неисправленный — вариант повести.

В журнале повесть довольно быстро прочли и тут же зарезали.

Возвращая Владимиру Т. рукопись, член редколлегии журнала, жизнерадостный толстяк, ласково обнял его за талию и сказал:

— Вы, голубчик, пожалуйста, только не думайте, что мы против секса…

— При чем здесь секс! — возмутился прозаик. — Это повесть о любви.

— В общем, мы не против. Но надо поискать какие-то новые аспекты этой темы. Вы наш талантливый автор, мы в вас верим. Ищите и обрящете, как сказано в писании.

Прозаик ушел искать. Ищет он до сих пор.

ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ НЕНОСИМОВ

Неносимов В. К. считал себя широкомыслящим человеком, и поэтому вопросы, которые выдвигала перед ним быстротекущая жизнь, обычно «ставил на принципиальную высоту».

Чем мельче был вопрос, тем почему-то значительнее оказывалась высота, на которую его ставил принципиальный Неносимов.

У него был бледный, высокий — в основном за счет лысины — лоб, на носу очки в тонкой золоченой оправе.

В характере Неносимова была одна особенность: считая себя широкомыслящей личностью, он, однако, не признавал и не терпел иных мнений на явления жизни и искусства, кроме своих собственных. Все, что не совпадало с его взглядами, Неносимов безжалостно клеймил как «ретроградство», «отсталость», «невежество» или, в лучшем случае, как «проявление дурного вкуса». Спорить с ним было невозможно. Отстаивая свои суждения, Неносимов махал руками перед носом оппонента, на его бледном лбу выступал неприятный пот, голос срывался на кошачий визг. Уступая не доводам, а поту и визгу, оппонент умолкал, и Неносимов торжествовал победу.

…Когда в тот день Неносимов вернулся домой с работы, он застал за столом, накрытым к вечернему чаю, сына Севу, студента-электрика второго курса. Закрыв уши руками и уткнув нос в учебник, Сева что-то зубрил беззвучно.

— Где мать? — спросил Неносимов, присаживаясь к столу.

— У себя. Говори тихо — она спит. Пришла домой из больницы усталая, с головной болью, просила ее не будить.

— Между прочим, когда молодые люди твоего возраста и положения говорят со старшими, — строгим шепотом заметил Неносимов-старший, — а тем более с родным отцом, они обязаны хотя бы голову поднять от стола.

— Извини, папа, совсем одурел от сессии!

— Сессия сессией, но надо как-то отвлекаться, не замыкаясь в узком учебном кругу. Не забывай, Сева, что твой общественный долг — стать гармонически развитой личностью. Еще Кузьма Прутков сказал, что узкий специалист подобен одностороннему флюсу. Сходил бы хоть в театр, посмотрел интересную пьесу. Я готов материально обеспечить.