Клод Изнер - Происшествие на кладбище Пер-Лашез

• Название: Происшествие на кладбище Пер-Лашез
• Автор: Клод Изнер
• Издательство: ACT, Астрель, Полиграфиздат
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-066368-2, 978-5-271-27444-2, 978-5-4215-1265-3

Как и в первой книге серии, в романе «Происшествие на кладбище Пер-Лашез» читателя ждет погружение в атмосферу Парижа конца XIX века в компании уже знакомых ему красавицы Таша, таинственного Кэндзи и пылкого Жозефа.

Через несколько месяцев после того, как Виктор Легри закончил свое первое расследование, он оказывается в весьма странной ситуации: Одетта де Валуа, его бывшая любовница, таинственным образом исчезает из семейного склепа на кладбище Пер-Лашез, где похоронен ее муж…

---

— Вынужден вас огорчить, мсье Легри, — я просмотрел все свои досье, но улов оказался очень скудным. Вот, держите, я записал для вас адрес женщины, которая дала на суде показания в пользу Мари Тюрнера. Не уверен, что она жива и никуда не переехала. Имейте в виду — она жила у черта на куличках!

— Благодарю, это уже кое-что. А кстати, труп из Счетной палаты уже опознали?

— Нет, тело находится в плачевном состоянии, им полакомились черви, так что зрелище не слишком аппетитное. Но зато нашли еще одного покойника! Некий папаша Моску, он жил там много лет. Ему тоже проломили голову, но позже. Полицейские не знают, что и думать. Это должно вас заинтересовать, мсье Легри, хорошее начало для запутанного детективного романа.

— Предпочитаю отталкиваться от раскрытых дел! — воскликнул Виктор, сдерживая дрожь.

Гувье взглянул на него с участием:

— Однако, вы впечатлительны! Тут нечего стыдиться, я вполне вас понимаю. Тридцать лет веду уголовную хронику, много чего повидал, но так и не привык. Вам нужно взбодриться. Официант, две водки!

Виктор был так потрясен смертью Одетты, что не спал полночи. Перебирая возможные варианты развития событий, он неизменно приходил к одному и тому же выводу: Жозефа провели, папаша Моску жив, он убил Одетту и скрылся. Смерть старика разрушала эту версию.

— Вынужден вас покинуть, мсье Легри, мне пора. Удачи, до скорого и держите меня в курсе.

Гувье пошел к выходу, раздвигая толпу плечом. В тот момент, когда он толкнул дверь, солнце прорвало завесу черных туч и осветило улицу.

…Три гнедые лошадки не торопясь тащили за собой омнибус «Лувр — Бельвиль». Все двадцать восемь сидячих мест были заняты, люди стояли даже на площадке. Ехавший на империале Виктор был зажат между толстой дамой с корзинами и бородачом, страдающим хронической икотой.

На пустыре между старыми, выдвинувшимися на тротуар домами щипал траву ослик и присматривал за своими козами пастух.

С обширного лысого газона, разбитого поверх бывших гипсовых карьеров между улицами Бельвю и Манен, молочник предлагал молоко «прямо из американский прерий».

Омнибус заполонили домохозяйки в платочках, накупившие на рынке овощей. За ним с веселыми криками бежали мальчишки. Девчушка споткнулась о камень, молоко из железного бидона пролилось на землю, и бродячий пес принялся лакать из белой лужицы.

Омнибус остановился у дома № 25 по улице Бельвиль.

— Конечная! — крикнул кондуктор.

— И когда только они построят этот треклятый фуникулер! — воскликнула толстая пассажирка, поднимая с пола корзины. — Обещают, обещают, а толку чуть.

— Они вам могут и луну с неба посулить, вы что, поверите? — спросил бородач и икнул. — Эй, подождите, кому говорят!

Виктор спустился по лестнице. Кто-то толкнул его, он обернулся и заметил быстро удалявшегося лицеиста.

На узком тротуаре перед домами сидели на стульях женщины и старики, чистили овощи, вязали или играли в карты. Бродячие торговцы кричали во все горло, предлагая свой товар: «Четыре су за литр!», «Корм для птичек!», «Кроличьи шкурки, теплый мех!» Из-за своих садов, дворов и колодцев Бельвиль казался большой деревней. Виктор искал улицу Рампоно, где жила свидетельница по делу Мари Тюрнера Франсина Блаветт, и сожалел, что с ним нет Таша. Ей бы понравилась здешняя атмосфера. Он пообещал себе, что вернется и сфотографирует эти лачуги, пока строители фуникулера не снесли их. Прав был Бодлер, когда говорил:

Где старый мой Париж!..
   Трудней забыть былое,
Чем внешность города пересоздать!
   Увы!..[27]

Мадам Блаветт была жива и здорова и оказалась дома, но Виктору, по ее словам, несказанно повезло, потому что в столь поздний час она обычно шляется в других местах.

— Уж простите за такое выражение — набралась от актеров. Будь у меня талант, сыграла бы четырех мушкетеров. Одна. Женские роли не по мне.

Она пригласила Виктора к себе, в тесную двухкомнатную квартирку на четвертом этаже дома, возле которого разгуливали квохчущие куры. Небольшого роста, пухленькая, лет сорока, она говорила с сильным бургундским акцентом. Виктор спросил ее о Мари Тюрнера, и она начала рассказывать:

— Мари жила этажом ниже, с бабушкой. Славная была девушка, работала не покладая рук — вышивала салфетки на продажу. Она выросла у меня на глазах. Боже, до чего прелестная была малышка! Может, слишком худенькая, но держалась как принцесса. В ней была та самая изюминка, которая так привлекает мужчин, если вы понимаете, о чем я. Розали, бабка Мари, прекрасно понимала, что за внучкой нужен глаз да глаз, и отдала ее в обучение к подруге-модистке, у той была лавка близ Батиньоля.

— Анатоль! Анатоль-зануда! — раздался какого-то странного тембра голос из соседней комнаты.

— Помолчи, Меленг! — прикрикнула мадам Блаветт и, заметив изумление на лице Виктора, пояснила: — Это мой скворец. Я назвала его в честь Гюстава Меленга[28], он дебютировал у нас и только потом стал играть с Фредериком Леметром и прославился в Париже, где заработал кучу денег и…

— Анатоль-зануда! — повторила птица.

— Заткнись, Меленг! Этой песенке его научил мой сосед-комик, он играет в кафе «Тамбурин» на Монмартре, вместе с мадам Миркой и Альфредой. Благодарение Богу, что он не выбрал последнюю строку: «У меня в корсете птица!»

— Так вы актриса?

— Ну да! Двадцать лет служу у Лесажа и в Бельвиле, начинала билетершей, потом стала кассиршей. Если еще не видали, обязательно посмотрите «Отверженных».

— Хитрец-молодец! Хитрец-молодец! — не унимался скворец.

— Значит, Мари Тюрнера работала у модистки?

— Не слишком долго. Она покорила сердце одного иллюзиониста, он выступал на Бульварах и взял ее в номер. Потом они повздорили, и Мари ушла в салон Лантерика, мыла головы клиентам. Ей не повезло — она повстречала Данте Кайседони. Артистом он был не очень, так, средней руки, начинал суфлером. Они прямо здесь, у меня, и познакомились! Я гладила ему рубашки, а она пришла одолжить сахару.

— Его, кажется, убили?

— Я как раз к этому подхожу. У них была любовь с первого взгляда. Не знаю, что она в нем нашла, разве что смазливое лицо. Этот флорентийский красавчик… был игрок, и малышка кормила его, поила и одевала, а запросы у него были ого-го, он любил все самое лучшее. А как иначе соблазнишь великосветских дамочек? Губа у него была не дура, подруг он менял как перчатки, а свидания устраивал в меблирашках на бульваре Сен-Мишель. Все это, конечно, открылось только потом. Мари оплачивала его долги, а ведь у них с бабушкой никогда лишнего су не водилось…

— А потом?.. — прервал излияния мадам Блаветт Виктор. — То есть после его смерти?..

— Данте закололи ножом, пырнули несколько раз, и в убийстве сразу заподозрили Мари, потому что рядом с телом нашли окровавленный платок с инициалами «М. Т.». Ее арестовали. Она все отрицала. На ее несчастье, в день убийства она повредила руку ножницами, и в больнице ей ампутировали фалангу большого пальца. Легавые тут же решили, что она поранилась орудием преступления. Но Мари повезло с адвокатом, а у полиции не было ни одного веского доказательства. Вокруг Данте вечно крутились темные личности, многим его смерть была на руку. Мы с иллюзионистом были свидетелями защиты, рассказали, какая Мари милая, добрая и верная девочка. Она была такая молоденькая и хорошенькая, что присяжные ее оправдали. Неделю спустя умерла Розали — сердце у старушки не выдержало волнений, — и Мари съехала. Мы обе плакали, расставаясь. «Я не могу остаться, Франсина, слишком много тяжелых воспоминаний…» — так она сказала.

— Анатоль! Анатоль!

Мадам Блаветт молча встала и закрыла дверь.

— С тех пор вы больше не видели Мари? — спросил Виктор.

— Никогда.

— И не знаете, что с ней сталось?

— Она помирилась со своим фокусником. Они сделали новый номер и представляли его несколько месяцев, а потом решили попытать удачи в Америке. Мари сообщила, что уезжает, и пообещала писать мне. Десять лет прошло, но я так и не получила от нее весточки.

— А как звали фокусника?

— Медерик Делькур. Он выступал в театре «Робер-Уден»[29], что на бульваре Итальянцев в доме № 8. Одна моя соседка недавно водила туда внука. Два года назад театр перешел к другому хозяину, и они теперь дают довольно забавные представления. Соседка показала мне программку, и среди имен артистов я нашла Батиста Делькура, должно быть, родственник того самого…

Виктор сердечно поблагодарил мадам Блаветт и пообещал прислать ей подписанный экземпляр своей книги «Самые великие криминальные тайны», как только допишет и издаст ее.

Во время вылазки в Бельвиль он нагулял аппетит, но решил сэкономить время и перекусил двумя круассанами и кофе со сливками. Выйдя на Большие бульвары, он на мгновение ощутил себя деревенским жителем, неожиданно оказавшимся в самой гуще бурной столичной жизни. Копыта лошадей цокали по мостовой, переругивались возницы, разносчики распевали куплеты, зеваки сидели на террасах кафе, глазея на прохожих.