Дорис Лессинг - Золотая тетрадь

• Название: Золотая тетрадь
• Автор: Дорис Лессинг
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01068-8 (рус.), 978-0-00-724720-2 (англ.)

История Анны Вулф, талантливой писательницы и убежденной феминистки, которая, балансируя на грани безумия, записывает все свои мысли и переживания в четыре разноцветные тетради: черную, красную, желтую и синюю. Но со временем появляется еще и пятая, золотая, тетрадь, записи в которой становятся для героини настоящим откровением и помогают ей найти выход из тупика.

Эпохальный роман, по праву считающийся лучшим произведением знаменитой английской писательницы Дорис Лессинг, лауреата Нобелевской премии за 2007 год.

* * *

Аннотация с суперобложки 1

Творчество Дорис Лессинг (р. 1919) воистину многогранно, среди ее сочинений произведения, принадлежащие к самым разным жанрам: от антиколониальных романов до философской фантастики. В 2007 г. Лессинг была присуждена Нобелевская премия по литературе «за исполненное скепсиса, страсти и провидческой силы постижение опыта женщин».

Роман «Золотая тетрадь», который по праву считается лучшим произведением автора, был впервые опубликован еще в 1962 г. и давно вошел в сокровищницу мировой литературы. В основе его история Анны Вулф, талантливой писательницы и убежденной феминистки. Балансируя на грани безумия, Анна записывает все свои мысли и переживания в четыре разноцветные тетради: черная посвящена воспоминаниям о минувшем, красная — политике, желтая — литературному творчеству, а синяя — повседневным событиям. Но со временем появляется еще и пятая, золотая, тетрадь, записи в которой становятся для героини настоящим откровением и помогают ей найти выход из тупика.

«Вне всякого сомнения, Дорис Лессинг принадлежит к числу наиболее мудрых и интеллигентных литераторов современности». PHILADELPHIA BULLETIN

* * *

Аннотация с суперобложки 2

Дорис Лессинг (р. 19119) — одна из наиболее выдающихся писательниц современности, лауреат множества престижных международных наград, в числе которых британские премии Дэвида Коэна и Сомерсета Моэма, испанская премия принца Астурийского, немецкая Шекспировская премия Альфреда Тепфера и итальянская Гринцане-Кавур. В 1995 году за многолетнюю плодотворную деятельность в области литературы писательница была удостоена почетной докторской степени Гарвардского университета.

«Я получила все премии в Европе, черт бы их побрал. Я в восторге оттого, что все их выиграла, полный набор. Это королевский флеш», — заявила восьмидесятисемилетняя Дорис Лессинг журналистам, собравшимся возле ее дома в Лондоне.

В издательстве «Амфора» вышли следующие книги Дорис Лессинг:

«Расщелина»

«Воспоминания выжившей»

«Маара и Данн»

«Трава поет»

«Любовь, опять любовь»

«Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе»

«Великие мечты»

Цикл «Канопус в Аргосе: Архивы»

«Шикаста»

«Браки между Зонами Три, Четыре и Пять»

«Сириус экспериментирует»

«Создание Представителя для Планеты Восемь»

«Сентиментальные агенты в Империи Волиен»

Готовится к печати:

«Кошки»

* * * 

Оригинальное название:

DORIS LESSING

The Golden Notebook

* * *

Рисунок на обложке

Светланы Кондесюк

---

Я изучающе его рассматриваю — Джек присел на краешек рабочего стола, в руке — наполовину съеденный безвкусный сэндвич; он, невзирая ни на что, похож на оксфордского или кембриджского преподавателя — кем он и был бы, если бы этого хотел. Вид у него довольно-таки мальчишеский: он в очках, он бледен и интеллигентен. И он — порядочный. Да, вот верное определение — порядочный. Но в то же время за ним стоит, и это — одна из составляющих его частей, что можно сказать и обо мне, — прискорбный перечень кровавых дел, убийств, несчастий, предательства и лжи. Он спрашивает:

— Ты плачешь, Анна?

— Я очень легко могу расплакаться, — отвечаю я.

Он кивает и говорит:

— Ты должна поступать так, как подсказывают тебе твои чувства и совесть.

Услышав это, я рассмеялась, потому что это в Джеке заговорили его британская культура, воспитание, его порядочный и совестливый нонконформизм. И он понимает, что вызвало мой смех, и он кивает и говорит:

— Мы все продукты определенного жизненного опыта. Меня вот угораздило прийти в сознание и разум в начале тридцатых годов.

Внезапно я чувствую себя невыносимо несчастной, и я говорю:

— Джек, я пошла работать.

И я возвращаюсь в свою комнату, сажусь за стол, роняю голову на руки и возношу благодарение Богу за то, что наша тупая секретарша вышла пообедать. Я думаю: «Майкл от меня уходит, с этим кончено; и, хотя он сам покинул партию давно, он — часть всей этой истории. И я вот тоже выхожу из партии. Заканчивается определенный жизненный этап. А что же будет дальше? Я ухожу, я так хочу, я ухожу к чему-то новому, и я должна так поступить. Я сбрасываю кожу или заново рождаюсь». Секретарша, Роза, заходит в комнату и видит, как я сижу, положив голову на руки, и спрашивает, не заболела ли я. Я отвечаю, что я сильно недосыпаю и маленько вздремнула. Потом я приступаю к «социальной работе». Я буду по ней скучать, когда уйду из партии: я ловлю себя на мысли: мне будет не хватать иллюзии, что я делаю хоть что-то полезное, и я сама не понимаю, действительно ли я считаю, что это — иллюзия.

Около полутора лет назад в одном из партийных журналов появилась небольшая заметка, уведомляющая читателей о том, что в издательстве «Боулз и Хартли», то есть в нашей фирме, было принято решение публиковать и романы тоже, а не только материалы по социологии, истории и тому подобное, что до той поры являлось единственным содержанием его деятельности. И после этого в нашу контору вдруг хлынули потоком рукописи. Поначалу мы шутили, что, должно быть, все члены партии по совместительству работают писателями-романистами, но очень скоро это перестало звучать как шутка. Потому с каждой рукописью — а было совершенно очевидно, что некоторые из них годами хранились в ящиках стола, — приходило и письмо; и эти письма-то и стали моей работой. Большинство романов — довольно плохи, они либо написаны банальным анонимом, либо попросту людьми несведущими. Но письма — это совсем другая история. Я не раз говорила Джеку, что очень жаль, что мы не можем издать подборку писем, штук пятьдесят или же около того, в качестве отдельной книги. На что он отвечал мне:

«Но, дорогая моя Анна, ведь это было бы антипартийной акцией, что вы такое предлагаете!»

Типичное письмо:

Дорогой товарищ Престон! Я не знаю, что Вы думаете о том, что я Вам посылаю. Я написал это около четырех лет назад. Я это отправлял в ряд обычных «почтенных» издательств — чего тут скажешь! Когда я прочитал, что «Боулз и Хартли» решили поощрять художественное творчество, а не только обычные философские трактаты, я приободрился и решил еще раз попытать счастья. Может быть, это решение долгожданный знак нового отношения к подлинному творчеству в партии? Как бы там ни было, я ожидаю Вашего решения с нетерпением — нет нужды говорить! С товарищеским приветом. P. S. Мне очень трудно находить время для того, чтобы писать. Я — секретарь местной партийной организации (сократившейся за последние десять лет от пятидесяти шести членов до пятнадцати — да и то большинство из этих пятнадцати — члены партии только по названию). Я активно работаю в профсоюзе. Я также секретарь местного музыкального общества, — извините, но я считаю, что такие факты местной культурной жизни достойны внимания, хотя и знаю, что по этому поводу сказали бы в штабе! Я женат, у меня трое детей. Поэтому чтобы написать этот роман (если он заслуживает такого названия!), я вставал каждое утро в четыре часа и писал три часа, до тех пор, пока не просыпались мои дети и моя лучшая половина. А потом — вперед, на работу, о-хо-хо, еще один день адского труда на благо боссов, в данном случае это «Бекли Лтд.», компания по производству цемента. Никогда про них не слыхали? Ну, уж поверьте мне, если б я мог написать роман про них и их деятельность, на меня бы подали в суд за клевету. Чего тут скажешь!

И еще одно:

Дорогой товарищ. С большим страхом и волнением отправляю я вам свои рассказы. От Вас я надеюсь получить честную и справедливую оценку — они слишком много раз возвращались назад ко мне из наших так называемых культурных журналов. Я рад тому, что партия наконец сочла нужным поощрять талант в своей собственной среде, вместо того чтобы произносить речи о культуре на каждой конференции и ничего практического для нее не делать. Все эти тома о диалектическом материализме и истории крестьянских восстаний — все это очень хорошо, но как насчет живой статьи? У меня большой писательский опыт. Я начал писать во время войны (Второй мировой), когда я писал для нашего «Батальонного листка». С тех пор я всегда писал, когда у меня было для этого время. Но есть трения. С женой и двумя детьми (а моя жена полностью согласна с «мудрецами» с Кинг-стрит, что лучше бы товарищи занимались делом и раздавали листовки, а не тратили время на пустую писанину); это означает постоянную битву не только с ней, но и с местными партийными чиновниками, которые все как один приобретают унылый вид, когда я говорю, что мне нужны выходные для того, чтобы писать. С товарищеским приветом.

Дорогой товарищ. Как начать это письмо — большое для меня затруднение, а ведь если я не захочу и забоюсь этих усилий, то я никогда не узнаю, подскажет ли Вам сердце мне любезно помочь или же бросить мое письмо в корзину для бумаг. В первую очередь пишу Вам как мать. Моя семья, как и у тысяч других женщин, сильно пострадала во время завершающих этапов войны, и мне пришлось самой заботиться об обоих своих детях, хотя как раз тогда я закончила писать хронику (не роман) о моей юности, о которой очень высоко отзывалась читательница одного из наших лучших издательств (боюсь, капиталистических, и надо принимать во внимание возможные предрассудки — я не скрывала своей политической веры!). Но с двумя своими детьми на руках я должна была оставить всякую надежду на самовыражение в слове. Мне очень повезло, и я получила должность экономки у вдовца с тремя детьми, и вот пять лет мы жили безбедно, а потом он женился во второй раз (это был не самый умный поступок, но речь сейчас совсем не об этом) и я оказалась ему больше не нужна в хозяйстве и мне и моим детям пришлось от него уехать. Потом я устроилась работать в приемную к зубному врачу, и на десять фунтов в неделю мне надо было прокормить своих детей и саму себя и сохранить внешнее подобие благополучной жизни. Теперь мои мальчики оба работают и мое время неожиданно снова принадлежит мне. Мне сорок пять лет, но я восстаю против мысли, что моя жизнь закончена. Друзья и/или товарищи говорят мне, что мой долг — посвятить все свободное время, которое у меня есть, партии (которой я оставалась верной в своих мыслях, несмотря на отсутствие времени для того, чтобы приносить практическую пользу). Но — смею ли я признаться в этом? — в моих мыслях о партии много смущения, и часто они негативные. Я не могу примирить веру своей юности в славное будущее человечества с тем, что мы читаем (хотя, конечно же, в капиталистической прессе — но, похоже, это тот случай, когда не бывает дыма без огня?), и я считаю, что будет лучше, если я прислушаюсь к своей истинной сущности и стану писать. Между тем, время проходило в повседневных домашних хлопотах и в трудах по добыванию хлеба насущного, и я утратила связь с прекрасными сторонами жизни. Пожалуйста, посоветуйте, что мне следует читать, как мне следует развиваться, и как я могу наверстать упущенное время. С братским приветом. P. S. Оба моих сына закончили среднюю школу, и оба, я боюсь, сильно превосходят меня в своих знаниях. От этого у меня появилось чувство неполноценности, с которым бывает очень трудно справиться. Я буду признательна Вам больше, чем я могу сказать, если Вы любезно мне поможете и что-нибудь мне посоветуете.

Я целый год отвечала на эти письма, встречалась с писателями, давала практические советы. Например, я приглашала в Лондон тех людей, которым приходится биться со своими местными партийными чиновниками за время, необходимое им для того, чтобы писать. Мы с Джеком приглашали их куда-нибудь на ленч или на чай и говорили им (Джек в таких случаях незаменим, потому что он занимает в партии высокое положение), что они должны бороться с этими чиновниками, должны настаивать на том, что имеют право на свободное время. На прошлой неделе я отвела одну женщину в юридическую консультацию, с тем чтобы ее там проконсультировали относительно развода с мужем.