Дорис Лессинг - Золотая тетрадь

• Название: Золотая тетрадь
• Автор: Дорис Лессинг
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-01068-8 (рус.), 978-0-00-724720-2 (англ.)

История Анны Вулф, талантливой писательницы и убежденной феминистки, которая, балансируя на грани безумия, записывает все свои мысли и переживания в четыре разноцветные тетради: черную, красную, желтую и синюю. Но со временем появляется еще и пятая, золотая, тетрадь, записи в которой становятся для героини настоящим откровением и помогают ей найти выход из тупика.

Эпохальный роман, по праву считающийся лучшим произведением знаменитой английской писательницы Дорис Лессинг, лауреата Нобелевской премии за 2007 год.

* * *

Аннотация с суперобложки 1

Творчество Дорис Лессинг (р. 1919) воистину многогранно, среди ее сочинений произведения, принадлежащие к самым разным жанрам: от антиколониальных романов до философской фантастики. В 2007 г. Лессинг была присуждена Нобелевская премия по литературе «за исполненное скепсиса, страсти и провидческой силы постижение опыта женщин».

Роман «Золотая тетрадь», который по праву считается лучшим произведением автора, был впервые опубликован еще в 1962 г. и давно вошел в сокровищницу мировой литературы. В основе его история Анны Вулф, талантливой писательницы и убежденной феминистки. Балансируя на грани безумия, Анна записывает все свои мысли и переживания в четыре разноцветные тетради: черная посвящена воспоминаниям о минувшем, красная — политике, желтая — литературному творчеству, а синяя — повседневным событиям. Но со временем появляется еще и пятая, золотая, тетрадь, записи в которой становятся для героини настоящим откровением и помогают ей найти выход из тупика.

«Вне всякого сомнения, Дорис Лессинг принадлежит к числу наиболее мудрых и интеллигентных литераторов современности». PHILADELPHIA BULLETIN

* * *

Аннотация с суперобложки 2

Дорис Лессинг (р. 19119) — одна из наиболее выдающихся писательниц современности, лауреат множества престижных международных наград, в числе которых британские премии Дэвида Коэна и Сомерсета Моэма, испанская премия принца Астурийского, немецкая Шекспировская премия Альфреда Тепфера и итальянская Гринцане-Кавур. В 1995 году за многолетнюю плодотворную деятельность в области литературы писательница была удостоена почетной докторской степени Гарвардского университета.

«Я получила все премии в Европе, черт бы их побрал. Я в восторге оттого, что все их выиграла, полный набор. Это королевский флеш», — заявила восьмидесятисемилетняя Дорис Лессинг журналистам, собравшимся возле ее дома в Лондоне.

В издательстве «Амфора» вышли следующие книги Дорис Лессинг:

«Расщелина»

«Воспоминания выжившей»

«Маара и Данн»

«Трава поет»

«Любовь, опять любовь»

«Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе»

«Великие мечты»

Цикл «Канопус в Аргосе: Архивы»

«Шикаста»

«Браки между Зонами Три, Четыре и Пять»

«Сириус экспериментирует»

«Создание Представителя для Планеты Восемь»

«Сентиментальные агенты в Империи Волиен»

Готовится к печати:

«Кошки»

* * * 

Оригинальное название:

DORIS LESSING

The Golden Notebook

* * *

Рисунок на обложке

Светланы Кондесюк

---

— Но это действительно абсурдно, — сказал Пол, и в его голосе прозвучало искреннее смущение. Мы проследили за его взглядом. В бесчисленной армии совокупляющихся кузнечиков выделялись две пары. В одной — гигантское, могучего вида насекомое, как поршень, закрепленный на огромных пружинах ног, а на его спине — крошечный беспомощный партнер, неспособный вскарабкаться на нужную высоту. А в паре, стоявшей рядом с этой, все было наоборот: крошечный, яркий, жалобный кузнечик, а на нем — давящее, расплющивающее и почти сокрушающее его гигантское, мощное, неистовое насекомое.

— Я попытаюсь провести небольшой научный эксперимент, — заявил Пол.

Он, осторожно ступая, стараясь не передавить кузнечиков, отошел к обочине, где росла высокая трава, положил на землю ружье и сорвал травинку. Он опустился на одно колено, в песок, смахивая в сторону насекомых уверенными и безразличными движениями руки. Он аккуратно снял тяжеловесное насекомое с его крошечного товарища. Но в то же мгновение, совершив один точный и в высшей степени удивительный с точки зрения проявленной решимости скачок, большой кузнечик вернулся на то самое место, где он только что находился.

— Для проведения операции понадобятся двое, — провозгласил Пол.

Джимми тут же выдернул из земли стебелек для себя и занял место рядом с Полом, хотя на его лице и было написано мучительное отвращение, вызванное необходимостью приблизиться к кишащей массе насекомых. Двое молодых людей теперь стояли на коленях и совершали манипуляции травинками. Я, Вилли и Мэрироуз стояли рядом и наблюдали. Вилли хмурился.

— Как все это фривольно, — иронично обронила я.

В то утро мы с Вилли, как обычно, не очень ладили между собой, но, несмотря на это, он разрешил себе улыбку, он мне улыбнулся и, искренне дивясь происходящему, он мне сказал:

— А все же интересно.

И мы друг другу улыбнулись, с любовью, но и с болью, потому что такие вот мгновения нам выпадали очень редко. А Мэрироуз, стоявшая по другую сторону от коленопреклоненных мальчиков, внимательно за нами наблюдала, наблюдала с завистью и с болью. Ей казалось, что перед ней — счастливая пара, и она чувствовала себя забытой и покинутой. Я не могла этого вынести и, оставив Вилли, я пошла и встала рядом с Мэрироуз. Мы с ней склонились над спинами мальчиков и стали смотреть, что будет дальше.

— Давай, — сказал Пол.

Он снова приподнял своего монстра и снял его со спины маленького насекомого. Но Джимми сделал неловкое движение, у него не получилось, и, прежде чем он успел еще раз попытаться это сделать, большое насекомое, которым занимался Пол, опять решительно вернулось в свою исходную позицию.

— Ах ты идиот, — сказал Пол, раздраженно.

Наружу вырвалось то раздражение, которое обычно он подавлял, поскольку знал, как обожает его Джимми. Джимми выронил травинку и обиженно рассмеялся; он пытался скрыть свою обиду — но Пол уже схватил обе травинки, быстрым движением он снял тех насекомых, что были сверху, и большое и маленькое, с двух других, и так же быстро поменял их местами. И получились две прекрасные пары: пара больших и пара маленьких кузнечиков.

— Ну вот, — сказал Пол. — Вот вам научный подход. Как аккуратно. Как просто. И насколько эффективно.

Так мы там и стояли, все пятеро. Мы стояли и созерцали торжество здравого смысла. А потом мы опять принялись хохотать, мы хохотали безудержно, не в силах остановиться, все, даже Вилли; потому что все это было совершенно абсурдно. А в это время вокруг нас, повсюду, тысячи и тысячи ярко раскрашенных кузнечиков усердно трудились над продолжением своего рода, и без малейших к тому усилий с нашей стороны. И даже наш маленький триумф скоро закончился, потому что большое насекомое, которое сидело на другом большом насекомом, упало на землю, и тут же то, которое до этого было снизу, взгромоздилось на него, или же — на нее.

— Как непристойно, — серьезно сказал Пол.

— У нас нет доказательств, — подхватил Джимми, стараясь попасть в тон своему другу, стараясь повторить ненавязчивую серьезность его голоса, но не справляясь с этим, потому что его голосу всегда недоставало легкости, он звучал слишком резко или чрезмерно возбужденно. — У нас нет доказательств, что в том, что мы называем естественной природой, порядка больше, чем у нас. Какие имеются у нас доказательства того, что все эти — все эти миниатюрные троглодиты аккуратно расположились так, что самец всегда находится на самке? Или даже, — дерзко прибавил он, непоправимо неверным тоном, — что в каждой паре обязательно есть самка и самец? Мы не знаем, может быть, мы наблюдаем полный разгул и пиршество разврата: самцы с самцами, самки с самками…

Он поперхнулся сдавленным смешком. И, глядя на его разгоряченное, смущенное и умное лицо, мы видели, что Джимми никак не может взять в толк — ну почему же ничто из сказанного им (или из того, что он мог бы при случае сказать) никак не может прозвучать так просто и легко, как все, что говорит Пол. Ведь если б этой же тирадой разразился Пол, а он вполне мог бы это сделать, мы все бы хохотали. А вместо этого нам стало всем неловко, мы остро ощущали, что окружены этими уродливыми, карабкающимися друг на друга насекомыми.

Внезапно Пол вскочил на ноги и растоптал сначала пару монстров, чье спаривание он только что собственноручно организовал, а потом — и пару малышей.

— Пол, — сказала Мэрироуз, потрясенно разглядывая раздавленное месиво из ярких крыльев, глаз, какой-то белой клейкой массы.

— Типичная реакция сентиментального человека, — произнес в ответ Пол, преднамеренно пародируя Вилли (который улыбнулся, признавая, что он понимает, что это его передразнивают). Но продолжил Пол вполне серьезно:

— Дорогая Мэрироуз, ближе к ночи, хорошо, давай немного отодвинем планку, ближе к завтрашней ночи, почти никого из этих штучек не останется в живых, — и та же участь ждет и твоих бабочек.

— О нет, — с мукой в голосе сказала Мэрироуз, глядя на танцующие легкие облака бабочек, однако избегая смотреть на кузнечиков. — Но почему?

— Потому что их слишком много. Только представь, что произошло бы, останься все они жить? Это бы превратилось в настоящее нашествие. Отель «Машопи» исчез бы под ползущей и сметающей все на своем пути массой кузнечиков, которая бы сровняла его с землей, в то время как невероятно более зловещие орды бабочек сплясали бы победный танец над телами мистера и миссис Бутби и их достигшей брачного возраста дочери.

Обиженная и побледневшая Мэрироуз отвела глаза от Пола. Мы все знали, что она думает о погибшем брате. В такие мгновения она выглядела абсолютно одинокой, так что нам всем нестерпимо хотелось ее обнять.

Но, несмотря на это, Пол продолжил, начав на этот раз с пародии на Сталина:

— Это самоочевидно, это само собой разумеется — и на деле вообще нет нужды все это говорить, так зачем же я так утруждаюсь? Как бы там ни было, есть ли нужда что-то сказать, или нет ее, все это не имеет к делу отношения. Как всем нам хорошо известно, я утверждаю, что природа расточительна. Немного времени пройдет, а эти насекомые уже убьют друг друга, они погибнут в результате драк, укусов, умышленных убийств, самоубийств, неловких спариваний. Или же их съедят птицы, которые даже сейчас ждут, когда мы уберемся с места действия и они смогут наконец начать свой пир. Когда мы вновь вернемся на этот приятный и восхитительный курорт, в следующий уикэнд, или если наши политические обязанности нас задержат, то — через раз, мы станем совершать свои столь строго регламентированные прогулки по этой вот дороге и увидим, возможно, одного, ну или же пару этих восхитительных зеленых с красным насекомых, занятых своим обычным делом — прыжками по траве, и мы подумаем: ну до чего ж они прелестны! И нас не сильно будут беспокоить миллионы трупов, которые даже тогда все еще будут медленно тонуть в песке, верша свой путь к месту последнего упокоения, повсюду вокруг нас. Я даже не упоминаю бабочек, которые, будучи несравненно более красивыми, навряд ли более полезны и по которым мы будем так активно и прилежно скучать — в свободное от декадентских и столь для нас обычных развлечений время.

Мы не понимали, зачем Пол нарочно проворачивает нож в ране Мэрироуз — в ее мыслях о смерти брата. Она болезненно улыбалась. И Джимми, которого постоянно терзал страх, что он разобьется, что его убьют, слегка усмехался, натянуто и криво, как и Мэрироуз.

— Что я вам хочу сказать, товарищи…

— Мы знаем, что ты хочешь сказать, — перебил его Вилли, рассерженно и грубо. Возможно, именно из-за таких моментов, как этот, он и был «фигурой, исполняющей роль отца» нашей компании, как Пол это называл. — Довольно, — сказал Вилли. — Пойдемте за голубями.

— Это само собой разумеется, это самоочевидно, — сказал Пол, возвращаясь к излюбленным фразам Сталина из его вступительных речей для того, чтобы отстоять перед Вилли самого себя, — что мой хозяин мистер Бутби так и останется без пирога, если мы и дальше будем вести себя столь же безответственно.