Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Совет у германцев. Рим. Колонна Антонина

выше других членов общины не в силу существовавшего по­ложительного права, но в силу естественного преимущества, которое дается при выборах сыновьям выдающихся отцов и которое превращается затем в привычку выбирать на место умершего прежнего деятеля его сына. В этих семействах на­капливались вследствие дележа добычи, получения дани, по­дарков и военнопленных большие для германцев богатства, позволявшие им держать при себе свиту свободных людей, смелых воинов; они были обязаны жизнью и смертью своему господину и жили рядом с ним как соучастники в его богат­ствах. Народные собрания каждой народности выбирали из этих фамилий «князей», или «предводителей», которые разъезжали по округу, производя суд, входили в сношения с чужими государствами, и один из них должен был во время войны брать на себя высшее командование.

Из этих политическо-социальных установлений старых гер­манцев Дельбрюк выводит очень правильно историческую сущ­ность их военной организации. Они располагали в широком объеме двумя источниками военной силы: храбростью и теле­сной мощью отдельных воинов, с одной стороны, тактической силой, твердой связью между отдельными воинами — с дру­гой. При суровой, варварской первобытной жизни, постоян­ной борьбе с дикими животными и соседними племенами каж­дый из них достигал высокой личной храбрости, и сплочен­ность каждой общины, являвшейся в одно и то же время земля­чеством и родом, хозяйственным товариществом и военным союзом, руководимой вождем, авторитет которого распрост­ранялся над всем жизненным укладом, над всем существовани­ем как в мирное, так и в военное время,— сплоченность подоб­ной германской сотни под руководством их гунно вырабаты­вала такую крепость, которой не могла создать даже самая строгая дисциплина римского легиона.

Германцы не обучались, гунно вряд ли имел определенную, во всяком случае серьезную власть наказания; даже само понятие специальной военной дисциплины было чуждо германцам. Но неразрывное единство всего существования, это естественное единство, было сильнее искусственного единства, которого мог­ли достигнуть римляне дисциплиной. По внешней сплоченности выступлений, передвижений и атак, по выправке и строю римс­кие центурии превосходили германские сотни; по взаимному до­верию, по внутренней спайке, по моральной силе германцы были сильнее, и даже настолько сильны, чтобы остаться несокруши­мыми при внешнем беспорядке, при полном расстройстве и вре­менном отступлении, чего не может дать даже самая строгая дис­циплина. Каждый призыв гунно — о приказании в строгом смыс­ле слова не приходится говорить — встречал немедленное повиновение, так как всякий знал, что ему будут повиноваться все остальные. Характерной слабостью каждой недисциплини­рованной толпы воинов является паника, но германские сотни могли быть даже и при отступлении остановлены и снова двину­ты в наступление по одному слову своего предводителя.

Из сущности старогерманской военной организации рож­далась ее форма — четырехугольник (каре), тесно сплоченная масса, одинаково сильная со всех сторон, не только с фронта и тыла, но и с флангов. Каре являлось основным тактическим построением у германцев, как фаланга у греков и римлян. Дель­брюк думает, что обе формы не представляют безусловного противоречия друг другу; это не только правильно, но может быть распространено до положения, что фаланга есть то же каре, лишь на более высокой ступени своего исторического развития. В своей первой книге Дельбрюк не рассматривает вопроса о происхождении фаланги; это объясняется тем, что мы не имеем относительно этого никаких исторических дан­ных. Но мимоходом он указывает на то, что она развилась из многих одиночных боев, что так же невероятно, как и выража­емое им мнение, что германские родовые союзы возникли из отдельных семейств.

Стоит лишь посмотреть на разницу между фалангой и каре, как ее излагает сам Дельбрюк, чтобы тотчас же признать, что развитие средств производства привело к развитию фаланги из каре. Преимущество тонкой фаланги перед глубоким каре состо­яло в том, что она могла ввести в бой гораздо больше бойцов и оружия. 10 000 чел. в 10-шеренговой фаланге имели в первой шеренге 1000 чел., тогда как каре той же силы имело 100 чел. в глубину и 100 чел. по фронту. Таким образом, фаланга могла охватывать; если каре не пробивало ее немедленно, оно очень быстро могло быть окружено со всех сторон. Эта разница нахо­дит объяснение в том факте, что греки и римляне в то время, когда они появились в истории со своей фалангой, обладали уже разви­той индустрией, облегчавшей им более широкое производство оружия; наоборот, у германцев как раз в этом отношении дело обстояло очень плохо в тот момент, когда они вступили в исто­рию со своим каре; они принуждены были иметь узкий фронт, так как у них было лишь очень ограниченное количество хорошего вооружения и они стремились восполнить этот недостаток тем, что делали возможно неотразимее первый массовый удар.

С другой стороны, развитие индустрии у греков и римлян разрушало примитивное первобытное единство, которым был пропитан весь быт германцев. Греко-римская фаланга могла счи­таться разбитой, как только она была разорвана. Германцы го­раздо скорей могли потерять всякий внешний порядок, но мог­ли беспорядочными группами и совершенно разрозненно на­ступать или отступать среди скал и лесов. Душа тактической части сохранялась неизменной; сохранялись внутренняя связь, взаимное доверие, умение действовать в подчинении инстинкту или призыву вождя. Германцы не только были пригодны для правильной битвы, но особенно годились для рассыпного боя, для нападения в лесу, для засад, притворных отступлений и во­обще для малой войны всякого рода.

Вести малую войну на германской земле римляне не отважи­вались и даже не пытались. Завоевание суровой негостеприим­ной страны привлекало их очень мало. Им нужно было задушить германскую свободу лишь для того, чтобы защитить завоеван­ную Галлию от нападения германских варваров. Если бы они мог­ли надеяться смирить дикий народ подавляющим количеством своих войск, то перед ними, как самое большое затруднение, вста­вал вопрос о продовольствии, и притом в такой форме, которой не знал Цезарь при завоевании плодородной и богатой Галлии. Прокормить большое войско в глубине Германии было очень трудно; страна с таким скудным земледелием могла дать лишь

очень мало, а продовольственным обозам приходилось прохо­дить большие расстояния по проселочным дорогам — это требо­вало мощного аппарата,— что было особенно затруднительно в такой стране, как тогдашняя Германия, где совершенно отсут­ствовали искусственные дороги.

И действительно, при первой же попытке продвинуться в глубь страны римский полководец Друз должен был вернуться обратно. Он создал себе двойную базу на водном пути. Прежде всего он провел канал из Рейна в Иссель, позволивший ему про­никнуть через Цвидерское озеро прямо к берегам Северного моря, Fossa Drusiana (Друзианский ров), существующий и до сих пор; затем он использовал как водный путь р. Липпе, впада­ющую в Рейн как раз напротив главной крепости римлян на Нижнем Рейне, у лагеря Фетера (Биртен) при Ксантене. Вес­ной, а также в течение известной части года р. Липпе может быть использована как водный путь, почти до самых своих вер­ховьев; поднявшись по ней, Друз построил на том месте, где она становится уже несудоходной, небольшую крепость Ализо, служившую складом. Дельбрюк доказывает блестящим об­разом, что эта прославленная крепость не могла ни в коем слу­чае быть средством для покорения и усмирения соседних народ­ностей. «Германцы представляли собой нечто иное, чем хотя бы современные негры, которых можно держать в покорности на большом пространстве, посылая лишь небольшие экспеди­ции из укрепленного пункта». Но как склад Ализо имел свой смысл: если римское войско пользовалось водным путем для своего обслуживания, то этот водный путь нуждался в конеч­ном пункте, где челны выгружали бы свой груз, а провиантс­кие обозы препровождали бы его дальше в глубь страны. Если бы рожь и муку надо было везти не с Рейна, но нагружать за 150 километров по прямому измерению, ведение войны в Сред­ней Германии было бы совершенно немыслимым.

Способом же, указанным выше, завоевание Германии мог­ло казаться возможным. Друз принудил береговые народно­сти к признанию римского владычества, а после него Тиверий привел к покорности все племена до границ Эльбы, не прибе­гая к большим боям. Объяснения этого поразительного факта Дельбрюк ищет, по примеру Ранке, в том, что германцы броси­лись в объятия Друза и Тиберия из страха перед большим ко­ролевством, основанным в Богемии князем маркоманнов Марбодом, распространившим уже свои владения за Нижнюю Эль­бу, так же, как галлы, из страха перед королевством Ариовиста, бросились в объятия Цезаря. Римляне пришли как союзники, и