Виталий Носков - Спецназ. Любите нас, пока мы живы

• Название: Спецназ. Любите нас, пока мы живы
• Автор: Виталий Носков
• Издательство: АСТ, Астрель-СПб
• Жанр: О войне
• Год: 2007
• ISBN: 5-17-042900-2, 5-9725-0827-3

Вернувшись домой после боевых действий в Чечне, наши офицеры и солдаты на вопрос «Как там, на войне?» больше молчат или мрачно отшучиваются, ведь война — всегда боль душевная, физическая, и сражавшиеся с регулярной дудаевской армией, ичкерийскими террористами, боевиками российские воины не хотят травмировать родных своими переживаниями. Чтобы смысл внутренней жизни и боевой работы тех, кто воевал в Чечне, стал понятнее их женам, сестрам, родителям, писатель Виталий Носков назвал свою документальнохудожественную книгу «Спецназ. Любите нас, пока мы живы». Автор, не раз находившийся в боевых порядках собровцев, не просит для своих героев любви — ни у государства, ни у друзей, ни у суженых, но требует ее для тех, кто погиб за Россию.

---

Когда наши бэтээры выстроятся в колонну, а на собровском слэнге — «в ниточку», нам будет не хватать прикрытия с воздуха. Но вслух об этом никто не скажет. Надо марку держать. Ведь мы — спецназ Управлений по борьбе с организованной преступностью. «Рэксы», — как называют нас чеченцы-боевики.

За эту дождливую ночь землю под станицей Червленной, словно намылили. Водителям, пока до асфальта не доберутся, придется несладко. А уж потом — только по-разбойничьи ветер в ушах засвистит.

Москвичи и несколько курганцев сановито рассаживаются на броне бэтээра под названием «Гоша». Перед их посадкой я успел спросить — в честь кого наименовали. И Иван Кондратов, улыбнувшись, сказал, что так зовут собаку их боевого товарища Андрея Сионова. Пес-лабрадор, добродушный, верный, веселый, остался в Москве, и чтобы Андрей не сильно по нему тосковал, решили Гошу по просьбе Сионова увековечить. Теперь он у Андрея все время, как бы перед глазами.

Подполковники Миронов и Родькин установили радиообмен. Наши два бэтээра вышли проводить солдаты внутренних войск сибирского полка — у них белый медведь на рукавах камуфляжей. Эти пацаны любят бывать возле курганской палатки: их интерес к нашему специальному оружию по-детски восторженный, бесконечный. С особенной радостью они воспринимают разрешение сфотографироваться с СВД, Вээсэсом, пистолетом-пулеметов ПП-93, с Апээсом — пистолетом Стечкина.

Пацаны провожают нас на операцию с откровенной завистью. Их девятнадцатилетние бесхитростные физиономии печальны. Им снова оставаться в расположении, ходить в наряды, есть опостылевшую кашу и переживать за нас — собровцев, к которым солдаты относятся, как к старшим братьям. Они не знают — куда и на какое дело мы выезжаем. Мы видим, с какой романтичной серьезностью они, вылезая на дождь из палаток, нас провожают, но нет за нами пока никаких особенных подвигов. Главное наше достижение, что мы ещё ни разу не брали с собой этих мальчишек-солдатиков из рабоче-крестьянских внутренних войск. В перестрелке на Тереке, когда по нам били с правого берега из нескольких пулеметов, а потом даже нанесли минометный удар, мы справились сами двумя собровскими отделениями, загасив огневые точки. Даже в эфир не вышли, что подверглись обстрелу. А когда вражеский АГС изъяли, мы милостиво по-соседски записали его обнаружение на офицера-разведчика из ВВ, который был с нами на выходе. Желающих посмотреть на чеченский АГЭЭС, потрогать его солдатская очередь выстроилась, как в Мавзолей.

Головным пошел бэтээр москвичей из СОБРа ГУОП. По левую руку осталось позади вытянутое, как пожарный рукав, глубокое озеро. Мы подозревали, оно хранило в себе немало криминальных тайн чеченского участия во власти, Именно я нашел на плоском озерном берегу осколки лобового стекла «Жигулей». Немало таких машин с седоками, неугодными дудаевцам, пропало на дорогах Ичкерии. Людей убивали или уводили в горы, а легковушки топили — была такая оперативная информация. Но чтобы её проверить, нужны акваланги, легкие водолазные костюмы, а у собровцев, командированных в стреляющую республику, не было даже резиновых лодок, с помощью которых можно было проверить многочисленные, поросшие кустарником и камышом островки, где нас ждал не один десяток бандитских схронов.

Когда идешь на броне, впечатление от тебя и других: сидящих тесно людей, ощетинившихся стволами автоматов и пулеметов, что над пешеходами и другими мирно передвигающимися, нависает грозная, всемогущая сила — милующая и карающая. Когда она на тебя, как торнадо надвигается, кажется, что эта сила неуязвима. А на самом деле нет цели более беспомощной, чем бэтээр, усыпанный военнослужащими, сидящими на броне и внутри корпуса. Таящийся в засаде гранатометчик одним-единственным выстрелом может в корне изменить судьбу передвигающихся на броне. Поэтому, идя на задачу, каждый из нас держит, как у нас говорят, свой сектор, то есть все мы несем ответственность за машину и десант.

Пасмурное, изрыгающее холодную воду небо, в это утро низкое и такое тяжелое, словно на наших плечах лежат патронные ящики, неожиданно начинает светлеть. На это Иван, хозяин антикварной каски, прикрывающий с пулеметом ПК тыл московского бэтээра, улыбается мне и показывает большой палец: дескать, дождь скоро кончится и все будет ништяк. Я, удовлетворенный прогнозом, киваю ему головой. Иван понравился мне не только потому, что спросил, как я отношусь к казакам? Я ответил, что с большой любовью, Мне нравится, что он едет в чеченскую неизвестность с каким-то видимым удовольствием. Все москвичи, за которыми я с интересом наблюдал, мчались на броне, не замечая дождя, перешучиваясь, в то же время цепко ощупывая взглядом свои сектора. Воротники их утепленных камуфлированных курток были подняты, черные шапочки-боевки, модные среди спецназовцев всех родов войск, были низко надвинуты на глаза, чтобы не застудить лоб. Собровцы ГУОП шли на цель без видимого волнения, хотя в палатке при анализе обстановки я, вместе с Родькиным участвовавший в рекогносцировке, во всех подробностях, с карандашом в руке доложил возле карты, что боевиков, отдыхающих, залечивающих раны после январских боев Грозном может быть не сорок, а все восемьдесят и они могут вступить в бой.

Дорога на Шелковскую была пустынна, поэтому наш водитель Мишаня, которому в оперативных интересах было разрешено носить длинные, заплетенные в косичку, волосы, неожиданно поддал газу и какое-то время, чтобы показать себя, он, оперуполномоченный курганского СОБРа, с звучным погонялом — «батюшка» промчался рядом с московским бэтээром голова в голову. Но Родькин, любящий дисциплину, очень ответственный, спустившись в броню, прекратил это безобразие. И бронетранспортер Гоша снова помчался по безлюдному шоссе во главе ниточки. Хотя москвичи были у нас как бы в гостях, и это мы должны были вести их по территории, находящейся под нашим контролем. Но подполковник Миронов, ответственный за ход операции, поступал, как считал нужным, а мы ему подчинялись.

Бэтээры шли талантливо легко, мягко пружиня всеми восемью колесами, Башенные пулеметы были задраны высоко вверх. То, что КПВТ московского, бэтээра был заблокирован, можно сказать, завален тесно сидящими друг к другу офицерами, было неправильно. По своей срочной службе в ВВ я знал, что у операторов, находящихся внутри брони, пулеметы должны были ходить по кругу свободно, чтобы, найдя цель, немедленно открыть огонь.

Когда я видел, как беспечно люди ведут себя на броне, порой бэтээры напоминали мне елку, украшенную игрушками, у меня сердце кровью обливалось. Ни одна таким образом обсаженная военнослужащими машина не имела сил защитить их шквальным огнем, на который была способна. У нашей Акулы хобот КПВТ был свободен, мы, седоки, концентрировались в основном за башней. Только Родькин сидел, свесив ноги в командирский люк, всегда готовый нырнуть в спасительную, но только от автоматного огня броню.

На перекрестке дорог нас ожидала остальная бронетехника сводного отряда СОБР, подошедшие из Грозного и Шелковской. Меня всегда восхищала постоянная готовность офицеров нашей системы к работе.

При любой погоде они отличались бодрым видом, спецназовской подтянутостью, мгновенной реакцией. Спрыгивать с бэтээров никто не стал, но обмен приветствиями прошел по-спецназовски бурно. Челябинцы были по-прежнему без брони. Их бэтээр, назначенный возить командированных в Шелковскую собровцев, самым непостижимым образом оказался в Моздоке, и ходил теперь под тамошними заслуженными тыловиками. Вернуть его реально воюющим челябинцам не удалось. Ведь главное на войне — это служба тыла. Приехал в Моздок за боеприпасами челябинец Сергей, ему с порога отказывают, а потом, ещё раз изучив заявку, говорят: «Камуфляж твой мне очень понравился». Вернулся Серега, собровский тыловик, в свой запыленный, увешанный для защиты бронежилетами, «Уазик», переоделся в какое-то тряпье и торжественно вручил, чтобы откупиться свой новенький камуфляж моздокской роже, получив в ответ даже укупорку патронов для СВД — безумный дефицит. «Дабы мне было хорошо ради тебя», — живущих по такому ветхозаветному принципу немало толкалось в моздокских коридорах власти, по Ханкале и в аэропорту Северном, где на ночь укрывались представители госаппарата Москвы и Чечни.

Ниточка из семи бэтээров выстроилась так, что московский бэтээр Гоша снова шел впереди, а мы, курганцы, в хвосте. Такой грозной силе, мчавшейся на скорости, здесь на чеченской плоскости засады можно было не опасаться. Это в горах мы даже в таком количестве оставались бы уязвимой мишенью, а здесь на просторе для боевого маневра все условия. Мы, как стадо слонов, затопчем любого противника.

III.

О том, что семь русских бэтээров с десантом идут в сторону Шелковской Доквах получил информацию сразу же, как только собровская нитка попала в поле зрения одинокого пастуха, по которому офицеры только скользнули взглядом. Хвостовой бэтээр — ещё не уменьшился в глазах пастуха, как тот достал из нагрудного кармана видавшего виды плаща с капюшоном японскую портативную радиостанцию и выдал свою тревожную информацию.