Михаил Крепс - О поэзии Иосифа Бродского

• Название: О поэзии Иосифа Бродского
• Автор: Михаил Крепс
• Жанр: Публицистика

---

("В городке, из которого...")38

В данном случае ключевое слово -- Мюнхен -- дано после стихотворения самим автором, который решил облегчить работу читателю.

на эзоповой фене в отечестве белых головок, (в России)

("На смерть друга")39

Феня -- это блатной язык, а "белая головка" -- название водки в 40-х--50-х годах, когда бутылки продавались с белыми шапочками наверху. Возможно, здесь присутствует и второе значение -- "в государстве блондинок".

Я заснул. Когда я открыл глаза,

север был там, где у пчелки жало. (сзади)

("Колыбельная Трескового Мыса")40

... В декабрьском низком

небе громада яйца, снесенного Брунеллески, (купол)

вызывает слезу в зрачке, наторевшем в блеске

куполов,

("Декабрь во Флоренции")41

Здесь речь идет о куполе собора Санта-Мария дель Фиоре, который был исполнен по проекту архитектора Брунеллески во Флоренции. Этот-то купол и представляется в виде яйца в парафразе.

Парафраза может заменять не только существительные, но и другие части речи, например, глаголы:

Навсегда -- не слово, а вправду цифра,

чьи нули, когда мы зарастем травою, (умрем)

перекроют эпоху и век с лихвою.

("Прощайте, мадмуазель Вероника")42

Ежели вам глаза скормить суждено воронам, (погибнуть, быть убитым)

лучше если убийца убийца, а не астроном.

("Мексиканский дивертисмент")43

Иногда выделяют эвфемистические парафразы, т.е. такие, которые содержат намек на традиционно-запретные "нецензурные" сферы человеческой жизни. Приведем пример такой описательной парафразы-эвфемизма у Пушкина:

А завтра к вере Моисея

За поцелуй я не робея

Готов, еврейка, приступить -

И даже то тебе вручить,

Чем можно верного еврея

От православных отличить.

("Христос воскрес")44

Пушкинская парафраза употреблена в шутливом контексте, Бродский же вводит парафразы "неупоминаемых" слов совершенно по другим причинам, диктующимся логическим смысловым материалом, а не с целью шутки или сексуального намека как такового. Так в стихотворении "Дебют",45 в котором говорится о девушке и юноше, в первый раз испытавших телесную близость, парафразы являются частью серьезного контекста весьма отличного от пушкинского:

Она лежала в ванне, ощущая

всей кожей облупившееся дно,

и пустота, благоухая мылом,

ползла в нее через еще одно

отверстие, знакомящее с миром.

Он раздевался в комнате своей,

не глядя на припахивавший потом

ключ, подходящий к множеству дверей,

ошеломленный первым оборотом.

Заметим, что первая парафраза описательная, вторая -- метафорическая. Вообще разделение это, по-видимому, имеет смысл только для литературоведов, для поэта же главная цель -- ввести в текст игру, сказать о чем-то не в лоб, а обиняком, а будет ли при этом использован троп или нет -- неважно, тем более, что образность парафразы скорей случайна, чем сознательно запланирована.

Парафраза -- прием, бросающий вызов читателю, заставляющий его думать. Парафразы Бродского, иногда довольно сложные сами по себе, часто заключены в семантически насыщенный контекст, затрудняющий их понимание при первом чтении, тем более со слуха, -- стихи Бродского вообще мало приспособлены для эстрадного с ними знакомства, как, впрочем, и большинство хороших стихов. Тем более читатель чувствует себя вознагражденным, когда при повторных чтениях смысл стихотворения раскрывается для него. В стихотворении "Сонет"46 парафраза является его семантическим центром и, приведенная вне контекста, теряет значительную часть своей семантики, поэтому даем текст полностью:

Как жаль, что тем, чем стало для меня

твое существование, не стало

мое существованье для тебя.

...В который раз на старом пустыре

я запускаю в проволочный космос

свой медный грош, увенчанный гербом,

в отчаянной попытке возвеличить

момент соединения... Увы,

тому, кто не умеет заменить

собой весь мир, обычно остается

крутить щербатый телефонный диск,

как стол на спиритическом сеансе,

покуда призрак не ответит эхом

последним воплям зуммера в ночи.

Смысл этой парафразы: я опускаю в телефонный аппарат монетку, чтобы соединиться с любимой. Но это лишь предметный смысл, на деле же "проволочный космос" намного шире телефонного аппарата -- это вся система сложных нитей связи, создающих возможность или невозможность контакта -- пространство, разделяющее героев и одновременно заключающее возможность связи. "Медный грош, увенчанный гербом" -- это тоже не просто монетка, а еще и бесплодность усилия, его безнадежность, -- коннотация, идущая от выражения "гроша медного не стоит". И все это действие -- "отчаянная попытка возвеличить момент соединения", где соединение понимается не только впрямую в терминах телефонной связи, но и метафорически -- соединение любовное, соединение духовное, соединение как акт преодоления пространства. В стихотворении этого соединения не происходит в силу разницы отношения героев друг к другу, данной в экспозиции стихотворения.

Парафраза у Бродского -- это один из приемов семантической компрессии, компактной передачи сложных мыслей, и придание ее примеров в отрыве от контекста в большинстве случаев не дает представления о ее роли в стихотворении. В некоторых же случаях вырванные из контекста примеры просто невозможны для понимания. Например, в стихотворении "Лагуна"47 парафразы связаны как между собой, так и с теми частями текста, к которым они впрямую не относятся.

Начинается стихотворение с экспозиции: дело происходит в пансионе "Аккадемиа" -- название итальянское, следовательно, в одном из итальянских городов; время года -- канун Рождества; точное место действия -- холл гостиницы с его живым и вещным пейзажем -- три старухи с вязанием и клерк с гроссбухом. Во второй строфе появляется и герой стихотворения, глазами которого и дан интерьер гостиницы в первой строфе. О нем говорится в следующих словах:

И восходит в свой номер на борт по трапу

постоялец, несущий в кармане граппу,

совершенный никто, человек в плаще,

потерявший память, отчизну, сына;

по горбу его плачет в лесах осина,

если кто-то плачет о нем вообще.

Под этой описательной конструкцией автор имеет в виду себя -автобиографичность вообще характерная черта Бродского; "граппа", которую герой купил, чтобы отпраздновать Рождество, -- еще одна примета итальянского местного колорита (couleur locale), в конце же строфы появляется ироническая фраза, косвенно вводящая тему России в стихотворение (заметим, что символом России у Бродского является не традиционная березка, а осина). Само выражение "по его горбу осина плачет" -- парафраза, означающая "ему следовало бы понести наказание". Парафраза эта не авторская, а языковая, однако поэт возвращает ей утраченную образность, деэтимологизируя ее добавлением "если кто-то плачет о нем вообще". При этом старая парафраза приобретает второе новое значение: если кто-то и плачет о нем, то это родные осины. С другой стороны, эта новая парафраза означает и "никто о нем не плачет", продолжая тему одиночества постояльца, а в данном случае и иностранца.

Наконец из третьей строфы мы узнаем и конкретный город, в котором происходит действие, -- это Венеция, которая дает нам ключ не только к названию стихотворения -- Веницийская лагуна Адриатического моря, но и образности первых двух строф: пансион плывет к Рождеству, клерк поворачивает колесо, постоялец в свой номер восходит на борт по трапу. Заметим, что эта морская тема будет проходить через все стихотворение. Отметим также ироничность фразы: "пансион "Аккадемиа" вместе со /всей Вселенной плывет к Рождеству пол рокот", где вместо ожидаемого "моря" появляется "телевизора". Ирония -- один из важных приемов поэтики Бродского, чаще всего характерного не для целого стихотворения, а для его частей, ирония вклинивается в серьезное, вступает с ним в определенные, смыслообогащающие отношения.

В первых трех строфах "Лагуны" дано перемещение постояльца в пространстве --- холл, лестница, номер. Описание последнего включает две парафразы, которые было бы трудно поднять без первых двух строф: "коробка из-под /случайных жизней", т.е. отель, пансион, и "набрякший слезами, лаской, /грязными снами сырой станок", т.е. кровать в номере ("станок" в молодежном жаргоне 60-х годов означал "постель, койка"). Обе парафразы в высшей степени выразительны, во второй из них проявляется оригинальная черта образности Бродского, связанная с мыслью о том, что на вещах остаются не только следы других вещей -- материального, но и чувства, взгляды, мысли и подобные нематериальные явления, которые приходят в соприкосновение с данной вещью (ср. "Пальцы со следами до-ре-ми",48 "Взгляд оставляет на вещи след"49 и т.п.); в этой же строфе продолжается "морская образность" -- люстра представлена осьминогом, трельяж зарос ряской, станок сырой из-за влажности морского климата. Морская образность продолжается и в следующей строфе: канал наполняется ветром, как ванна (водой), лодки качаются, как люльки, в окне шевелит штору звезда морская -- сочетание, одновременно реализующее понятие небесного тела и морского животного. Нарушены здесь и другие традиционные черты рождественской символики: лодки-люльки ассоциируются с Вифлеемскими яслями, но над ними встает не привычный вол, а рыба -животное, чуждое рождественской легенде -- это значение чуждости усиливается самим употреблением иностранного слова -- фиш. Тем не менее это все же Рождество и "фиш" какой-то гранью входит в его сферу -- это, с одной стороны, предок всех сложных биологических существ, в том числе и вола и человека (вспомним фиш, выходящую на кривых ногах из воды в "Колыбельной Трескового Мыса"), с другой стороны, рыба -- прообраз Христа -- смысл, реализующийся в парафразе "предок хордовый твой, Спаситель". Вспомним, что рыба была самым ранним символом Христианства и само слово рыба (по-гречески ихтис) расшифровывалось греками как криптограмма, составленная из начальных букв выражения "Иисус Христос Божий Сын, Спаситель". Наконец, в этой цепочке морских символов Звезда Волхвов получает название морской звезды.