Джон Конноли - Книга потерянных вещей

• Название: Книга потерянных вещей
• Автор: Джон Конноли
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49509-2

Притча, которую нам рассказывает автор международных бестселлеров англичанин Джон Коннолли, вполне в духе его знаменитых детективов о Чарли Паркере. Здесь все на грани — реальности, фантастики, мистики, сказки, чего угодно. Мир, в который попадает двенадцатилетний английский мальчик, как и мир, из которого он приходит, в равной мере оплетены зловещей паутиной войны. Здесь, у нас, — Второй мировой, там — войны за обладание властью между страшным Скрюченным Человеком и ликантропами — полуволками-полулюдьми. Само солнце в мире оживших сказок предпочитает светить вполсилы, и полутьма, которая его наполняет, населена воплотившимися кошмарами из снов и страхов нашего мира. И чтобы выжить в этом царстве теней, а тем более одержать победу, нужно совершить невозможное — изменить себя…

---

Они привязали на площади у ворот старую корову как приманку для Бестии, но ничего не случилось ни в первую ночь караула, ни во вторую. Уставшие люди принялись ворчать пуще прежнего. Снег все падал и падал, мороз крепчал и крепчал. Из-за метели дозорные на стенах едва различали лес за полями. Некоторые начали открыто выражать недовольство:

— Все это зря.

— Эта тварь замерзла не меньше нашего. Она не полезет сюда в такую погоду.

— Возможно, никакой Бестии вовсе не существует. Что, если на Итона напал волк или медведь? Мы знаем о ней только со слов этого бродяги, утверждающего, будто он видел мертвых солдат.

— Кузнец прав. Вдруг это обычное надувательство?

Флетчер пытался их образумить.

— А к чему такой обман? — спрашивал он. — Он один, если не считать мальчишку. Он не может убить нас, пока мы спим, или украсть что-то ценное. Если он затеял это ради пропитания, ему тут особо не разжиться. Не теряйте веры, друзья, будьте терпеливы и бдительны.

Ропот поутих, но люди слишком мерзли и были подавлены, тем более без жен и детей.

Дэвид все время проводил с Роландом, спал рядом с ним в редкие минуты отдыха и обходил укрепления, когда наступало время нести вахту. Теперь, после того как стену укрепили, насколько было возможно, Роланд разговорами и шутками ободрял защитников деревни, будил тех, кто клевал носом, и подбадривал павших духом. Он понимал, что сейчас им тяжелее всего, ибо нет ничего томительней ожидания. Наблюдая за тем, как он обходит посты и руководит обороной деревни, Дэвид усомнился, не лукавит ли Роланд, утверждая, что он всего лишь простой солдат. Роланд выглядел скорее командиром, хотя и странствовал в одиночестве.

Во вторую ночь они сидели на сваленных в кучу у большого костра плащах. Роланд уговаривал Дэвида поспать в одной из ближайших хижин, но никто из защитников не спешил уходить, а Дэвиду не хотелось выглядеть слабее других, получив такое предложение, пусть даже его отказ означал сон на морозной улице. Пламя костра озаряло лицо солдата, отбрасывая резкие тени, подчеркивая скулы и углубляя глазные впадины.

— Как вы думаете, что случилось с Рафаэлем? — спросил его Дэвид.

Роланд не ответил. Он лишь покачал головой.

Дэвид понимал, что, наверное, стоит помолчать, но молчать ему не хотелось. Его мучили вопросы и сомнения, и он каким-то образом чувствовал, что Роланд их разделяет. Вовсе не случай свел их вместе. В этом месте не было случайных событий. Во всем прослеживался некий замысел, за всем ощущалась какая-то схема, хотя Дэвид пока замечал лишь слабые намеки на это.

— Вы думаете, он умер? — тихо произнес он.

— Да, — ответил Роланд. — Я чувствую это сердцем.

— И вы хотите выяснить, что с ним случилось.

— Не успокоюсь, пока не узнаю.

— Но вы тоже можете погибнуть. Раз вы следуете его путем, конец может оказаться таким же. Неужели вы не боитесь смерти?

Роланд взял палку и разворошил костер, в ночной воздух поднялись тысячи искр. Они быстро гасли, словно насекомые, на лету пожираемые языками пламени.

— Я боюсь боли, сопровождающей смерть, — сказал он. — Я был ранен, и один раз так тяжело, что даже не чаял выжить. Я не забыл этих мук и не хочу испытать их снова. Но еще страшнее смерть тех, кто рядом. Я не хотел их терять и тревожился о них, пока они были живы. Иногда я думаю, это страх потерять их не позволял мне почувствовать счастье от того, что они живы и со мной. Так было всегда, даже с Рафаэлем. Хотя он был кровью в моих жилах, потом на моем лбу. Без него меня стало меньше.

Дэвид смотрел на пламя. Слова Роланда задели его за живое. То же самое он чувствовал по отношению к маме. Он так долго испытывал ужас при мысли о ее уходе, что никогда по-настоящему не наслаждался временем, которое они проводили вместе перед ее кончиной.

— А ты? — спросил Роланд. — Ты ведь еще мальчик. Да еще нездешний. Ты не боишься?

— Боюсь, — сказал Дэвид. — Но я слышал мамин голос. Она где-то здесь. Я должен ее отыскать. Я должен вернуть ее.

— Дэвид, твоя мама умерла, — мягко возразил Роланд. — Ты сам мне говорил.

— Тогда как она может быть здесь? Почему я так ясно слышал ее голос?

Но Роланд не отвечал, и Дэвид чувствовал все большее разочарование.

— Что это за страна? — требовал он ответа. — У нее нет имени. Даже ты не можешь мне сказать, как она называется. У нее есть король, но с тем же успехом его могло и не быть. Тут есть вещи, которые явно не принадлежат этому миру: танк, немецкий самолет, попавший сюда следом за мной, гарпии. Все это неправильно. Это просто…

Голос его сорвался. Слова рождались в голове, подобно темной туче, набухающей в безоблачном летнем небе, они наполнялись жаром, яростью и замешательством. У него вдруг возник вопрос, и он чуть ли не удивился, услышав собственный голос, задающий его:

— Роланд, ты умер? Мы умерли?

Роланд взглянул на него сквозь языки пламени:

— Я не знаю. Мне кажется, я жив, так же как и ты. Я ощущаю тепло и холод, голод и жажду, желания и сожаление. Сознаю тяжесть меча в руке, а на коже остаются следы от доспехов, когда я снимаю их на ночь. Я чувствую вкус хлеба и мяса. После дня, проведенного в седле, я улавливаю на себе запах Сциллы. Если бы я умер, то утратил бы все эти ощущения.

— Наверное, так, — кивнул Дэвид.

Он понятия не имел, что чувствуют мертвые, переходя из одного мира в другой. Откуда ему знать? Он знал только, что мамина кожа была холодной, но сам по-прежнему ощущал тепло своего тела. Так же как и Роланд, он не утратил ни обоняния, ни осязания, ни ощущения вкуса. Он испытывал боль и душевные волнения. Он чувствовал жар от костра и не сомневался, что если сунет туда руку, то обожжется.

И все же этот мир оставался странной мешаниной неизвестного и знакомого, словно Дэвид каким-то образом изменил его природу, занес в него некие стороны собственной жизни.

— Вам когда-нибудь снилась эта страна? — спросил он Роланда. — Может быть, вам снился я или кто-то еще из здешних?

— Когда мы встретились на дороге, я увидел тебя впервые в жизни, — сказал Роланд. — И хотя я знал, что здесь есть деревня, я никогда не видел ее, потому что прежде никогда не ездил этой дорогой. Дэвид, эта земля так же реальна, как ты сам. Не думай, что это сон, плод твоего воображения. Я видел страх в твоих глазах, когда ты говорил о волчьей стае и ее вожаках, и я не сомневаюсь, что они сожрут тебя, если найдут. Я чуял запах разложения от тех мертвецов на поле битвы. Вскоре мы встретим то, что их уничтожило, и можем погибнуть в этой схватке. Все это реально. Ты испытал здесь боль. Если ты можешь испытывать боль, значит, можешь и умереть. Тебя могут убить, и тогда твой собственный мир будет навсегда для тебя потерян. Не забывай об этом. Если забудешь, ты пропал.

Возможно, думал Дэвид.

Возможно.

Глубокой ночью, уже третьей по счету, с одного из постов у ворот донесся крик.

— Ко мне, ко мне! — кричал парень, которому поручили следить за главной дорогой к поселку. — Я что-то слышал и заметил какое-то движение. Я уверен, там кто-то есть.

Спящие проснулись и подбежали к нему. Те, кто находился далеко от ворот, тоже готовы были броситься на крик, но Роланд велел им оставаться на местах. Сам он подбежал к воротам и по лестнице стал взбираться на помост, где стоял наблюдатель. Там его уже ждали несколько крестьян, а другие собрались внизу и смотрели сквозь смотровые щели, прорубленные в бревнах на высоте глаз. Их факелы трещали и шипели от падающего на них и мгновенно тающего снега.

— Я ничего не вижу, — сказал кузнец поднявшему тревогу пареньку. — Ты зря нас разбудил.

Они услышали, как беспокойно замычала корова. Она проснулась и пыталась освободиться от пут, удерживавших ее у столба.

— Подождите, — сказал Роланд.

Он взял одну стрелу из связки, лежавшей у стены. Наконечник каждой из стрел был обмотан тряпкой, пропитанной маслом. Роланд поднес стрелу к факелу, и тряпка вспыхнула. Тщательно прицелившись, он выстрелил туда, где часовой со стены заметил движение. Четверо или пятеро крестьян сделали то же самое, и стрелы пронзили ночь, как падающие звезды.

В первое мгновение ничего не было видно, кроме снега и темных деревьев. Затем что-то шевельнулось, и они увидели огромное желтое тело, вылезающее из-под земли, собираясь в складки, подобно гигантскому червю, и каждая складка была усеяна толстыми черными волосами, а каждый волос оканчивался острым как бритва шипом. Одна из стрел угодила прямо в это существо, и запах горящей плоти был столь отвратителен, что все зажали рты и носы, только бы не чувствовать вони. Из раны полилась черная жижа, шипящая от жара горящей стрелы. Дэвид заметил в шкуре существа древки сломанных стрел и копий, оставшиеся, видимо, после схватки с воинами. Невозможно было сказать, какой длины эта тварь, но она возвышалась уже футов на десять. Все смотрели, как извивается Бестия, высвобождаясь из земли, а затем показалась ее ужасная морда. На ней были бугры больших и маленьких черных глаз, как у паука, а под ними — похожий на присоску рот с рядами острых зубов. Между глазами и ртом отверстия, подобные ноздрям, трепетали, учуяв запах людей в деревне и крови, струящейся в их венах. По обеим сторонам рта у чудовища росли лапы, каждая с тремя кривыми когтями, чтобы запихивать в пасть очередную жертву. Похоже, эта пасть не способна была издавать какие-либо звуки, но до защитников деревни донеслось влажное чмоканье, когда существо поползло по земле, вздымаясь, словно гигантская уродливая гусеница, тянущаяся к вкусному листочку. Тело его сочилось прозрачной липкой слизью. Голова уже возвышалась над землей футов на двадцать, и показалась нижняя часть тела с двумя рядами черных лап, усеянных шипами.