Юлия Лавряшина - Улитка в тарелке

• Название: Улитка в тарелке
• Автор: Юлия Лавряшина
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91679-019-1

Удивительная, серьезная и завораживающая история о детях, которым никогда не суждено стать взрослыми. Тайна их рождения и короткой жизни была навсегда скрыта за высокой Стеной, отделяющей их от остального мира, до тех пор, пока двое из них не выбрались за ее пределы…

Книга — лауреат Международной литературной премии В. П. Крапивина.

---

А у Миры почему-то все были на месте, кроме самых дальних, за щеками, и многие воспитатели говорили, что у нее красивые зубы. «Крепкие», — добавляли некоторые с каким-то удивлением.

— Ты все собрал? — спросила она и пристально огляделась, подумав: «У этих ранеток странный нрав — так и норовят улизнуть под лопух, чтобы потом достаться какой-нибудь птице или белке».

Так и оказалось. Раздвинув подорожники, Мира вытащила красный шарик и, наскоро обтерев ладонью, сунула в рот. Вкусно почавкивая, она спросила у Эви:

— Какая песенка у подорожника?

Он виновато заморгал:

— Я только цветы слышу.

— Наверное, потому, что они разноцветные, — пришла Мира ему на помощь. — А подорожник — весь зеленый.

Эви тоже захрустел ранеткой:

— Скажи, вкусные, да? Яблоки, что нам дают, совсем не такие. Хоть и красные.

И снова помрачнел:

— Вот откуда эти яблоки? Где они растут?

— Не знаю, — буркнула она. — Мы же еще не все здесь облазили. Где-то растут… Думаешь, их тоже со звезд доставляют? Разве там яблоки растут?

— Все остальное же привозят оттуда!

Она хотела сказать: «Я спрошу у Дрима», но вовремя сунула в рот ранетку. «Эви его не любит, — огорченно подумала Мира. — Или наоборот — любит? Не поймешь его… Сам крутится возле Дрима, а как я слово скажу, сразу злится! Может, мне попридираться, когда он заговорит о своем любимом Прате?»

— А вот это ранетковое дерево тоже поет, — неожиданно переключился Эви. — Когда на нем цветочки… А потом только молчит.

— Как оно поет?

— У меня так не получится. У Неды такие фигурки есть, — нашелся он. — Помнишь? Там еще девушка, как фея, — вся в белом и на голове белая фата.

— А он в черном! Неда говорила, это называется фрак.

— Там если кнопочку нажать, похожая музыка будет…

Мира словно вживую услышала тихий перезвон свадебного марша. Как-то она спросила у Неды, что значит слово «свадебный»… Та ответила: «Это значит — самый красивый». И еще добавила уж совсем непонятное слово: «Мендельсон». Почему-то это прозвучало грустно.

Изо всех воспитателей Неда была самой старшей. «Она самая добрая!» — непременно добавлял Эви. Но Мира почему-то ее стеснялась и уже не решилась допытываться, что такое «Мендельсон»? Руледа и так вечно твердила, что Мира житья никому не дает со своими дурацкими вопросами.

Вспомнив все это, она решила, что так может называться время, когда яблони выпускают свои цветочки, похожие на легкий белый туман. В тот же момент Эви швырнул в нее ранеткой:

— Размечталась!

— Эй! Ты что? — она не успела увернуться и теперь потирала ушибленную скулу. — Синяк же будет!

Он, кривляясь, отпрянул в сторону:

— Синяк-то будет! А платья такого тебе не видать! Думаешь, Дрим подарит? И так тебя за руку поведет? Не дождешься!

Пнув носком ударившую по лицу ранетку. Мира тихо сказала:

— Ты стал злой. И с каждым днем все злее и злее. Знаешь, что я тебе скажу: никогда ты не станешь взрослым. Даже если вырастешь на целый метр. Потому что взрослые — они добрые.

— Да уж, добрые! — крикнул Эви чужим голосом. — А Руледа? Сама же говорила, что она — злюка.

— Ну, Руледа…

Мира вспомнила, что однажды сказал Дрим, и снисходительно повторила:

— Она — женщина, что с нее возьмешь?

Злорадно ухмыльнувшись, Эви сообщил:

— Ты тоже станешь женщиной.

— Я… Я буду такой, как Неда.

У него радостно оскалился рот:

— А Дрим и ее за руку не водит! Не такой он дурак… Руледа тоже этого хочет, видно же! И платья он никому не подарит.

— Я не люблю платья.

В глазах у него еще пульсировала зеленая злость, но Эви уже не огрызнулся. «Глупый», — подумала Мира, и, как часто бывало, мысль об Эви стекла теплом к сердцу. Протянув руку, она осторожно, как диковатого зверька, от которого неизвестно чего ждать, погладила его безволосую голову. Эви чуть пригнулся, но не отдернул ее руку, и Мира погладила снова.

— Чего мы ссоримся? — шепотом спросила она. — Я и сама знаю, что Дрим не будет водить меня за руку. И платья не подарит… Только больше не говори мне этого, ладно?

Эви еле слышно выдавил:

— Извини.

— Мы — это мы. А взрослые — это взрослые. К ним не перепрыгнешь.

— Но когда ты вырастешь…

— Не знаю, Эви. Мне все кажется, что тогда они уже будут какими-то другими.

— Еще лучше? Еще красивее?

— Не знаю. Может, и лучше… Мы увидим.

— Но ведь можно спросить!

— А вдруг они сами этого не знают? Они ведь еще не были этими другими, так откуда им знать? Нет же никого других… Только мы и они.

Эви снизу жалобно заглянул ей в глаза:

— Ты не сердишься?

«Вот теперь его глаза снова, как та вода… Во сне. Только не вдали, а у берега». — Мира улыбнулась и ответила:

— Да ну, сердиться! Я не люблю сердиться. Пойдем лучше гладиолусы слушать! Они как звучат?

— Как большие трубы. У воспитателей в оркестре Гридис на такой играет. Ну, знаешь, такие огромные! И совсем золотые…

Глава третья

о страшных догадках Миры, подслушавшей разговор воспитателей

Ей все не удавалось уснуть, хотя летнее небо, никак не желающее темнеть в одиннадцать вечера, стало уже черным с золотистыми крапинками. Мира знала, что с соседней кровати в щелку между занавесками видно даже половинку луны — она специально подтянулась к смешно сопевшей Нерине, чтобы посмотреть. Если б та не спала, Мира уговорила бы ее поменяться кроватями, хотя бы на эту ночь! Лучше, чтобы кто-то был рядом, когда вот так не спится от беспокойства. Даже если это всего лишь луна…

Мира уверяла себя, что это вовсе не из-за того коричневого пятна, которое вдруг вылезло у нее на лбу. Таких пятен на коже было много, но это — новое. Мира могла поклясться, что еще вчера его не видела. Может, если бы Эви не растревожил ее еще днем своими неожиданными вопросами, от которых сделалось как-то холодно на душе, Мира и не заметила бы этого пятна. Она вообще смотрелась в зеркало только время от времени, а промежутки между этим могли составлять недели. А на что было смотреть?

Мире не раз представлялось, что когда она станет взрослой, то попросит привезти ей большущее зеркало («Так откуда же это все нам привозят?») и будет любоваться собой целыми днями. Если не притрагиваться к коже, то и сейчас можно вообразить, что она, наконец, растянулась, стала гладкой и чистой, а губы точно созрели и порозовели от этого. Наверное, у нее будут темные, гладкие волосы… Ой, нет! Она же хотела кудри! Конечно, кудри лучше, они веселее. А глаза у нее станут карими, хотя пока в них больше желтизны, в которую добавлена лишь капелька шоколада. Веки тогда уже не будут красными, и не придется то и дело отирать с них влагу, которая неизвестно откуда и по какой причине берется, ведь Мира никогда не была плаксой. Однажды она услышала, как Неда сказала о ней: «Хорошо, что она такая сильная девочка… Она ведь старше всех».

Мира не совсем поняла тогда, что уж тут такого хорошего, она ведь не собиралась ни с кем нянчиться. Да и не было никого младше Эви, а разница между ними всего-то месяцев семь. Разве это много?

«Почему так? — впервые задумалась Мира и ощутила, что холодок из груди никуда не делся. — Нам всем по одиннадцать-двенадцать лет, а после нас опять никого. Разве был какой-нибудь пожар? Что-то я не помню такого…»

Желание немедленно спросить об этом у кого-нибудь — да хоть у Руледы! — стремительно разбежалось по всему телу, и оказалось, что справляться с ним нет никакой возможности. Мира сунула холодные ладошки между коленками и зажала покрепче, чтобы руки сами не схватились за одежду. Только вот ноги тоже не собирались ее слушаться и ерзали под одеялом, словно уже бежали куда-то…

«Да никто не заметит!» — она приподнялась на постели и внимательно оглядела спящих девочек. В их домике было шестнадцать кроватей, и стояли они в комнате вдоль стен.

Когда Мира спросила, почему у каждой из них нет отдельного домика, как у воспитателей, — ведь можно же построить! — ей объяснили, что поскольку они еще маленькие и слабые, им лучше держаться вместе. Тогда, если кому-нибудь из них станет плохо, всегда рядом окажется другой, способный помочь или хотя бы позвать воспитателей.

И с этим Мира не стала спорить, потому что зимой так и случилось: Лисия внезапно схватилась за грудь и начала задыхаться, а губы у нее совсем посинели, хотя и до этого были какими-то голубоватыми. Мира помнила, как это было страшно! Ей захотелось убежать и спрятаться. Прат на руках унес Лисию в больницу, а потом девочкам объяснили, что у Лисии — болезнь сердца, которая называется «инфаркт», и что в их возрасте это часто случается, поэтому надо беречь себя, не перегружаться (Руледа выразительно посмотрела на Миру) и не скакать по оврагам. Спокойные виртуальные игры — это как раз для них! К тому же, в компьютерных залах они держатся вместе…