Юрий Тарский - Искатель. 1968. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1968. Выпуск №1
• Автор: Юрий Тарский
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1968

На 1-стр. обложки— рисунок Ю. Макарова к рассказу Бориса Смагина «Перед ночным ударом». На 2-й стр. обложки — фото К. Куличенко «Стратегическая ракета перед стартом». На 3-й стр. обложки— рисунок С. Прусова к очерку Ефима Дороша «Фрунзе освобождает Крым».

---

Макс поравнялся с купе, где все в той же позе полулежал эсэсовец. И тут вся ненависть, которая зрела в сердце, железнодорожника к фашистским захватчикам, ворвавшимся на землю его родины, в любимую Вену, замучившим в гестаповской тюрьме его отца, заточившим в кацет Маутхаузен его мать, словно расплавленный металл обожгла сердце и мозг Макса, сформировалась во внезапно возникшем и бесповоротно принятом решении.

«…До Земмеринга поезд будет следовать без остановок, — как никогда четко и хладнокровно прикинул Макс последовательность своих действий. — Через пять минут начнутся туннели Земмерингского перевала. Самый длинный второй. Значит, там…»

Макс осторожно постучал в купе фон Борзига. Эсэсовец, не меняя положения, носком сапога нажал на рукоятку двери.

— Прошу прощения за беспокойство, господин офицер, — с угодливой улыбкой, подобавшей австрийскому проводнику, обращавшемуся к имперскому немцу, вдобавок эсэсовцу, пробормотал проводник. — Я вынужден отметить ваш билет…

Фон Борзиг помедлил, в упор, презрительно и в то же время внимательно разглядывая фигуру проводника, так и не рискнувшего переступить порог его купе. Потом правой рукой расстегнул пуговицу накладного кармана мундира и, приподнявшись, передал Максу свой билет..

— Айнен аугенблик! Момент, — извиняющимся голосом, скороговоркой говорил Макс. — Прошу еще раз извинить меня, но я забыл- в моем служебном абтайлюнге регистрационный журнал… — И, не дожидаясь согласия или возражения эсэсовца,

Макс все с той же лакейской улыбкой осторожно закрыл дверь купе и поспешил в конец вагона.

Закрыв за собой дверь служебного купе, Макс взглянул на часы, а потом — в окно. Горизонт уже перекрывал зеленый излом Альп. Вот-вот должен был открыться черный зев первого короткого туннеля.

Макс вынул из кармана свинцовую гирю. В ту же секунду в приоткрытое окно купе, вместе с ревом и грохотом нырнувшего в туннельную темь состава, ворвалась едкая, смешанная с паровозной копотью и паром пыль. На потолке, чуть-чуть замигав, наконец, зажглись лампочки электроосвещения.

«…Не забыть отключить», — мелькнуло в голове Макса. И как только в купе снова ворвался солнечный свет, Макс быстро рванул на себя электрорубильник.

Спрятав гирю в кондукторскую сумку, из которой торчала обложка путевого журнала, Макс быстро пошел по коридору к купе фон Борзига.

Молодому железнодорожнику нужно было сделать всего десять шагов. Но узкая полоса коридора показалась Максу уходящей в бесконечную даль — его прошлое и в неизвестное будущее — дорогой. Позади осталась Ольга, заменившая ему мать. Всегда такая заботливая, участливая и самоотверженная родная сестра (вот и теперь она отдала весь их суточный паек и бутылку с молоком, которое так редко удавалось получить по карточкам). На секунду в голове Макса вспыхнула и тут же погасла заставившая его содрогнуться страшная мысль: что же навлекает он на сестру? Допросы в гестапо, мучительные пытки, быть может, петлю или гибель в Маутхаузене! Макс почувствовал, какими ватными, непослушными вдруг стали его ноги. Но тут до его слуха донеслось бульканье и звон бутылки о край стакана. Фашистский репортер снова запивал мучившую его изжогу (перед поездкой он «на дорогу», про запас, чтобы не тратиться в ресторанах, съел три порции венгерского гуляша, остро приправленного перцем), забежав в дешевый ресторан рядом с редакцией.

«Нацистская скотина!» — выругался про себя Макс. И с радостью ощутил прилив необычайной решимости и силы… «Не робей, венский Гаврош!» — чуть не вслух с вызовом мысленно бросил в лицо этим двум нацистам проводник свое уже было полузабытое прозвище, о котором только вчера вновь напомнило Максу и Ольге письмо от их дяди — родного брата отца, приславшего короткую весточку из заброшенной высоко в горах Штирии сторожки лесорубов.

Письмо вновь напомнило неизгладимое.

…Студеные февральские дни и ночи 1934 года. Баррикады восставших венских пролетариев. Их отчаянная, героическая, кровопролитная схватка с войсками диктатора Дольфуса, хладнокровно и жестоко расстреливавшего из тяжелой полевой артиллерии вооруженных только ружьями рабочих, их дома, где оставались жены и дети. Максу тогда шел пятнадцатый год. Но по виду щупленькому, бледному пареньку товарищи отца не давали и тринадцати. Отец же назвал Макса «славный венским Гаврошем», когда паренек под ураганным пулеметным огнем врага с проворностью кошки прокрадывался на отцовскую баррикаду, волоча за собой сумки с патронами и хлебом, испеченным его матерью…

Только через несколько лет у своего дяди, взявшего к себе осиротевших детей брата; Макс впервые узнал о «Гавроше», разыскав в библиотечке брата отца полюбившуюся ему на всю жизнь книгу Гюго.

«Когда твой отец гостил у меня с матерью, он часто читал ее вслух. И шутя говорил- Марте: «Если у нас родится сын, обязательно на-зовем его Гаврошем». Назвали же тебя так, как настояла мать, — Максом, в память ее брата, погибшего в первую мировую войну…» Тогда же, в маленькой лесной сторожке, по самую крышу занесенную снегом, Макс поклялся отомстить за смерть отца, за издевательства над матерью. Поклялся именем Гавроша..

…Протяжный гудок паровоза, донесшийся с головного конца поезда, застал Макса перед дверью купе, где дремал эсэсовец.

«Багажный вагон уже в туннеле», — рассчитал Макс и без стука открыл дверь купе.

— Прошу прощения, геpp офицер, все в порядке! — громко, так, что дремавший фон Борзиг вздрогнул от неожиданности, обратился к эсэсовцу Макс, протягивая билет.

Фон Борзиг машинально протянул за билетом: правую руку (левая оставалась на. рукоятке портфеля), и в то же мгновение кромешная тьма поглотила, вагон…

…Репортер венской газеты, испуганно забился в угол дивана, с ужасом почему-то вспомнив всевозможные происшествия, из криминальной хроники, публиковавшиеся и на страницах его бульварной фашистской газеты; ему уже мерещилась затянутая в перчатку рука гангстера, протянувшаяся из темноты к его жирной- шее…

В туннельном грохоте и кромешной темноте репортер, ошалевший, от, страха, не расслышал ни. приглушенного ходом поезда хлопка, выстрела, ни шума короткой рукопашной схватки в третьем от его, купе, пассажирском абтайлюнге…

Из состояния, полного, психического паралича, репортера- вывели громкие, возбужденные голоса, доносившиеся из коридора.

Какой-то железнодорожник пробежал мимо его купе. Потом вернулся и рывком отодвинул дверь.

— Вы едете от самой Вены? — спросил репортера обер-кондуктор. Его лицо было неестественно бледным, а в глазах застыл немой испуг и удивление.

— Яволь! А что случилось? — репортер вскочил, неожиданно для себя вытянув руки по швам и преданно заглядывая в глаза старшему проводнику.

— Пройдемте со мной! — За спиной обер-кондуктора репортер увидел черную заломленную тулыо фуражки, на которой поблескивал белый металл гестаповской кокарды —. черепа со скрещенными костями.

— Я ничего не слышал и ничего не знаю… — испуганно залепетал репортер, хотя его еще ни о чем не спрашивали.

Гестаповец проверил документы репортера и, положив их к себе в карман, указал дулом пистолета в сторону коридора.

Репортер покорно боком протиснулся между старшим проводником и дверью. Он даже поднял руки вверх. Но тут же последовал властный окрик: «Руки! Спокойствие! Марш вперед!»

Когда репортеру приказали войти в купе фон Борзига и взглянуть на труп, лежавший на полу в луже крови, нациста- начала бить нервная дрожь. Он с трудом оторвал глаза от убитого и перевел взгляд на сапоги офицера, лежавшего на диване. Голова фон Борзига была перебинтована. Большое красное пятно, чуть выше надбровья свидетельствовало о меткости нанесенного эсэсовцу удара. Но что-то помешало покушавшемуся покончить с эсэсовцем, прежде чем тот успел нажать на курок своего «вальтера».

В присутствии обер-кондуктора, нацистского репортера и фон Борзига гестаповец обыскал убитого. Из сумки проводника был изъят путевой журнал, на последней странице которого Макс пометил конечную станцию, куда следовал владелец билета фон Борзиг, — Бад-Аусзее. Помимо железнодорожного удостоверения, продовольственной карточки и нескольких марок, в карманах убитого обнаружили письмо без конверта, полученное Максом накануне от брата отца. Адрес отправителя остался на конверте, который Макс из предосторожности, как обычно, сжег еще дома. Но письмо еще не прочитала Ольга, и Макс решил сохранить его при себе. Он только не обратил внимания, что вопреки обыкновению дядя подписался не именем — Эрнст, а фамилией — Штумпф… (После 1934 года Макс и Ольга в целях безопасности взяли материнскую девичью фамилию — Вакулка.)

Составив протокол осмотра места происшествия, опроса свидетелей и приказав обер-кондуктору, репортеру и следовавшему с поездом санитару (он был включен в состав поездной бригады на случай, если состав подвергся бы воздушной бомбежке, он же и оказал первую помощь раненому эсэсовцу) — оставаться на месте, гестаповец на первом же разъезде сообщил о случившемся по путевому селектору начальнику отделения тайной полиции при вокзале Граца. Тот распорядился никого не впускать и не выпускать из вагона, пока поезд не прибудет в столицу федеральной земли Штирии…