Владимир Рыбин - ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №5

• Название: ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №5
• Автор: Владимир Рыбин
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1980

На I–IV стр. обложки и на стр. 2 и 72 рисунки В. ЛУКЬЯНЦА. На II стр. обложки и на стр. 18 рисунки Ю. МАКАРОВА. На III стр. обложки и на стр. 53 и 71 рисунки П. ПАВЛИНОВА. На стр. 46 рисунок Т. ПРОКУДИНОЙ.

---

Какова природа этого шлейфа? Как возник он? А может, он искусственный, создан разумными существами? Все это экипажу космического корабля предстояло изучить.

Борясь с пластинками, космонавты постепенно изучили закономерности их поведения. Выяснилось, что они могут принимать практически любую форму и цвет. Охотнее всего они уничтожали изделия из серебра и вольфрама, а также детали из высокопрочных марок легированной стали. Изделия из более мягких металлов, например, золота, оставляли их равнодушными. Казалось, пластинки предпочитали «пробовать зубы» на твердых предметах.

Но пластинки ни разу не причинили существенного вреда никому из членов экипажа. Люди могли брать их в руки и свободно рассматривать.

Особенно наловчился разыскивать пластинки Тобор. Он находил их десятками. Но количество пластинок на корабле не уменьшалось…

Нервы людей стали сдавать. Подвижные пластинки мерещились теперь повсюду. Прежде чем сесть на стул, человек проводил несколько раз ладонью по сиденью: не притаилась ли и тут проклятая пластинка?

Повсюду то и дело продолжали исчезать металлические вещи и детали.

— Вот увидишь, они сожрут весь корабль, и нас вместе с ним, — сказал однажды Валентин.

…Похоже было, что больше всех страдал от пластинок Либин. Во всяком случае, кок жаловался шумнее всех. Основания жаловаться у него были: постепенно исчезла из камбуза почти вся металлическая посуда.

После исчезновения серебряного комплекта Либин спрятал остатки наиболее ценной посуды еще земного производства, ручной работы грузинских чеканщиков, в герметический корундовый шкаф, специально для этой цели выпрошенный у биологов.

В одно прекрасное утро Либин увидел в стенке шкафа дыру. Кок бросился к хранилищу, отпер дверцу. Дурное предчувствие не обмануло. Шкаф был пуст. Старинные граненые кубки, блюда из искусственного черного алмаза, остатки серебра — все исчезло.

— Ну, погоди у меня, дрянь, — пробормотал Либин, разъяренный сверх всякой меры.

Он распахнул дверцы шкафа и принялся за поиски «злоумышленника». Пластинка, впрочем, и не думала прятаться: она благодушно растеклась по внутренней стенке шкафа. Либин оторвал ее и с трудом поднял — настолько она была тяжела.

Разгневанный кок утратил дар речи и только кряхтел, пока тещил пластинку. Он принес ее в энергоотсек.

— Что скажешь? — спросил энергетик Ольховатский.

— А я так, на минутку, — деланно равнодушным тоном проговорил кок.

Когда Ольховатский отвернулся, Либин поместил пластинку под щиток «Катеноида» и направил на нее интенсивный пучок частиц, разогнанных до космических энергий…

В энергоотсеке грохнул взрыв. Одновременно на корабле завыла сирена. Люди ринулись к отсеку.

На полу, раскинув руки, лежал Либин. Он был без сознания.

— Феликс, — тихо позвал Георгий Георгиевич, опустившись на колени рядом с коком.

Логвиненко, запыхавшийся от быстрого бега, пощупал пульс, покачал головой и спорыми движениями принялся перевязывать обожженное лицо Либина.

Ольховатский подошел к «Катеноиду». Здесь дым был гуще. Часть установки была смята и покорежена. Толстая стальная стенка изогнулась, как лист бумаги. Он потрогал поверхность — она была не раскаленной, как он ожидал, а чуть тепловатой, и слабо светилась. Но это была не радиация — его счетчик молчал.

Забинтованного, как мумию, Феликса отправили в медотсек. Дым понемногу рассеивался. У «Катеноида» уже хлопотал То-бор, приводя его в порядок.

— Ты поседел, Володя?! — удивленно сказал Георгий Георгиевич, подойдя к Ольховатскому.

Тот машинально глянул в зеркальце, составляющее часть установки. На него смотрел совершенно седой парень. В растерянности он провел ладонью по волосам. Там, где Владимир провел ладонью, седины стало меньше. На руке остался серебристый налет,

С того момента, как произошел взрыв в энергетическом отсеке, пластинки словно бы объявили людям войну. Поведение их резко изменилось. Если раньше пластинку брали в руки, и она не приносила никому вреда, то теперь, коснувшись ее, человек получал сильный шоковый удар. Правда, многие переносили этот удар на ногах. Но некоторые теряли сознание. Так случилось с Георгием Георгиевичем, и его тоже пришлось отправить в медотсек.

В доброе старое время медотсек «Каравеллы» пустовал. Травмы у членов экипажа случались крайне редко, а болезнетворные вирусы на корабле не водились. Астрофизики шутили: «Наш медотсек — лучший образчик полного вакуума».

Теперь почти все гамаки в медотсеке были заняты, а вскоре их стало не хватать, и пришлось с помощью Тобора втискивать дополнительные.

…На стук никто не отозвался, хотя зеленый ромб на входном люке светился — значит, хозяин находился дома.

Слегка встревоженный Дмитрий Анатольевич толкнул люк и вошел. Штурман, откинувшись, сидел в кресле и, казалось, дремал. Опытный врач, он, однако, сразу определил: дело неладно. Он подошел к Орленко. Тот был без сознания.

По собственной биосвязи врач связался с медотсеком и вызвал реанимационный манипулятор. Прошло несколько томительно долгих минут, пока торпедовидная конструкция влетела в открытый люк.

— Полегче, полегче, голуба душа, — пробормотал Дмитрий Анатольевич, обращаясь к машине, и отошел в сторону, чтобы манипулятор случайно не задел его.

Агрегат тотчас сориентировался и приблизился к Орленко, не дожидаясь команды врача. Панцирь аппарата раскрылся, словно бутон розы, и бесчисленные змеевидные датчики обвили тело штурмана, проникая сквозь одежду.

Дмитрий Анатольевич наблюдал за работой реаниматора, время от времени давая указания.

Валентин вздохнул и открыл глаза. Он что-то забормотал. Дмитрий Анатольевич прислушался.

— Оранжерейный… аннигиляцаонный… астроотсек… камбуз… — бормотал штурман.

— Валя, что с тобой? — сказал врач и взял его за руку.

Штурман вздрогнул, умолк на полуслове. Глаза его забегали по комнате, приобретая все более осмысленное выражение.

— Это вы, Дмитрий Анатольевич? — спросил он слабым голосом.

— Я, я, голуба душа, — обрадованно ответил врач. — А кто же еще?

Манипулятор подался немного назад. Теперь главную роль играл не он, а врач.

— Я… у себя?

— А где же еще, голуба? Дома ты.

— Я только что здесь появился?

— Как это только что? — поднял брови Дмитрий Анатольевич. — Мы с ним, — кивнул он на манипулятор, — уже минуг двадцать с тобой возимся.

— Неправда! — выкрикнул Валентин. — Зачем вы говорите неправду? Минуту назад меня не было здесь.

— Был, был ты здесь, голуба душа, — спокойно ответил Дмитрий Анатольевич: за свою долгую практику ему пришлось повидать всякое. — Где же тебе еще быть?

— Я… только что… был во всех отсеках «Каравеллы», — запинаясь проговорил штурман.

— В каких, в каких отсеках?

— Во всех сразу!

— Рассуди сам, голуба. Разве такое мыслимо?

— Говорю же — я был в них одновременно!

«Расщепление сознания. Типичная картина», — подумал Логвиненко и покачал головой.

Глаза штурмана блеснули. В них снова заполыхал огонь недавно виденного.

— Я наблюдал все отсеки изнутри… одновременно… Они как бы накладывались друг на друга, но не мешались… И я смотрел на них, но как бы чужими глазами. Непонятно?

— Продолжай.

— Я был у астробиологов… Наблюдал Алю близко, как вас сейчас… Но странно — она показалась мне чужой, незнакомой.

Как бы существом с другой планеты.

— А другие?

— И другие были чужими.

— Что скажешь, голуба? — обратился Дмитрий Анатольевич к манипулятору.

Машина безмолвствовала: в ее диагностической памяти подобных признаков болезни не значилось. Врач прошелся по комнате.

— Ну а что же ты делал там, во всех отсеках… одновременно?

— Меня интересовало… как работа каждого отсека влияет на курс «Каравеллы» Но, понимаете, Дмитрий Анатольевич, это интересовало не меня, а кого-то другого, который смотрел на окружающее моими глазами.

— Значит, ты видел все отсеки одновременно? — задумчиво спросил врач.

— Не только отсеки.

— Что же еще?

Рассказ штурмана врач выслушал с величайшим вниманием, а манипулятор по его знаку записал сбивчивую речь Орленко на магнитную пленку.

…Два солнца, два нестерпимо ярких солнца плыли по нездешнему небосводу. Алое и зеленое.

Штурман стоял посреди слабо всхолмленной равнины. Горячий ветер доносил неведомые запахи.

Одно солнце плыло в зенит, другое склонялось к горизонту. Зеленый и алый свет смешивались в разных пропорциях, и окружающие предметы ежеминутно меняли свою окраску.

…Он огляделся. Вдали темнела рощица, состоящая из странных вытянутых, угловато изогнутых предметов, то ли растений, то ли каких-то конструкций.