Евгений Кабанов - МИССИОНЕР

• Название: МИССИОНЕР
• Автор: Евгений Кабанов
• Жанр: Эротика

Основой для развития сюжета послужила знаменитая фраза "У нас в СССР секса нет!". Молодой американский гиперсексуальный журналист русского происхождения, засланный ЦРУ в СССР с целью разложения общества с помощью секса, даже не подозревающий о своей секретной миссии, не успевает выпутаться из одной скандальной истории, как попадает в другую. ВНИМАНИЕ: в соответствии с темой в романе содержится много предельно откровенных эротических сцен, а также используется ненормативная лексика.

---

– Товарищи! Аполлон спас человека. Вытащил его живьём из воды… То есть, я хотел сказать, что он его вытащил и оживил. Уже совсем мёртвого, можно сказать. И сейчас этот человек, живой и невредимый, как ни в чём ни бывало, продолжает упорно работать на благо нашей великой родины. А если бы Аполлон его не спас, то, совсем наоборот, он бы утонул и лежал бы сейчас себе тихо-мирно на кладбище. А кто бы вместо него работал?.. У нас безработицы, как на Западе, нету. Каждый человек на счету! Кто, я вас спрашиваю? Государству, как вы понимаете, от этого были бы только одни убытки. Так что, я думаю, наш скромный спаситель достоин быть отмечен достойным образом.

Он сел с видом человека, достойно выполнившего свою миссию.

– А сейчас слово предоставляется нашему гостю Андрею Данилычу Лукошину, председателю районного общества спасания на водах, – объявил директор следующий номер разговорного жанра.

Андрей Данилыч встал, взял со стола лежавшие перед ним бумаги и начал:

– Товарищи! Наше общество спасания на водах насчитывает практически всё взрослое население района. Это несколько десятков тысяч человек. И, заметьте, все – добровольные члены общества. Ежегодно несколько человек упорно пытаются утонуть, а мы их спасаем. Особенно весной, когда ледоход… Рыбаки всякие… Тогда нам работы прибавляется.

Он достал из кармана большой носовой платок и вытер выступившую на красном лице испарину, невольно создавая впечатление, что он, и правда, только что хорошо поработал.

– Так вот. Весной много народу тонет. Но мы, как я уже сказал, их спасаем. А вот летом – сравнительно мало. Ну, это я сравниваю с весной, потому что зимой практически, вообще, к сожалению, не тонут, и наши показатели по спасению тогда резко падают. А вот ваш товарищ Иванов умудрился даже летом, и даже в сравнительно небольшом водоёме – я его видел, когда сюда ехал – спасти, рискуя ценой своей молодой жизни, своего товарища. Ну, вы все об этом знаете не хуже меня. Поэтому я не буду вам рассказывать подробности этого подвига. Скажу только, что совершён он был при весьма отягчающих обстоятельствах. Поэтому он выходит из разряда обычного подвига, и переходит в заслуживающий особого внимания. А такие особо ценные подвиги должны быть отмечены наградой государства. У нас, товарищи, есть такая достойная награда. Это – медаль "За спасение утопающих".

Андрей Данилыч снова вытер пот, заглянул в свои бумаги, и продолжил:

– Мы собрались здесь, чтобы решить этот вопрос открыто – достоин ли Аполлон Флегонтович Иванов этой высокой награды родины?

– Конечно достоин! Об чём вопрос?! – воскликнул Витя Бабочкин, патетически, но искренне вскинув руку. – Не каждый день людей из гавна вытаскивают.

– Бабочкин, что ты такое плетёшь? – укоризненно зыркнул на него Глиста.

– А что я плету? – огрызнулся Витя. – Небось, сами вы, Иван Васильич, в дерьмо бычачье не полезли бы.

– И кто тебя только секретарём выбрал? – задал вопрос, скорее, сам себе, чем Бабочкину, Глиста.

– Народ…

– Товарищи, товарищи, прекратите прения, – замахал на них руками директор, – не на базаре. Дайте Андрею Данилычу закончить.

– Так вот. Мы тут посоветовались, – Андрей Данилыч сделал круговое движение головой, – и решили сделать представление на награждение товарища Иванова Аполлона Флегонтовича медалью "За спасение утопающих". Я думаю, против никто не будет?

– Конечно-конечно, – с чувством сказала Зоя Герасимовна, – он ведь такого человека спас! Я знаю Ваню Тарахтелкина хорошо, я же в Синели живу – я там всех знаю, как облупленых, – она всем туловищем повернулась к Андрею Данилычу и убеждающе посмотрела ему в глаза. – Он и на производстве на хорошем счету, и морально очень устойчив – не пьёт, не курит, политику партии и правительства целиком и полностью разделяет. Было бы непростительной ошибкой потерять такого сознательного человека. Вот если б Аполлон Антона спас, этого пьяницу и прогульщика, тогда бы, я думаю, медали он не заслужил бы…

Тут и сам Аполлон был солидарен с Зоей Герасимовной – уж кого-кого, а Антона он своими руками, скорее, с превеликим удовольствием утопил бы, хоть в чистой, даже в дистиллированной, воде, чем спас.

Однако Бабочкин с ними, похоже, был не согласен.

– Да, как же – съязвил он, – тогда б ему выговор надо было объявить. С занесением в учётную карточку… – Витя повернулся к Аполлону. – Ты, Американец, кстати, когда на учёт встанешь?

– На какой учёт? – удивился Аполлон.

– На комсомольский, на какой же ещё.

– А я не комсомолец, – честно признался Аполлон. "Этнографическое общество", пославшее его в Россию, как-то упустило из виду этот вопрос… или посчитало несущественной мелочью…

Все в изумлении посмотрели на него.

– Как это не комсомолец? – спросил самый удивлённый из них – Глиста.

– Не довелось как-то… – растерянно заморгал Аполлон.

– То есть, как это – не довелось? Ты совершаешь один подвиг за другим… Наша, можно сказать, гордость и надежда… Вон, даже в футбол, и то… Санькина вон опозорил – говорят, он запил с горя… И не комсомолец? Да этого просто не может быть! – Глиста вдруг принял крайне озабоченный вид и резко активизировался. – Нет, товарищи, подождите. С этим надо разобраться. Если он не комсомолец, то, как мы можем представить его к высокой награде государства? Вы сами подумайте. Один среди всех оказывается не комсомольцем, и именно он почему-то спасает человека на водах. Это вообще похоже на какую-то провокацию.

– Это что ж, если там кроме него больше никого не было, ему надо было за вами бежать, Иван Васильич? Бегите быстрей, спасайте Жува, мол, а то я не комсомолец, у меня прав таких нету. Так что ли? – раскипятился Бабочкин.

– А ты почему его до сих пор в комсомол не принял? – сделал ответный выпад Глиста. – Тогда б ему не пришлось за мной бежать.

– Ну что вы раскричались? – вмешалась Зоя Герасимовна. – Спасать, конечно, может каждый, но награждать мы каждого не можем – на всех просто медалей не напасёшься.

– Да, конечно, не напасёшься, потому что кое-кто их уже скоро себе на жопу вешать будет, – повернулся к ней Витя.

– Это кто же это? – воскликнул злорадно Глиста. – Уж не Брежнев ли?

– Какие у вас нехорошие мысли, Иван Васильич, – ухмыльнулся Бабочкин. – Я Петю имел в виду, а не дорогого Леонида Ильича.

Глиста понял, что назвать самую уважаемую фамилию поторопился, и теперь получалось, что он сам как бы подтверждал намёк Бабочкина.

– Ладно тебе, Бабочкин, лыбиться. Ты скажи, чего предлагаешь, – попытался он примирительным тоном отвести от себя нехорошие подозрения.

– А чего я предлагаю? Андрей Данилыч же предложил: представить Американца, то есть, Аполлона, к высокой награде родины – медали "За спасение утопающих".

– Ну не можем же мы наградить его медалью… Потому что он не комсомолец. Это дискредитирует в его лице весь комсомол, – наставительно произнёс Глиста. – Грамоту, самое большее…

– А если б он был комсомольцем, тогда бы наградили?

– Конечно, никаких вопросов.

Аполлон, плохо понимая, о чём идёт речь, с интересом наблюдал за происходящим. То есть, он понимал всё, что говорилось, но не понимал, почему это всё говорилось, что это за трейдинг такой идёт: кому можно спасать, кому – нельзя, кого – нужно, кого – не нужно, кого можно награждать, кого – нельзя…

– Да не надо меня награждать, – совершенно искренне сказал он вслух.

– Цыц, – повернулся к Аполлону Бабочкин, затем снова посмотрел на Глисту. – Ну, тогда, Иван Васильич, считайте, что он комсомолец, – он снова поворотился к Аполлону. – Американец, у меня совсем из головы вылетело, что тебя ещё Тенькова приняла… Было собрание, протокол, всё как положено… И ты, видно совсем забыл, когда Антон тебя коромыслом треснул… Я вот карточку только твою не нашёл. Наверно, Катька с собой прихватила по ошибке. Не переживай, выпишем новую.

Упоминание Кати, и при этом мастерское враньё Бабочкина заставили Аполлона поверить, что Катя специально прихватила его несуществующую карточку, чтобы иметь хоть какую-то память о нём. И ему стало так хорошо от этих мыслей!

Бабочкин тем временем испытующе смотрел на Глисту. Тот потупился, покряхтел, затем выдавил:

– Ладно… Я – за.

– Единогласно, – тут же, облегчённо вздохнув, подытожил Никита Николаевич, довольный, что весь этот базар-вокзал, наконец, закончился.

Когда все выходили из кабинета, директор задержал Аполлона.

– Ты что, не мог сказать, что комсомолец? – доверительно-наставительно спросил он, когда кабинет опустел.

– Да врать как-то с детства не приучен, – ответил Аполлон, где-то в глубине души понимая, что совсем заврался.

– Да брось ты! Какая, к чёрту, разница: комсомолец – не комсомолец… Ладно. Я тебя чего задержал-то. Мы должны будем скоро новую машину получать, так Олег, мой шофёр, хочет на неё сесть. Ну, а раз хочет, пускай пока на старой поработает. Я с ним уже говорил, он не против. В общем, так – дорабатывай эту неделю на своей, а с понедельника пересядешь на мой "Уазик", будешь меня возить. В зарплате не потеряешь… Ты как на это смотришь?