Виктор Муратов - Командарм Лукин

• Название: Командарм Лукин
• Автор: Виктор Муратов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00702-0

Генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин — один из героев Великой Отечественной войны. Войска армий, которыми он командовал, храбро и мужественно сражались с превосходящими силами противника в Смоленске и на ближних подступах к нему, под Вязьмой. Попав в бессознательном состоянии в плен, раненный в ногу и руку, генерал Лукин пережил ужасы гитлеровских лагерей, стойко перенес все невзгоды, оставшись верным сыном Родины. О его героической и драматической судьбе и рассказывают в этом историческом повествовании писатель В. Муратов и дочь генерала Лукина Ю. Городецкая.

---

Учитывая, что противник подбрасывает на шепетовском направлении все новые и новые части, а оперативная группа тает с каждым днем, Лукин докладывал в штаб фронта, что ни доблесть, ни отвага, ни самопожертвование войск не смогут дальше удерживать Шепетовский узел, если не будет дано сильное подкрепление.

Наконец было получено сообщение, что из Днепропетровска прибывает 7-й стрелковый корпус под командованием генерал-майора Добросердова, который принимал командование шепетовским боевым участком. Этот корпус должен был упрочить положение на стыке 5-й и 6-й армий.

Штаб 7-го стрелкового корпуса прибыл на станцию Шепетовка в первых числах июля. Лукин ознакомил командира корпуса с обстановкой, дал характеристики командирам и комиссарам соединений и частей, входивших в оперативную группу.

Наконец-то выпала свободная минута написать домой. 3 июля он отправил в Москву первое письмо с фронта:

«Дорогие Надюша и Юлечка! Сердце обливается кровью за свой народ. Армия наша дерется героически. Принимаем все меры. У нас ни у кого нет ни малейшего сомнения, что фашизм будет разбит. Не так уж он силен и страшен, как это многим кажется. Нам надо, чтобы наш тыл не был панически настроен. Временные неудачи — это еще не значит поражение. Мы все твердо уверены в успехе, верьте и вы в тылу. Вас я очень, очень люблю, в эти слова вложено все. Прощайте, мои милые, дорогие, вернее, до свидания. Крепко вас целую».

Настроение Лукина было неопределенное. С одной стороны, он радовался, что наконец-то уезжает в свою родную армию. С другой — ему было жаль расставаться с бойцами и командирами 109-й дивизии, танкистами 114-го полка. Он просил генерала Добросердова при первой же возможности вывести эти части из боя и отправить к нему в 16-ю армию на Западный фронт. Добросердов обещал. Но оба генерала понимали, что и дальше под Шепетовкой легче не будет.

Да и 213-я дивизия, другие сформированные Лукиным части оперативной группы стали для него родными. С ними он принял не один бой, под его командованием пролили они свою кровь. Утешало командарма лишь то, что все сражавшиеся под его началом тысячи людей теперь уже были другими. Он научил их стойко сражаться и верить в победу. Им предстояло еще отходить, отступать и наступать, перед ними только начинались нескончаемо длинные и многотрудные дороги войны. Но люди уже были готовы к этим дорогам, ко всем трудностям.

3. Смоленская сеча

А разве могут быть забыты героические действия войск, 16-й армии генерала Лукина в борьбе непосредственно за город Смоленск… Основные группировки врага, действовавшие на московском направлении, были изрядно измотаны. Задержка наступления врага на главном — московском направлении явилась для нас крупным стратегическим успехом. Советское командование получило дополнительное время как для создания новых мощных резервов, так, и для укрепления Москвы.

Маршал Советского Союза А. М. Василевский 1978 г.

Накануне

Петя Смурыгин едва успевал притормаживать эмку на крутых поворотах и снова гнал машину по шоссе. Но резвости хватало ненадолго — то и дело приходилось сбавлять скорость перед воронками и выбоинами. Машину трясло. Сидящий рядом с шофером лейтенант Прозоровский недовольно поглядывал на Петра, косил глазами на заднее сиденье, где, прислонившись к спинке, дремал Лукин. Машину снова тряхнуло.

— Да что же ты делаешь, Петро! — вполголоса возмутился Прозоровский. — Дай командарму вздремнуть. Нельзя потише?

— Не могу, Серега, — улыбался Смурыгин. — Не видишь, машина сама рвется. Железная, а понимает, что домой едем.

— Скажешь тоже — домой, — усмехнулся Прозоровский. — Мой дом во Владивостоке, за тысячи верст… А ты говоришь — домой.

— Правильно говоришь, Петр, домой едем, — послышался спокойный голос Лукина.

— Вы не спите, товарищ командующий?

— С вами, чертями, уснешь.

— А что, ведь заждались нас в нашей армии, — уже во весь голос заговорил Смурыгин, воодушевленный поддержкой генерала. — Все давно в Смоленске, а мы вроде как из командировки возвращаемся.

— Да, из командировки… Из огня да в полымя, — тихо проговорил Лукин и снова закрыл глаза.

Увидев это, адъютант приложил палец к губам. Смурыгин понимающе кивнул и замолчал.

От Шепетовки до Смоленска путь далекий — больше пятисот километров. Есть время у командарма подумать, спокойно проанализировать события первых дней войны, оценить свое место в этих событиях.

Нет, не так представлял генерал Лукин свою первую встречу с врагом. Среди забайкальских сопок он готовил свою армию к войне по всем правилам военного искусства. И 16-я армия — от рядового бойца до командарма — была готова к серьезным боям.

Но сложилось все для командарма далеко не по науке, совсем не так, как предполагал он еще месяц тому назад.

Сейчас, сидя в машине, Лукин пытался как бы со стороны проанализировать свои действия, дать им оценку. Все ли он сделал, что смог? Не мог ли сделать лучше то, что сделал? Это было свойством его натуры — подвергать тщательному анализу правомерность своих действий.

Мучило Михаила Федоровича и другое: как там дела, под Шепетовкой? Удалось ли генералу Добросердову сдержать натиск врага?

Спустя тридцать лет после шепетовских боев маршал Баграмян напишет: «Сражавшаяся на стыке этих (5-й и 6-й. — Авт.) армий группа генерала Лукина держалась из последних сил. Вражеские войска обтекали ее с обоих флангов. Назревало полное окружение. Именно в это самое трудное для группы время она осталась без своего замечательного командующего. Генерала Лукина Москва отозвала на Западный фронт, куда была переброшена его армия. И тут выяснилось, что все держалось на воле и энергии этого человека. Не стало его, и поредевшая героическая группа, целую неделю сковывавшая огромные силы противника, фактически перестала существовать как войсковой организм» [3].

…Эмка медленно, осторожно въехала в затемненный Смоленск и, словно на ощупь, запетляла по темным улицам. На фоне едва различимых облаков громоздились коробки сожженных домов, остатки рухнувших стен. Город казался мертвым. Куда же ехать? Как в этом лабиринте отыскать штаб армии? Да что штаб, найти бы комендатуру. Нигде ни одного прохожего. Но должны же быть хотя бы патрули.

— Стой, Петя, — приказал Лукин. — Ну-ка, включи фары и посигналь.

И тотчас же, не разобрать откуда, раздались повелительные окрики:

— Туши фары! Перестань гудеть!

Лукин вышел из машины и громко крикнул в темноту:

— Кто там есть, подойдите ко мне!

Молчание. Потом послышался приглушенный говор и осторожные шаги. Прозоровский щелкнул предохранителем пистолета.

В тусклом свете затемненных фар перед генералом выросли три фигуры в штатском. Это были два парня и девушка. На поясных ремнях у ребят патронные сумки, в руках винтовки-трехлинейки. У девушки винтовки не было, лишь сумка с противогазом через плечо.

— Кто такие? — спросил Лукин.

Увидя перед собой генерала, ребята приняли стойку «смирно», винтовки приставили к ноге. Один парнишка оказался вровень со штыком, другой, худощавый, — чуть выше.

— Бойцы комсомольского отряда ополчения, — бодро начал тот, что повыше.

— Ишь, бойцы. Зовут-то как?

— Жора, то есть член комсомольского бюро железнодорожной школы номер двадцать девять Георгий Городецкий.

— Микешанов Виктор, — выпятив грудь под вельветовой курткой, представился напарник. — А это — Настя, — кивнул он в сторону стройной миловидной девушки.

— А почему же Настя без оружия? — спросил Лукин.

— Сказали, что не положено.

— Как, ребята, обстановка в городе?

— Сегодня пока тихо, — ответил Городецкий.

— Смотрю, много разрушенных домов. Сильно бомбили?

— Сильно. Особенно двадцать девятого июня, — ответил Жора.

— А первый раз фашисты бомбили наш город двадцать четвертого июня, — сообщила Настя. — С тех пор каждый день бомбят.

— Но двадцать девятого самый сильный налет был, — продолжал Жора. — Весь центр фугасками разрушили.

— А зажигалок сбросили тысячи, — добавил Виктор. — Мы тоже тушили. Настя больше всех потушила. А вот оружие ей не дают. Разве она не может быть бойцом истребительного отряда?

— В городе уже прошла мобилизация, — сообщил Жора. — Многие, кто не призван, кого это не касалось, записываются добровольцами. Но берут не всех.

— Вот и меня не взяли, — вставила Настя.

— Эх, ребятки, — проговорил генерал, — рано вам воевать.

— Вот все так говорят, — уже с вызовом проговорила Настя. — А мы девятый класс закончили.

— Мы в аэроклубе вместе учились и патрулируем на улице Советской вместе, — продолжал Микешанов. — А Настя по-немецки говорит, как по-русски. И стреляет отлично.