Авл Геллий - Аттические ночи

• Название: Аттические ночи
• Автор: Авл Геллий
• Жанр: Античная литература

Сочинение римского писателя Авла Геллия (II в.) "Аттические ночи" - одно из самых крупных известных нам произведений древней римской литературы - представляет собой собрание небольших разнородных по тематике очерков, отличающееся поистине энциклопедическим охватом сведений о различных сторонах жизни и науки своего времени. Автор затрагивает вопросы литературы и грамматики, риторики и философии, юриспруденции и истории, физики и математики, естествознания и медицины. Умело используя широко распространенный в его время принцип сочетания поучения с развлечением, Авл Геллий - весьма взыскательный стилист - может одинаково интересно и изящно преподносить читателю как рассказы о различных диковинных вещах, так и весьма специфические вещи - такие, как проблемы греческой и римской фонетики или тонкости толкования римского права.

---

{5 Параллельные места (Noct. Att., XVII, 7; XVIII, 2, 14) показывают, что Авла Геллия и его коллег очень занимали особенности употребления Futurum II.}

(7) Так, я вспомнил недавно рассмотренные семь вопросов, в первом из которых требовалось объяснить стихи из "Сатир" Квинта Энния, {6} искусно связанные по смыслу одним [поставленным] во многих местах глаголом. Вот пример таких стихов:

{6 Квинт Энний — см. комм. к Noct. Att., I, 22, 16.}

Nam qui lepide postulat alterum frustrari,

Quem frustratur, frustra eum dicit frustra esse;

Nam qui sese frustrari quem frustra sentit,

Qui frustratur is frustrast, si non ille est frustra.

(Кто хочет ближнего в дураках оставить

И скажет: "Одурачил!" - тот сам одурачен,

Ибо веря дурацки, что дурачит другого,

Дурачащий одурачен, дурачимый же - нимало). {7}

{7 Sat. V. 59 Vahlen. Перевод Μ. Л. Гаспарова.}

(8) Второй вопрос заключался в том, каким образом следует воспринимать и осмысливать [факт], что Платон предписал, чтобы в государстве, которое он основал в своих книгах, женщины были общими (κοινὰς τὰς γυναι̃κας), и установил в качестве награды храбрым мужам и лучшим воинам поцелуи юношей и девушек. {8} (9) Третий по очереди вопрос был следующим: в каких словах нижеследующих софизмов заключен обман и каким образом их можно распутать и разрешить: "То, что не терял, то имеешь; рога ты не терял; следовательно, ты имеешь рога"; а также другой софизм: "Чем я есть, ты не являешься; <я человек>, {9} следовательно, ты не человек". (10) Также был поставлен вопрос о разрешении следующего софизма: "Когда я лгу и говорю, что лгу, лгу ли я, или говорю правду?" (11) Далее было спрошено, по какой причине патриции имели обыкновение устраивать друг для друга пиры {10} во время Мегалезий, {11} а плебеи - во время Цереалий? {12} (12) Вслед за этим был задан вопрос о том, кто из древних поэтов употребил глагол verant, который означает vera dicunt (говорить правду). (13) Шестой вопрос заключался в том, что за растение асфодель, которое Гесиод упомянул в следующем стихе:

{8 Plat. Rep., 457с; 460; 468.}

{9 Homo ego sum (я человек) — в рукописях отсутствует, добавляет Гертц на основе Noct. Att., XVIII, 13, 8, где рассматривается тот же софизм.}

{10 Mutitare (устраивать друг для друга пиры) — общепринятая издательская конъектура; рукописное чтение — motitare (часто двигать(ся)) — не дает удовлетворительного смысла.}

{11 Мегалезий — см. Noct. Att., II, 24, 2 и соответствующий комментарий.}

{12 Цереалий — праздники в честь Цереры, начинавшиеся 11 или 12 апреля и продолжавшиеся восемь дней; действительно особо широко отмечались среди плебса.}

Дурни не знают, что больше бывает, чем все, половина,

Что на великую пользу идут асфодели и мальва, {13}

{13 Hes. Op. et dies, 40—41. Перевод В. В. Вересаева. Асфодель (asphodelus) — род травянистых растений из семейства лилейных с крупными цветами и мясистыми клубнями, которые употреблялись в пищу.}

и что, собственно, Гесиод хотел сказать, когда утверждал, что половина больше целого. (14) Последний из всех вопросов был следующим: scripserim, legerim, venerim - какого времени эти глагольные [формы], прошедшего или будущего, или того и другого?

(15) После того как обсудили и разъяснили все эти вопросы, предложенные в том порядке, в каком я указал, причем их очередность была определена жребием, все мы получили книги и венки, за исключением [награды за разрешение] вопроса о глаголе verant. (16) Ведь никто не вспомнил, что это слово употреблено Квинтом Эннием в тринадцатой книге "Анналов" в следующем стихе:

Satin' vates verant aetate in agunda?

(Вдоволь ли в жизни своей пророки правду глаголят?) {14}

{14 Ann. V. 380 Vahlen. Л. Миллер в своем издании Энния предлагает интерпретировать verant не как «говорить правду» (vera dicunt), а как «правильно поступать» (vera faciunt) (P. 158). При таком толковании отчетливее проявляется смысл герундива agunda — «которую надлежит вести».}

Итак, венок за этот вопрос был отдан богу этих празднеств - Сатурну.

Глава 3

О том, что оратор Эсхин в речи, которой обвинил Тимарха в распутстве, рассказал о постановлении спартанцев относительно весьма достойного предложения, высказанного негоднейшим человеком

(1) Эсхин - пожалуй, самый страстный и проницательный из ораторов, снискавших славу в народных собраниях в Афинах, - в той грозной, исполненной обвинений и яда речи, в которой он с большой убедительностью обвинил Тимарха в распутстве, рассказал о знаменитом совете, что дал спартанцам известный муж из того же города, отмеченный великой добродетелью и почтенным возрастом.

(2) "Спартанский народ, - сказал он, - касательно важнейших государственных дел решал, что именно полезно и почетно. (3) И вот поднимается, чтобы взять слово, некто, донельзя опороченный бесстыдством прежней жизни, и, однако, в не меньшей степени знаменитый в то время своим словом и красноречием. (4) Совет, который он дал и в необходимости осуществления которого он убеждал, был всеми принят и одобрен, и на основе его предложения собирались принять постановление от имени народа. (5) Тогда один из числа тех первых граждан, которых лакедемоняне почитают вследствие авторитета и возраста словно судей и учителей общественной жизни, взволнованный и возмущенный, вскочил и сказал: "Какая же будет надежда, о лакедемоняне, на то, чтобы этот город и это государство и впредь оставались целыми и невредимыми, если мы будем пользоваться советами людей, чья прошлая жизнь такова? Если же данное предложение достойное и честное, прошу вас, давайте не допустим, чтобы оно осквернилось причастностью столь бесстыдного автора". (6) Сказав же это, он выбрал мужа, выдающегося среди прочих мужеством и справедливостью, но бедного на язык и не красноречивого, и приказал ему - с общего согласия и по общей просьбе - произнести то же самое предложение красноречивого человека в тех выражениях, в каких сможет, чтобы без какого-либо упоминания о предыдущем [ораторе] решение и постановление народа было бы принято от имени того, кто произнес то же самое снова. (7) И было сделано так, как убедил мудрейший старик. (8) Так хорошее предложение сохранилось, а постыдный автор был заменен". {15}

{15 Aesch. In Tim., 180.}

Глава 4

О том, как Сульпииий Аполлинарий высмеял некоего человека, заявлявшего, будто он один понимает "Историю" Саллюстия, предложив ему вопрос о том, что означают у Саллюстия следующие слова: "incertum, stolidior an ναnior" (неясно, более глуп или более тщеславен)

(1) Однажды, в пору, когда мы, уже возмужав, сменили в Риме претексту и детскую тогу [на облачение взрослых людей] и сами искали себе более опытных наставников, случилось нам быть на Сандалиарии {16} у книготорговцев при том, как среди тамошнего столпотворения Аполлинарий Сульпиций, {17} муж на нашей памяти ученый более, чем остальные, опозорил и высмеял, используя тот вид тончайшей иронии, которую применял Сократ по отношению к софистам, некоего хвастуна и тщеславного человека, [выставлявшего себя специалистом] по саллюстиевым текстам. (2) Действительно, когда тот объявлял себя единственным и неповторимым чтецом и толкователем Саллюстия {18} и говорил, что не только наружный покров и внешний вид фраз он досконально исследовал, но и саму кровь и сердцевину его словес изучил изнутри, тогда Аполлинарий, уверяя, что ценит и уважает его ученость, сказал: "О лучший учитель, ты теперь очень кстати прибыл с кровью и сердцевиной слов Саллюстия. (3) Как раз вчера у меня спросили, что означают в четвертой книге "Истории" слова о Гнее Лентуле, о котором он сказал, что неясно, был ли тот более глуп или более тщеславен (stolidior an vanior)". (4) [Сульпиций Аполлинарий] сказал, что сами слова, написанные Саллюстием, [таковы]: "Однако его коллега Гней Лентул, патрицианского рода, прозвище которого было Клодиан - совершенно не ясно, более ли он глуп или более тщеславен (perincertum stolidior an vanior), - предложил закон об изъятии денег, которые Сулла простил покупателям имущества". {19} (5) Аполлинарий решительно утверждал, что не смог ответить на вопрос, как следует понимать в данной фразе [слова] vanior (более тщеславный) и stolidior (более глупый), поскольку Саллюстий так их разделил и между собой противопоставил, словно они оба служили [для обозначения] различных и непохожих [недостатков], а не одного и того же порока, и потому обращается с просьбой разъяснить значения обоих слов и их происхождение. (6) Тогда тот, скривив лицо и двигая губами в знак презрения и к предмету, по поводу которого был задан вопрос, и к самому человеку, который его задал, ответил: "Я имею обыкновение, как уже сказал, постигать и определять сердцевину и кровь древних и необычных слов, а не тех, что общеупотребительны и обыденны. Ибо глупее и тщеславнее самого Гнея Лентула тот, кто не знает, что глупость и тщеславие свойственны одному и тому же недомыслию". (7) Высказав это, он прервался на середине речи и собрался уходить. (8) Мы же его удерживали и донимали - и прежде всего Аполлинарий, - чтобы он более полно и ясно порассуждал о разнице этих слов или, если ему так кажется, об их сходстве, а [Аполлинарий] молил его не отказать в том, что ему хочется узнать. (9) Однако тот, решив, что над ним открыто смеются, сослался на дела и удалился.