Блез Паскаль - Мысли

• Название: Мысли
• Автор: Блез Паскаль
• Жанр: Философия

В век нигилизма духовный опыт Паскаля может быть особенно значим.

Поразительная честность мысли, стремление к максимальной ясности в исследованиях трагического удела человека и в то же время бесконечная вера в его высшее предназначение - отличительная черта незаконченной работы мыслителя, вошедшей в сокровищницу не только французской, но и мировой культуры.

---

823. ...Величайшая из христианских истин — лю­бовь к истице.

Заключение. Знак благоволения и таинство любви Господней ДОЛГ ЧЕЛОВЕКА

Возражение: христианство отнюдь не единственное вероисповедание в мире

824. О том, что христианство — не единственное вероисповедание в мире. — Как раз это обстоятельство и доказывает, что христианст­во — отнюдь не ложное, а, напротив того, именно оно есть истинное вероучение.

825. Заглавие: Почему люди готовы поверить любому лжецу, утверждающе­му, будто он своими глазами видел, как сотворяются чудеса, но не верят никому из утверждающих, будто они знают сек­рет, как сделать человека бессмертным или возвратить ему молодость. — Разду­мывая над тем, почему люди с таким доверием относятся к такому множеству отпетых мошенников, выхваляющих свои снадобья, и, рискуя жизнью, полностью отдаются им в руки, я пришел к следующему выводу: причина этого доверия в том, что не все лекари обманщики, ибо им никто ни на грош бы не верил, когда бы среди уймы надувателей не было пусть немногих, но истинных чудо­деев. Если бы ни от одного недуга не существовало спа­сительного средства, если бы все они были неисцелимы, никому в голову бы не пришло пичкать болящего каки­ми-нибудь снадобьями, а тем паче — верить хвастунам, болтающим, будто у них есть в запасе всеисцеляющие лекарства: ведь не поверят же человеку, который вздумает утверждать, будто способен воспрепятствовать собствен­ной смерти, ибо таких примеров отроду не бывало. Но так как существует сколько угодно снадобий впрямь це­лебных, и это не отрицают люди прославленные, то до­верие всех прочих становится совсем уж безоглядным: раз некое средство в некоем случае оказалось целебным, зна­чит, оно исцеляет всех и всегда. Потому что простой народ рассуждает обычно так; “Это, возможно, произой­дет; значит, это произойдет непременно”; если данное явление нельзя отвергнуть целиком, потому что иные след­ствия этого явления не вызывают сомнений, то из-за неспособности отличить истинные следствия от кажущихся народ все без разбору считает истинными. Так, например, воздействию Луны приписывают самые немыслимые след­ствия на том лишь основании, что некоторые следствия доказаны — назовем хотя бы морские приливы.

То же самое относится к пророчествам, чудесам, вещим сновидениям, волшбе и пр., ибо никто не поверил бы тому, в чем никогда не содержалась хотя бы доля истины: таким образом, обилие лжечудес вовсе не озна­чает, что истинных чудес нет и быть не может, напро­тив того, лжечудеса только потому и появились, что на свете всегда существовали чудеса истинные. Подобный метод рассуждения следует применять и в том случае, когда речь идет о вере: люди просто не могли бы напридумывать столько всевозможных лжеверований, ко­гда бы не существовала одна-единственная истинная ве­ра. На возражение, что, мол, и у дикарей существует своя вера, ответим: да, потому что они о многом на­слышаны: вспомним хотя бы о всемирном потопе, об­резании, кресте святого Андрея и т. д.

Безумие Креста

826. “Я оставил семь тысяч мужей”.

Я люблю этих свято поклоняющихся Ему людей, неведомых миру, неведомых даже пророкам.

827. Вероучение, столь славное своими чудесами — святыми, чистыми, безупречными, — своими учеными и прославленными свидетелями, мучениками, царями (Да­вид) на троне, высокородными князьями — Исайя, — это вероисповедание, столь славное познаниями во мно­гих науках, совершившее такие чудеса и проявившее такую мудрость, объявляет все это суетой сует и твер­дит, что нет у него ни мудрости, ни знамений свыше, ничего нет, кроме Креста и безумия.

Ибо те самые люди, отмеченные такими знания­ми и такой мудростью, что завоевали полное ваше до­верие, а затем подтвердили его всем образом своей жизни, неустанно повторяют вам, что ни знамения, ни мудрость не способны изменить нашей человеческой сути и что к познанию Господа и любви к Нему нас ведет лишь благое безумие Креста, не осененное ни мудростью, ни знамениями, меж тем как мудрость вку­пе со знамениями, не осененная оной благостью, не приведет никуда. Итак, наше вероисповедание безум­но, если иметь в виду причину, его породившую, и мудро, если иметь в виду мудрость, к которой оно готовит.

828. Наше вероисповедание в равной мере мудро и безумно: оно мудро, потому что никакое другое не сравнится с ним широтой познаний, никакое другое так не укоренено в чудесах, пророчествах и т. д., а безум­но, потому что все это не составляет его сути. Всего этого довольно, чтобы осудить не принявших его, но не довольно, чтобы принявшие истинно уверовали: ис­тинной верой одаряет только Крест: ne evacuate sit crux[180]. И потому святой апостол Павел, постигший и премудрость слова, и премудрость знамений, сказал, что пришел не крестить, а благовествовать не в пре­мудрости слова. Но кто приходит только крестить, мо­жет сказать о себе, что пришел в премудрости слова и знамений.

Категория плоти, категория разума, категория милосердия

829. Бесконечное расстояние, пролегающее между плотью и разумом, являет собой образ еще более бес­конечной бесконечности, которая пролегает между разу­мом и милосердием, — ибо оно не от мира сего.

Весь блеск величия отнюдь не заманчив для людей, чья жизнь проходит в поисках разума.

Величие людей, исполненных разума, остается не­зримым для венценосцев, богачей, военачальников — для всех, кому ведомо только плотское величие.

Величие мудрости, лишь Господом ниспосылаемой, остается незримым и для людей плотских, и для наде­ленных разумом. Весь род людской делится на эти три несхожие меж собою категории.

У великих людей, осененных гением, своя Держава и свой блеск, свое величие, свои победы, ореол своей славы, и они думать не думают о плотском величии, с которым не имеют ничего общего. Не глазами дано их созерцать, а разумом: этого довольно.

У святых своя держава и свой блеск, свои победы, ореол своей славы, и они думать не думают о величии плоти или разума, с которыми не имеют ничего общего, ибо ни то ни другое не может что-либо прибавить или отнять. Их зрит' Господь, их. зрят ангелы, но они не­зримы для плотских глаз и для глаз любопытствующего разума; им довольно очей Господа!

Не достигни Архимед славы, он все равно был бы столь же почитаем. Он не усладил людские взоры зре­лищем возглавляемых им сражений, но обогатил людской разум своими изобретениями. В каком блеске явился он этому разуму!

Иисус Христос, не обладавший земными благами и не сделавший никаких открытий в земных науках, окру­жен ореолом святости. Да, Он ничего не изобрел, да, Он не восседал на троне, но Он был исполнен смирения, терпелив, свят, свят, свят в очах Господа, грозен для духов зла, безгрешен. Какой величавой торжественно­стью, каким беспримерным блеском окружено Его При­шествие для зрячих сердец, созерцающих Мудрость!

Ни к чему было бы Архимеду в книгах по геометрии разыгрывать из себя царственную особу, хотя в помя­нутой области он и впрямь был царем.

Ни к чему было бы Господу нашему Иисусу Христу, дабы воссиять в Своем царстве святости, пришествовать туда во всем величии царя, потому Он и пришествовал во всём ореоле Своей святости.

До чего же смехотворно негодовать на ничтожность положения Иисуса Христа, словно подобная ничтож­ность — той же категории, что и явленное Им величие! Стоит вдуматься в это величие, которым преисполнено все, — Его жизнь, Его Страстные муки, Его безвест­ность, Его смерть, избранничество Его учеников, Его покинутость ими, Его тайное Воскресение из мертвых, — стоит вдуматься — и столь великим предстанет это ве­личие, что никому в голову не придет негодовать на оную никогда не существовавшую низменность.

Но иные люди способны восхищаться только плот­ским величием, как будто не существует величия разума, а другие — только величием разума, как будто не су­ществует неизмеримо более высокого величия мудрости!

Все тела, вместе взятые, мироздание, звезды, земля с ее державами не стоят и самого посредственного ра­зума, ибо он способен познать и все плотское, и самого себя, а плоть ничего не способна познать.

Все плотское, вместе взятое, и все разумное, вместе взятое, и все, что они порождают, не стоит самомалей­шего порыва милосердия. Оно относится к совсем иному порядку явлений — к явлениям сверхъестественным.

Из всего плотского, вместе взятого, не выдавить ни единой самомалейшей мыслишки: это невозможно, они — явления разных категорий. Из всего плотского и всего разумного не извлечь ни единого порыва милосердия: это невозможно, милосердие — явление другой категории, оно сверхъестественно.

Жизнь сверхъестественная

830. При всем при том. Невозможно не признать, что в христианской вере есть нечто поразительное. “Вы потому так говорите, что воспитаны в ней!” — скажут мне. Как раз наоборот, именно поэтому я сопротивляюсь ей, что боюсь предвзятости; но пусть я и воспитан в этой вере, тем не менее не могу не видеть, до чего она поразительна.