Гарднер Дозуа - Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

• Название: Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк
• Автор: Гарднер Дозуа
• Издательство: Азбука
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-389-01186-1

Вторая половина оригинального двадцать пятого выпуска ежегодной антологии «Лучшая научная фантастика за год» под редакцией Гарднера Дозуа, в русском издании разбитого на две части.

Иллюстрация на обложке — Boros & Szikszai.

Содержание:

Вандана Сингх. О любви и других чудовищах (повесть, перевод Г.В. Соловьёвой), стр. 5-55

Грег Иган. Лихорадка Стива (рассказ, перевод А. Новикова), стр. 56-72

Кейдж Бейкер. Адское пламя в сумраке (повесть, перевод А. Бродоцкой), стр. 73-120

Брайан Стэблфорд. Бессмертные Атланты (рассказ, перевод О. Ратниковой), стр. 121-133

Пэт Кадиган. Ничего личного (повесть, перевод А. Новикова), стр. 134-180

Элизабет Бир. Береговая линия (рассказ, перевод К. Павловой), стр. 181-193

Кейт Брук. Согласие (рассказ, перевод Г. Корчагина), стр. 194-219

Нэнси Кресс. Правила выживания (рассказ, перевод С. Абовской), стр. 220-260

Том Пардом. Во тьме веков (рассказ, перевод М. Савиной-Баблоян), стр. 261-296

Кристин Кэтрин Раш. Взрывные воронки (рассказ, перевод С. Абовской), стр. 297-319

Тед Косматка. Пророк с острова Флорес (рассказ, перевод А. Новикова), стр. 320-352

Бенджамин Розенбаум, Дэвид Акерт. Заблудившийся (рассказ, перевод М. Савиной-Баблоян), стр. 353-366

Роберт Рид. Рокси (рассказ, перевод Г. Корчагина), стр. 367-388

Грегори Бенфорд. Темные небеса (повесть, перевод А. Новикова), стр. 389-459

---

Согласно правилам, установленным занимавшимися хронопутешествиями чиновниками, место встречи «Воробья» с судном работорговцев было окружено запретной зоной в сотни квадратных миль и двадцать часов времени. Никто не знал, что может произойти, если пузырь попадет в занятый другим пузырем пространственно–временной объем. Поэтому бюрократы решили, что следует избегать даже малейшего риска. Сотрудники и финансисты, составлявшие вступительную часть к уставу агентства, провозгласили, что хрононавты «рассеют тьму веков путем упорядоченных наблюдений на местах», а кадровики и политики, управляющие агентством, постановили, что каждое место подлежит посещению лишь единожды. Ни один пузырь никогда не появится там, где уже побывал другой.

— Джива именно то, что им надо, — сказал Питер. — Я подсчитал голоса. Есть лишь одна возможность не пустить ее в пузырь: отозвать ваш грант и закрыть проект.

— И позволить, чтобы СМИ трубили про богатого бездельника, попытавшегося подкупить комиссию, состоящую из авторитетнейших ученых?!

Эмори считал, что Питер чересчур осторожничает. Если бы он предпринял решительное усилие, то мог бы изменить мнение комиссии. Джива щеголяла своими предубеждениями, словно модными украшениями. Но Питер знал, что наживет себе серьезных врагов среди проигравших.

Питер был ученым, жившим от гранта к гранту. Пока ему не удалось найти постоянную работу. Он балансировал между двумя силами, способными оказать решающее влияние на его будущее: богачом, который мог бы стать неиссякаемым источником грантов, и целой комиссией, способной помочь ему найти постоянную работу.

Конечно же, Эмори мог предложить Питеру нечто, что могло бы перевесить его уважение к сторонникам Дживы. Но это тоже было рискованно. Никогда не знаешь, когда ученый решит, что пора отстаивать научную честность. В конце концов Эмори забронировал себе место в пузыре, совершающем путешествие во времени. Плата за кресло в пузыре увеличит размер его гранта на тридцать процентов. Джива будет управлять камерами пузыря, но не помешает ему отснять свое любительское видео на собственном оборудовании. Тогда он будет располагать свидетельством, которое можно будет использовать в том случае, если эта дамочка исказит истину.

Харрингтон мог бы перегнуться через борт корабля и потребовать отчет, когда Бонфорс был еще еп route ,[60] но совершенно ясно, что капитан Феррис так бы не сделал. И Нельсон тоже так бы не поступил. Поэтому Харрингтон встал у рубки, где и оставался до тех пор, пока Бонфорс не перелез через борт «Воробья», отсалютовал в сторону кормы и маршем прошел но палубе.

— Он угрожает нам, — доложил Бонфорс.

— Он отказался показать вам трюм?

— Он сказал, что все необходимое я могу прочесть в его бухгалтерских книгах. Сказал, что у него восемь пушек и пятьдесят человек, а у нас лишь одно орудие и двадцать пять человек.

Харрингтон нахмурился. Расценит ли суд такие слова как угрозу? Сможет ли адвокат заявить, что Бонфорс преднамеренно извратил слова капитана брига?

— Это очевидный отказ, — продолжал Бонфорс. — Он дал мне понять, что не позволит проверить трюм.

Харрингтон повернулся к орудию. Он набрал полные легкие воздуха и испытал удовлетворение, когда услышал, как громогласно разнеслись его слова по всему кораблю: — Стреляйте по вашему усмотрению, мистер Терри!

Монтгомери расплылся в улыбке. Терри что–то сказал артиллеристам, и главный из них вытащил из бадьи фитиль.

Терри сложил руки на груди и оценил положение двух кораблей. Цепным выстрелом назывались два ядра, соединенные между собой длинной цепью. Такие ядра, вращаясь, влетали в снасти противника и крушили каждый трос и кусок дерева, попадавшиеся им на пути.

Терри махнул рукой. Конец фитиля поднесли к запалу.

Первый раз в жизни капитан Харрингтон стоял на палубе корабля, стреляющего в людей. К этому мгновению он готовился с тех пор, когда двенадцатилетним мальчишкой был зачислен в военно–морскую школу в Портсмуте, но все же грохот орудия застал его врасплох.

Монтгомери стоял на цыпочках, вглядываясь в корабль противника. Терри уже выкрикивал приказы. Из ведра с водой доставали банник. На всем корабле лишь шесть человек в полной мере могли оценить значимость момента, и одним из них был командир.

Задрожала фок–мачта невольничьего судна. Марсель был разодран в клочья. Бонфорс достал из чехла подзорную трубу и навел ее на корабль противника.

— Вижу обрывки, свисающие с фор–марса, — констатировал он.

Харрингтон осматривал в подзорную трубу палубу противника. Четверо моряков собрались вокруг орудия. Если оно сейчас выстрелит, ядро угодит «Воробью» в корму — чуть дальше того места, где стоит капитан.

Вероятно, следует начать с уничтожения парусов невольничьего корабля. Тогда можно будет не опасаться, что добыча ускользнет, и стрелять, находясь в недоступном для бортовых орудий противника положении. Должен ли он изменить этот план из–за того, что глядит прямо в жерло вражеской пушки? Может, разумней стрелять в орудие? Даже если это цель небольшая, в которую попасть сложно? Заманчивая мысль. Возможно, корабль противника даже загорится.

Это была мысль, подсказанная страхом.

— Отличное начало, мистер Терри. Так держать!

Полыхнула огнем пушка врага. Краткий миг — времени хватает лишь на то, чтобы осознать, как оцепенело все тело, — и затем, почти одновременно, мозг капитана фиксирует грохот выстрела и тяжелый удар ядра, попавшего в «Воробья».

Ядро попало примерно туда, куда он и предполагал. Если бы его выпустили на несколько градусов выше, оно бы упало бы в трех шагах от него.

Орудие «Воробья» выстрелило во второй раз тотчас после попадания вражеского ядра. Орудийный ствол прочистили банпиком, и третье ядро «Воробья» полетело через волны, тогда как команда невольничьего судна все еще закладывала второй заряд.

— На корабле работорговцев команда — настоящие лентяи, — сказала Джива.

Эмори наблюдал за артиллеристами обоих кораблей и высматривал признаки повреждений. После третьего выстрела «Воробья» взволнованный гардемарин радостно подпрыгнул. Верхняя треть фок–мачты повисла, зацепившись за снасти.

В представленном Адмиралтейству рапорте Харрингтон сообщал, что работорговый корабль спустил на воду шлюпку, чтобы с ее помощью развернуть корабль бортом к «Воробью». Харрингтон не уточнял, когда именно появилась шлюпка. Как предполагал Эмори, это произошло через некоторое время после начала боя.

— Похоже, что они собираются спустить шлюпку с того борта, — заметил Эмори. — Что, у нас проблемы?

— С помощью программы вращения можно исправить большинство недочетов. Как вариант можно будет показать диктора, который разъяснит тактику, — найдем какого–нибудь помешанного на старинном оружии профессора. Даже вы, Эмори, сможете это сделать. Не исключено, что вы знаете об антирабовладельческом патруле больше, чем Питер и вся комиссия, вместе взятые. Вот это будет действительно здорово: потомок героя рассказывает о своем предке, которого в детстве боготворил. И после того, как увидел его в действии.

Харрингтон опять углубился в размышления. Шлюпка вытягивала нос брига против ветра. Теперь мистер Уитджой не сможет равняться на нос, который отворачивается. Следует ли ему совершить маневр, сделать круг и зайти врагу с кормы? Или лучше остаться на месте, продолжать стрелять и нанести парусам противника еще больший урон?

Удар по мачте вражеского корабля ослабил скорость хода и маневренность судна, но дела не решил. А Харрингтон жаждал, чтобы работорговцы оказались в безвыходном положении — всецело в его власти.

Носовая пушка невольничьего судна потихоньку отворачивалась от «Воробья». На протяжении некоего промежутка времени — кто знает, сколько он продлится? — «Воробей» сможет стрелять в противника, а тот — нет.

— Придерживайтесь данного положения, мистер Уитджой. Стреляйте столь же метко, мистер Терри.

В руках у Харрингтона хронометр. Фальконет громыхнул вновь, и капитан отметил, что команда мистера Терри стреляет с промежутком в одну минуту двадцать секунд.

Сцепив руки за спиной, Харрингтон наблюдал, как медленно меняет положение корабль противника. Тут уж как повезет. Ядра бортовых орудий могут уйти выше, ниже или пролететь над палубой «Воробья» на уровне живота молодого капитана. Может, упадут туда, где стоит он, или в нескольких футах влево или вправо. Дело случая.

Тут уж ничего не поделаешь.

Бонфорс обернулся. Взглянул на капитана и продолжил наблюдения над кораблем противника.

Команда мистера Терри выстрелила трижды до того, как настала очередь врага. Второй выстрел «Воробья» освободил сломанную мачту от опутывающих ее тросов, и она обрушилась на палубу. Третий заряд попал в грот–мачту с такой силой, что если бы пленники видели это — непременно бы возрадовались, если бы поняли, что это значит. Мачта накренилась вправо. Вся громада снастей, дерева и свернутых парусов готова была обрушиться.