Стивен Кинг - Бессонница

• Название: Бессонница
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-03-003242-8, 5-7841-0762-3

Бессонница рано или поздно проходит — так подсказывает житейский опыт. Но что делать, если она растягивается на многие месяцы? Если бессонные ночи наполнены кровавыми видениями, которые подозрительно напоминают реальность? Ральф Робертс не знает ответов на эти вопросы; наверняка ему известно лишь одно: еще немного, и он сойдет с ума…

Читайте «Бессонницу» — бестселлер короля триллеров Стивена Кинга

---

Это оказалось легче, чем он ожидал.

Глава 6

1

Лето ускользнуло, как это бывает в штате Мэн, почти незаметно. Ранние пробуждения Ральфа продолжались, и к тому времени, когда краски осени начали мелькать в деревьях на Харрис-авеню, он уже раскрывал глаза около двух пятнадцати каждое утро. Это было погано, но впереди маячил назначенный ему визит к Джеймсу Рою Хонгу, а то дикое шоу фейерверков, с которым он столкнулся после своей первой встречи с Джо Уайзером, больше не повторялось. Эпизодически появлялись искорки вокруг краев различных предметов, но Ральф обнаружил, что, стоит ему зажмуриться и досчитать до пяти, искорки исчезали, когда он снова открывал глаза.

Ну… как правило, исчезали.

Речь Сюзан Дэй была назначена на пятницу, восьмое октября, и, пока сентябрь шел к своему законному финалу протесты и публичные дебаты относительно добровольных абортов становились все напряженнее и яростнее и все острее фокусировались на ее появлении. Ральф много раз видел Эда в новостях по телевизору, иногда в компании Дэна Дальтона, но все чаще одного, говорящего быстро, убедительно, и нередко в его взгляде и в интонациях чувствовалась ирония.

Он нравился публике, и ряды «Друзей жизни» пополнялись так интенсивно, как «Хлеб насущный» — их политический прародитель — мог только мечтать. Сборищ с швырянием кукол больше не было, равно как и прочих агрессивных демонстраций, зато устраивались многочисленные марши протеста и протеста против протеста, в изобилии звучали личные оскорбления, спорщики потрясали кулаками и засыпали редактора «Дерри ньюс» гневными письмами. Священники грозили проклятием, учителя твердили об умеренности и терпимости; с полдюжины молодых женщин, называющих себя «Веселые лесбийские крошки за Иисуса», были арестованы за марш перед первой баптистской церковью Дерри с плакатами, гласившими: УБИРАЙТЕСЬ ИЗ МОЕГО ТЕЛА! «Дерри ньюс» напечатала высказывание одного полицейского, пожелавшего остаться неизвестным, заявившего, что он надеется, что Сюзан Дэй подцепит грипп или еще что-нибудь и будет вынуждена отменить свой приезд.

Ральф больше не получал известий от Эда, но двадцать первого сентября пришла открытка от Элен с четырнадцатью ликующими словами: Уррра, я нашла работу! Публичная библиотека Дерри! Приступаю через месяц! Скоро увидимся. Ваша Элен.

Испытывая самую большую радость с тех пор, как Элен звонила из больницы, Ральф спустился вниз, чтобы показать открытку Макговерну, но дверь в квартиру внизу была закрыта и заперта.

Тогда, может быть, сходить к Лоис… Только Лоис, наверное, тоже ушла, поехала на свои карточные посиделки, а может, в центр — купить шерсти для вязания нового афганского ковра.

Беззлобно ворча и размышляя о том, как люди, с которыми больше всего хочется поделиться хорошими новостями, вечно где-то шляются, когда тебя буквально распирает, Ральф побрел к Страуфорд-парку. И там он отыскал Билла Макговерна; он сидел на скамейке возле поля для игры в мяч и плакал.

2

Плакал — пожалуй, слишком сильно сказано; быть может, лучше было бы сказать расхныкался. Из его узловатого кулака выглядывал краешек носового платка. Макговерн сидел на скамейке и наблюдал, как мамаша с маленьким сыном катают мяч вдоль первой основной черты ромбовидного поля, на котором два дня назад закончилось последнее большое событие сезона — чемпионат города по бейсболу.

То и дело он поднимал кулак с зажатым в нем носовым платком к лицу и промокал им глаза. Ральф, который никогда не видел Макговерна плачущим — даже на похоронах Кэролайн, — несколько мгновений потоптался возле площадки, прикидывая, подойти ли к Биллу или просто пойти обратно той же дорогой, какой он пришел сюда.

В конце концов он набрался мужества, подошел к скамейке и сказал:

— Салют, Билл.

Макговерн поднял на него глаза — красные, влажные и слегка смущенные, — снова вытер их и попытался выдавить улыбку:

— Привет, Ральф. Я тут распустил нюни. Извини.

— Все нормально, — сказал Ральф, садясь на скамейку. — Со мной тоже случается. В чем дело?

Макговерн пожал плечами и снова утер глаза.

— Ничего особенного. Переживаю эффект парадокса, только и всего.

— Что это за парадокс?

— Одного из моих самых старых друзей навестила удача. Это он когда-то впервые пригласил меня на должность преподавателя. Он умирает.

Ральф удивленно поднял брови. Но ничего не сказал.

— Он подцепил пневмонию. Его племянница, наверное, не сегодня-завтра перевезет его в больницу, и его подключат к кислородной подушке, по крайней мере на время, но он почти наверняка умрет. Я отпраздную его смерть, когда она настанет, и, полагаю, это главное, что вгоняет меня в самую говенную депрессию. — Макговерн помолчал. — Ты не понимаешь ни слова из того, что я говорю, да?

— Да, — сказал Ральф. — Но это нормально.

Макговерн заглянул ему в глаза, на мгновение опустил свои, потом кинул еще один удивленный взгляд на его лицо и шмыгнул носом. Звук получился хриплым и слезливым, но тем не менее Ральфу показалось, что это настоящий смешок, и он рискнул слабо улыбнуться в ответ и спросить:

— Я сказал что-нибудь смешное?

— Нет, — ответил Макговерн и легонько хлопнул его по плечу. — Я просто смотрел на твое лицо, такое честное и серьезное — ты и вправду словно открытая книга, Ральф, — и думал о том, как сильно я люблю тебя. Иногда мне даже хочется быть тобой.

— Только не в три часа утра, — тихо произнес Ральф.

Макговерн вздохнул и кивнул:

— Бессонница?

— Точно. Бессонница.

— Прости, что я засмеялся, просто…

— Не за что извиняться, Билл.

— …просто поверь мне, если я скажу, что это был смех восхищения.

— Кто этот твой друг и почему это удача, что он умирает? — спросил Ральф. Он уже догадывался, что лежит в основе парадокса Макговерна; он был не таким уж добросердечным глупцом, каким порой, кажется, считал его Билл.

— Его зовут Боб Полхерст. И пневмония — хорошая новость для него, потому что он страдает слабоумием с лета 88-го.

Ральф так и подумал… Хотя СПИД тоже приходил ему в голову. Он подумал, вызвало ли бы это шок у Макговерна, и ощутил легкий прилив удовольствия от этой мысли. Потом он взглянул на приятеля и устыдился своего удовольствия. Он знал, что, когда дело касается уныния, Макговерн — по меньшей мере полупрофессионал, но от этого его явная печаль о своем старом друге не становилась менее искренней.

— Боб был главой исторического факультета Высшей школы Дерри с 1948-го, когда ему минуло не больше двадцати пяти, и до 81-го или 82-го. Он был прекрасным учителем, он из тех ярко одаренных людей, которых находишь порой в глухих сельских местечках, где они прячут огоньки своего таланта под бушелями пшеницы. Обычно они заканчивают тем, что возглавляют факультеты и занимаются еще полдюжиной общественных дел, потому что просто не умеют отказывать. Боб-то уж точно не умел.

Мамаша теперь вела своего мальчика мимо них к маленькому открытому кафе, которое уже очень скоро должно было закрыться на холодный сезон. Лицо парнишки светилось странной прозрачной красотой, усиливаемой розового цвета аурой, которую видел Ральф вращающейся вокруг его головы и спокойными волнами окатывающей его маленькое оживленное личико.

— Мам, можно мы пойдем домой? — спросил он. — Я хочу сейчас поиграть в конструктор. Хочу сделать Глиняную Семейку.

— Давай-ка только сначала перекусим, Большой Парень. Идет? Мамочка проголодалась.

— Ладно.

На маленькой переносице мальчика красовался крючкообразный шрам, и в этом месте розовое мерцание его ауры сгущалось в красное.

Выпал из колыбельки, когда ему было восемь месяцев, подумал Ральф. Потянулся к бабочкам на раздвижной занавеске, которую его мама повесила от самого потолка. Она испугалась до смерти, когда подбежала и увидела столько крови; она подумала, что бедный малыш умирает. Патрик — вот как его зовут. Она называет его Пат. Его назвали в честь дедушки, и…

Он на мгновение крепко зажмурил глаза. Его желудок легонько пульсировал прямо под адамовым яблоком, и он вдруг понял, что сейчас его вырвет.

— Ральф? — окликнул его Макговерн. — С тобой все в порядке?

Он раскрыл глаза. Никаких аур — ни розовых, ни прочих; просто мама и сын направляются к закусочной, чтобы выпить прохладительного, и он никак, ну просто никак не мог знать, что ей не хочется отводить Пата домой, поскольку отец Пата после почти шести месяцев завязки снова запил, а когда он напивается, то становится…

Прекрати, ради Бога, прекрати.

— Все нормально, — сказал он Макговерну. — Соринка в глаз попала, вот и все. Продолжай. Расскажи мне о своем друге.