Стивен Кинг - Бессонница

• Название: Бессонница
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-03-003242-8, 5-7841-0762-3

Бессонница рано или поздно проходит — так подсказывает житейский опыт. Но что делать, если она растягивается на многие месяцы? Если бессонные ночи наполнены кровавыми видениями, которые подозрительно напоминают реальность? Ральф Робертс не знает ответов на эти вопросы; наверняка ему известно лишь одно: еще немного, и он сойдет с ума…

Читайте «Бессонницу» — бестселлер короля триллеров Стивена Кинга

---

Прекрати, ради Бога, прекрати.

— Все нормально, — сказал он Макговерну. — Соринка в глаз попала, вот и все. Продолжай. Расскажи мне о своем друге.

— Да не так уж много рассказывать. Он был гений но за многие годы я убедился в том, что гениев вокруг — пруд пруди. Я думаю, эта страна переполнена гениями — такими умными, что по сравнению с ними твой покорный слуга, как-никак действительный член ассоциации преподавателей гуманитарных наук, выглядел бы шутом гороховым. И я думаю, большинство из них — учителя, живущие и работающие во мраке неизвестности, в маленьких городках, потому что им так нравится. Бобу Полхерсту это наверняка нравилось… Он так умел заглядывать внутрь людей, что меня это, кажется, даже, пугало… Во всяком случае, поначалу. Но через некоторое время становилось ясно, что бояться нечего, потому что Боб был очень добрым. Но поначалу он вызывал ощущение дикого страха. Порой мне казалось, что он смотрит на меня не обыкновенными глазами, а просвечивает рентгеновскими лучами.

У стойки закусочной женщина наклонилась, держа в руках маленький бумажный стаканчик с содовой. Малыш с улыбкой обеими руками потянулся к нему, взял и жадно выпил. При этом розовое мерцание вновь торопливо запульсировало вокруг него, и Ральф понял, что был прав: парнишку звали Патрик, и его мать не хотела вести его домой. Он никак не мог этого знать, но все равно — знал.

— В те годы, — сказал Макговерн, — если ты был из центральной части Мэна и при этом не на сто процентов гетеросексуальным, то из кожи лез, чтобы сойти за гетеросексуального. Конечно, еще можно было переехать в Гринвич-Биллидж, носить берет и по субботам ходить в джазовые клубы, где вместо аплодисментов щелкают пальцами. В то время сама мысль о том, чтобы «перестать прятаться в чулане», была смехотворной. Для большинства из нас «чулан» был единственным выходом. Если только ты не хотел, чтобы свора поддатых парней уселась на тебя в темной аллее и попыталась отодрать твою башку, весь мир был для тебя «чуланом».

Пат допил содовую и бросил бумажный стаканчик на землю. Мать велела ему поднять его и положить в мусорную корзинку, что он и сделал — очень весело. Потом она взяла его за руку и они медленно пошли к выходу из парка Ральф наблюдал за ними с тревогой, надеясь, что волнения и страхи женщины не оправдаются, и боясь, что все может обернуться иначе.

— Когда я попросил работу на историческом факультете в Высшей школе Дерри — это было в 1951-м, — у меня был двухлетний опыт преподавания в сельской местности, в одном Богом забытом местечке — Лубеке, и я посчитал, что если уж я сумел ужиться там без всяких дурацких вопросов, то уживусь где угодно. Но Боб лишь один раз глянул на меня — черт, заглянул в меня — этими своими рентгеновскими глазками и просто узнал. И еще, он не был смущен. «Если я решу предоставить вам эту работу, а вы решите принять ее, мистер Макговерн, могу я быть уверен, что никогда не возникнет ни малейших неприятностей по поводу вашего сексуального предпочтения?» Сексуального предпочтения, а, Ральф! Ну и ну! Мне никогда даже не снилась такая фраза до того дня, но она прокрутилась у него быстрее шарикоподшипника. Я начал было вставать на дыбы, собрался уже заявить ему, что понятия не имею, о чем он болтает, но все равно ноги моей здесь не будет — как говорится, из принципа, — а потом взглянул на него еще раз и решил поберечь пыл. Я мог одурачить нескольких ребят там, в Лубеке, но Боба Полхерста мне было не провести. Ему самому еще не было тридцати, может, он бывал южнее Киттери не больше дюжины раз за всю свою жизнь, но он знал обо всем, что касалось меня, и для этого ему потребовалось всего-навсего поговорить со мной двадцать минут. «Можете быть уверены, сэр, ни малейших», — сказал я кротко, как ягненочек крошки Мэри[28].

Макговерн вновь прикоснулся носовым платком к глазам, но Ральфу показалось, что на этот раз жест вышел несколько театральным.

— За двадцать три года до того, как я ушел преподавать в Общественный колледж Дерри, Боб обучил меня всему, что я знаю о преподавании истории и о шахматах. Он замечательно играл… Он наверняка подкинул бы этому хвастуну Фэю Чапину такую косточку, которую тот долго не мог бы разгрызть, можешь мне поверить. Я победил его только раз, и это случилось уже после того, как начала сказываться болезнь Альцгеймера[29]. После этого я никогда больше с ним не играл… И еще кое-что. Он никогда не забывал анекдоты. Никогда не забывал дни рождения и юбилеи близких ему людей — открыток он не посылал и подарков не дарил но всегда поздравлял и желал всего самого лучшего, и никто никогда не сомневался в его искренности. Он опубликовал около шестидесяти статей о преподавании истории и о Гражданской войне — он на Гражданской войне специализировался. В 67-м и 68-м он написал книгу под названием «Позже, тем летом» — о том, что происходило в месяцы, последовавшие за Геттисбергом[30]. Десять лет назад он дал мне почитать рукопись, и я до сих пор считаю ее лучшей книгой о Гражданской войне из всех, что я когда-либо читал. Может быть, только роман «Ангелы-убийцы» Майкла Шаары можно с ней сравнить. Однако Боб и слышать не хотел о ее публикации. Когда я спрашивал почему, он говорил, что я лучше других должен понимать причины.

Макговерн сделал короткую паузу, глядя в парк, наполненный зеленовато-золотистым светом и черными переплетениями теней, которые шевелились и вздрагивали с каждым вздохом ветерка.

— Он говорил, что боится выставлять себя напоказ.

— Да, — сказал Ральф. — Я понимаю.

— Вот что, быть может, охарактеризует его лучше всего: он обычно заполнял большой кроссворд в воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс» сразу чернилами. Однажды я поддел его этим — обвинил его в излишней самоуверенности. Он ухмыльнулся и сказал: «Есть большая разница между гордыней и оптимизмом, Билл. Я оптимист, только и всего». Словом, ты усек картину. Добрый человек, хороший учитель, блестящий ум. Его специальностью была Гражданская война, а теперь он даже не знает, что вообще такое — гражданская война. Не говоря уже о том, кто победил в нашей. Черт, он даже не знает, как его зовут, и скоро, в какой-то момент — честно говоря, чем скорее, тем лучше, — он умрет, понятия не имея, что вообще жил на свете.

Мужчина средних лет в майке с эмблемой университета штата Мэн и разодранных джинсах, волоча ноги, тащился через игровую площадку, неся под мышкой смятый бумажный пакет. Он остановился возле стойки закусочной в надежде отыскать одну-две пустые бутылки в мусорной корзине. Когда он нагнулся, Ральф увидел окутывающий его зеленый «конверт» и светло-зеленый «воздушный шарик», который, раскачиваясь, поднимался от его макушки. И вдруг он ощутил себя слишком усталым, чтобы закрывать глаза; слишком усталым, чтобы усилием воли прогонять это.

Он повернулся к Макговерну и сказал:

— С прошлого месяца я вижу такие штуковины, которые…

— Наверное, я горюю, — сказал Макговерн, снова театрально утерев глаза, — хотя сам не знаю, о Бобе или о себе. Смешно, правда? Но если бы ты мог видеть, каким умницей он был в те дни… каким чертовски смышленым…

— Билл? Видишь того парня возле стойки? Того, что роется в мусорной корзине? Я вижу…

— Да, такие ребята теперь здесь повсюду, — сказал Макговерн, окинув алкаша (который отыскал две пустые бутылки из-под «Будвайзера» и засунул их в свой пакет) беглым взглядом, прежде чем снова повернуться к Ральфу. — Ненавижу быть старым — думаю, может, все на самом деле сводится к этому. Я имею в виду большой срок.

Алкаш, согнув колени и шаркая ногами, приблизился к их скамейке; ветерок возвестил о его приближении запахом отнюдь не высококачественной кожи. Его аура — веселого насыщенного зеленого цвета, напомнившего Ральфу украшения в День святого Патрика[31], — странным образом подходила к его угодливой позе и болезненной ухмылке.

— Привет, ребята! Как дела?

— Бывало лучше, — сказал Макговерн, саркастически приподняв бровь, — и надеюсь, будет снова лучше, как только ты уберешься отсюда.

Алкаш неуверенно глянул на Макговерна, по-видимому, решил, что тут ему не светит, и перевел взгляд на Ральфа:

— Не найдется у вас лишней мелочишки, мистер? Мне нужно попасть в Декстер. Мой дядюшка вытащил меня отсюда, из приюта на Нейболт-стрит, сказал, что я могу снова получить свою прежнюю работу на фабрике, но только если я…

— Убирайся отсюда, козел, — буркнул Макговерн.

Алкаш кинул на него быстрый тревожный взгляд, а потом снова уставился своими карими, налитыми кровью глазами на Ральфа:

— Знаете, это неплохая работенка. Я мог бы снова получить ее, но только если доберусь туда сегодня. Тут есть автобус…

Ральф полез в карман, нашел четвертак и десятицентовик и опустил их в протянутую ладонь. Алкаш ухмыльнулся. Окружавшая его аура стала ярче, а потом неожиданно исчезла. Для Ральфа это явилось большим облегчением.