Залман Градовский - В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима

• Название: В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима
• Автор: Залман Градовский
• Издательство: ГАММА-ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9612-0027-0

В первом издании книги (Гамма-Пресс, М., 2010) впервые без искажений и купюр были представлены все найденные тексты Залмана Градовского — одного из членов «зондерхоммандо» в Аушвице-Биркенау, погибшего 7 октября 1944 года во время восстания. Его записки, обнаруженные в пепле возле крематория, без преувеличения можно назвать одним из центральных документов Холокоста.

Настоящее второе издание дополнено развернутым приложением П. Поляна, в котором исследуется феномен «зондеркоммандо», анализируются факты исторической трагедии в Аушвице-Биркенау, а также излагается история обнаружения и публикаций письменных свидетельств членов «зондеркоммандо».

Книга адресована широкому кругу читателей.

---

Рудольфа Кастнера, главу венгерских евреев, обвиняли в сделке с дьяволом и в предательстве интересов венгерской еврейской общины ради шкурного спасения 1700 человек еврейской элиты (в том числе себя и своих близких) в так называемом «Поезде Кастнера», проследовавшем из Будапешта в Швейцарию. Он стал объектом ненависти в Израиле, в его дочерей в школе кидали камнями. Сам же Кастнер, осужденный на первом своем процессе (1955), был оправдан на втором (1958), но не дожил до этого: в марте 1957 года он был застрелен мстителями-экстремистами.

Хайм Румковский железной рукой правил Лодзинским гетто и не боялся играть в шахматы с самим дьяволом. Ставкой были жизни, и, не колеблясь, отдавая фигуры за качество, он посылал на заклание все новые и новые тысячи еврейских душ. Но, в конечном итоге, проиграл, ибо в Лодзи уцелело лишь несколько сот человек[321].

«Зондеркоммандо», так же как и еврейская полиция в гетто, и еврейские «функциональные узники» в концлагерях, и выкресты-полицаи, и берлинские «грайферы», рыскавшие по городу по заданию гестапо в поисках соплеменников[322], и даже весь лагерь-гетто для привилегированных в Терезине или вип-концлагерь в Берген-Бельзене — все это лишь части того сложного и противоречивого целого, к которому в Израиле поначалу выработалось особое — и весьма негативное — отношение. Молодое еврейское государство испугалось своей предыстории и не захотело, а отчасти не смогло разобраться в страшнейших страницах недавнего прошлого. Идеологически поощрялся лишь героизм, и особенно — героизм убежденных сионистов.

Но даже это «не помогло» мертвому герою восстания в Аушвице — убежденному сионисту Градовскому — получить в Эрец Исраэль более чем заслуженное признание. Принадлежность к «зондеркоммандо» — это как каинова печать, и именно этим объясняется нежелание некоторых из уцелевших ее членов пойти на контакт с историками и дать интервью[323]. Этим же объясняется и зияющее отсутствие этой темы в большинстве музейных экспозиций по Шоа.

Спрашивается: а возможно ли вообще сохранить в концлагере жертвенническую «невинность»? Каждый из правого ряда на рампе виноват уже тем, что не оказался в левом, ибо только эти жертвы — чистейшие из чистейших. Все остальные, если дожили до освобождения, наверняка совершили какое-нибудь «грехопадение». Выжил — значит пособничал, выжил — значит виноват.

На этом посыле и построено то уродство в общественной жизни Израиля, о котором упомянуто выше. В точности то же самое было и в СССР, для которого каждый репатриированный бывший остарбайтер и бывший военнопленный был чем-то в диапазоне между предателем и крайне подозрительной личностью. Добавим к этому, что СССР был единственной страной в мире, требовавшей от своих военнослужащих ни в коем случае не сдаваться в плен врагу, а биться до предпоследнего патрона, последним же патроном — убить себя!

В любом случае нацисты преуспели еще в одном: убив шесть миллионов, они вбросили в еврейство другой яд — яд вечного раздора и разбирательства, не исторического исследования, а бытового противостояния и темпераментной вражды. Только этой общественной конъюнктурой можно объяснить такие обвинения в адрес членов «зондеркоммандо», как их якобы прямой «интерес» в прибытии все новых и новых транспортов, то есть как можно более продолжительном и полном течении Холокоста. Только это, мол, страховало их жизни и сытость.

Так, Г. Лангбайн цитирует некоего Э. Альтмана, «вспоминающего» явно мифическое высказывание одного из «зондеров» (так иногда называли членов «зондеркоммандо»): «Aгa, неплохой эшелончик прибыл! А то у меня уже жратва кончается». (Как мог член «зондеркоммандо» заранее знать, что прибыло, и как мог Э. Альтман все это от него услышать: в пабе после работы?)[324] Но этому, однако, нет ни одного подтверждения. Понимать связь явлений — это одно (и такое понимание имело место), а паразитировать на смерти и молиться на нее — это, согласитесь, другое.

Признавая на суде свои «ошибки», но так ни разу и не покаявшись сам, Хёсс, однако, нашел слова для ехидного осуждения евреев из «зондеркоммандо»: «Своеобразным было все поведение «зондеркоммандо». Исполняя свои обязанности, они совершенно точно знали, что после окончания [Венгерской] «операции» их самих ожидает точно такая же участь, как и их соплеменников, для уничтожения которых они оказали столь ощутимую помощь. И все равно они работали с рвением, которое меня всегда поражало. Они не только никогда не рассказывали жертвам о том, что им предстоит, но и услужливо помогали при раздевании и даже применяли силу, если кто-нибудь ерепенился. <…> Все как само собой разумеющееся, как если бы они сами принадлежали к ликвидаторам»[325].

Эти признания, возможно, послужили толчком (и уж во всяком случае — пищей) для теоретических построений итальянского историка и философа Примо Леви, который сам пережил Аушвиц.

До известной степени Примо Леви поддается на провокацию эсэсовцев, о которой он сам предупреждал: «Те, кто перетаскивает еврейские трупы к муфелям печей, обязательно должны быть евреями, ибо это и доказывает, что евреи, эта низкоразвитая раса, недочеловеки, готовые на любые унижения и даже на то, чтобы друг друга взаимно убивать. <…> С помощью этого института [ «зондеркоммандо»] делается попытка переложить вину на других, и самих по себе жертв, с тем чтобы — к собственному облегчению — их сознание уже никогда не стало бы безвинным»[326].

И все же по существу Примо Леви не слишком сгущает краски, когда называет случай «зондеркоммандо» экстремальным в коллаборационализме[327]. Он обратил внимание и на такой феномен, как своеобразное «братание» эсэсовцев, работавших на крематориях, с членами «зондеркоммандо»: первые держали вторых как бы за «коллег», отчего — несмотря на свои истинно арийские котурны — эсэсовцы не считали для себя зазорным играть с ними в футбол[328], поддерживать сообща черный рынок и даже вместе выпивать[329].

Быть может, самым ярким проявлением этого Kameradschaft (сотоварищества) являлись отношения Менгеле и Нижли. Врач-эсэсовец, член партии, приказал (а на самом деле — доверил!) презренному жиду Нижли (тоже врачу) сделать аутопсию застрелившегося эсэсовского полковника[330]. Подумать только: врач-еврей, которому согласно нюрнбергским законам и приближаться к немецкому пациенту запрещено, кромсает скальпелем драгоценную арийскую плоть! И где? В Аушвице!

9

Утонченная интеллектуальная констатация Леви феномена «братания» и условной коллегиальности между членами СС и «зондеркоммандо» не рассчитана на то, чтобы стать методологией. Уж больно она эксклюзивна и выведена из исторического контекста, в котором различие между теми и другими настолько огромно, что само это наблюдение и его эмпирическая подоснова едва-едва различимы.

Однако именно как методологию восприняла ее ученица Леви Регула Цюрхер из Берна: встав на ее рельсы, она и докатилась, пожалуй, дальше всех. Ничтоже сумняшись, она просто соединила членов «зондеркоммандо» и эсэсовцев на крематориях в некое общее, по-будничному звучащее, понятие — «персонал установок по массовому уничтожению в Аушвице»[331]. Конечно, разбирая по пунктам их «работу», их «быт», их «менталитет» и т. д., она рассматривает их раздельно, как подгруппы этой группы, но черта уже перейдена, и рельсы сами ведут куда надо. Возьмем критерий антисемитизма: ага, у СС — он есть, а у «зондеркоммандо» — нет. А вот критерии «жажды выжить», «стремления к обогащению»: эти критерии, видите ли, есть у обоих подгрупп этого «персонала»! И еще они отличаются по степени «развязанности рук»[332]. И так далее…

Вместе же взятые, единые в этом и различные в том, они все равно формируют пресловутый «персонал». Так профанируется методология учителей!

Р. Цюрхер предлагает различать среди членов «зондеркоммандо» четыре подгруппы: а) потенциальные самоубийцы, б) борющиеся за жизнь любой ценой, но оправдывающие это тем, что им предстоит рассказать обо всем миру, в) организаторы подполья и повстанцы и г) «роботы», не сохранившие никаких человеческих чувств. Вместе с тем это никакие не типы, а разные состояния все одного и того же — состояния души членов «зондеркоммандо». Каждый из них, может быть, прошел через ту или другую комбинацию этих состояний, ставших для него своего рода этапами.

Результат же, к которому приходят Леви и его ученица, банален: наряду с «черной зоной» — местообитанием абсолютного зла — существует, оказывается, некая «серая зона», которую, со стороны СС, манифестирует, например, Курт Герштейн[333], а со стороны «зондеркоммандо», надо полагать, подготовители восстания.

Итак, в глазах многих евреев на членах «зондеркоммандо», как и на членах юденратов, лежит каинова печать предательства и соучастия в геноциде.