Залман Градовский - В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима

• Название: В сердцевине ада: Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима
• Автор: Залман Градовский
• Издательство: ГАММА-ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9612-0027-0

В первом издании книги (Гамма-Пресс, М., 2010) впервые без искажений и купюр были представлены все найденные тексты Залмана Градовского — одного из членов «зондерхоммандо» в Аушвице-Биркенау, погибшего 7 октября 1944 года во время восстания. Его записки, обнаруженные в пепле возле крематория, без преувеличения можно назвать одним из центральных документов Холокоста.

Настоящее второе издание дополнено развернутым приложением П. Поляна, в котором исследуется феномен «зондеркоммандо», анализируются факты исторической трагедии в Аушвице-Биркенау, а также излагается история обнаружения и публикаций письменных свидетельств членов «зондеркоммандо».

Книга адресована широкому кругу читателей.

---

Во главе лагерного подполья стояли поляки (Юзеф Циранкевич, Збышек Райноч и Тадеуш Холуй), австрийцы (Хайнц Дюрмаер, Эрнест Бургер, Герман Лангбайн) и немцы (в частности Бруно Баум, заменивший Бургера). Но в организации состояли и русские, и евреи[353]. А вот французы и бельгийцы не примкнули к общей организации, предпочтя маленькие, но свои очажки. Своя автономная организация, судя по всему, была и в чешском лагере.

До февраля-марта 1942 года, когда начали поступать первые еврейские эшелоны, Аушвиц был почти исключительно польским лагерем, и, несмотря и на то, что в 1943-м евреев было уже втрое, а в 1944 году даже вчетверо больше, чем поляков, именно польское Сопротивление было наиболее организованным и сильным. Поляки постепенно вытесняли даже немцев-рейхсдойче со всех важных внутрилагерных постов[354].

Строго говоря, какого-то общепольского Сопротивления в контексте Второй мировой войны не было и не могло быть: но если между «аковцами» и «аловцами»[355] где-то и возникало какое-то единство, то как раз в тяжелых и чрезвычайных ситуациях, таких, например, как во время Варшавского восстания или в жестких обстоятельствах концлагеря.

Свою деятельность подпольщики из Аушвица I понимали прежде всего как постепенный захват ключевых позиций — должностей так называемых функциональных узников (капо, форарбайтеров, штубендистов и др.) — и систематическое вытеснение с этих должностей своих политических соперников, вытеснение любой ценой. Кроме того, подкармливание и облегчение режима для своих, нередко помещение их в изоляторы к «своим» врачам, иногда — создание фальшивых документов и даже смена номеров. Начиная с 1943 года подпольщики регулярно слушали радио и раз в неделю — по принципу радио, но «сарафанного» — проводилась своего рода политинформация. Искались и находились различные пути для взаимодействия с другими лагерными отделениями и, что особенно трудно и важно, с внешним миром: за время существования лагеря на волю было переправлено около 1000 касиб! И это, наверное, самое серьезное из того, что заговорщики могли поставить себе в заслугу: на основании этих касиб в Кракове выходила даже летучая газета «Эхо Аушвица»[356].

Наконец, изыскивался и припрятывался (на чердаке дезинфекционного барака) инструментарий для будущего восстания — например, ножницы для взрезывания колючей проволоки, оружие, но оно, похоже, ушло обратно на «черный рынок», ибо Баум говорит о членах «зондеркоммандо» как о неплохо вооруженном воинстве. И надо признать; многое у подпольщиков из Аушвица I было вполне налажено — какой контраст по сравнению с тем, чем располагали члены «зондеркоммандо»! Даже оружие для «зондеркоммандо» подпольщики из «Боевой группы Аушвиц» были в состоянии раздобыть и поставить, пусть и не бесплатно (благо у «зондеров» была прочная репутация «платежеспособных» — особенно котировались их доллары и лекарства).

Кроме «рыночных» имелись и союзнические отношения: члены «зондеркоммандо» передавали подпольщикам в центральный лагерь списки эшелонов и даже фотографии процесса уничтожения, а центр, в свою очередь, снабжал их не менее существенными сведениями, например заблаговременной — и потому жизненно важной — информацией о сроках предстоящих селекций среди «зондеркоммандо». Роль связных при этом выполняли отдельные мастеровые (например, электрики) или узники, работавшие на складах «Канады», соприкасавшиеся и с основным лагерем, и с «зондеркоммандо»[357].

На фоне ротационной динамики заключенных в Биркенау и Моновице жизнь в основном лагере в Аушвице, если только она проходила не в бункере и не в медико-экспериментальных «лабораториях», могла считаться верхом размеренности и стабильности.

А у прошедших сквозь рампу евреев, даже если их и зарегистрировали, счет подаренной им лагерной жизни, по некоторым оценкам, шел не на годы, а на первые месяцы: с такой средней продолжительностью им просто недоставало времени не то что на вынашивание планов сопротивления, но и на то, чтобы элементарно оглядеться.

Как возможное исключение и источник надежды смотрелся семейный Терезинский лагерь — эта имитация классического гетто, но уже как бы отдепортированного куда надо. Всего в двух шагах от него плескался кровавый океан то быстрой, то замедленной еврейской смерти — и, оглядевшись, просто невозможно было предполагать, что тут могут быть исключения. Но, как показала жизнь (а точнее смерть), терезинцев сковывало по рукам и ногам именно ощущение собственной исключительности и привязанность к своим близким, жизни которых при всяком сопротивлении ставились бы на кон, и ничем не объяснимая уверенность в том, что их «островок еврейского счастья» неприкасаем.

Намеки Градовского на то, что между «зондеркоммандо» и терезинцами было что-то вроде соглашения о намерениях (если вторые восстанут, то первые к ним присоединятся), подтверждается Врбой и Ветцлером. Кто-то из них двоих был связующим звеном, другим был директор еврейской школы терезинцев Фреди Хирш: не сумев организовать такое выступление, он покончил с собой[358].

Возможность оглядеться была, разумеется, у самих членов «зондеркоммандо», а вот уверенности в завтрашнем и даже сегодняшнем дне у них не было совершенно. Не было у них и «обремененности семьями», а после беспроблемного уничтожения семейного лагеря, чему они были как минимум свидетелями, среди них сложилось и все более крепло ощущение, что им уже не на кого полагаться — только на самих себя. Все это и делало их группой, максимально заинтересованной в восстании, и чем раньше, тем лучше[359].

Непременной частью их планов было уничтожение самого узкого звена аушвицкого конвейера смерти — крематориев. Похоже, что «зондеркоммандо» были единственной в мире силой, вознамерившейся вывести из строя хотя бы часть инфраструктуры Холокоста. Красная Армия была еще далеко, а никому из союзников с их воздушными армадами это, кажется, не приходило в голову.

Независимо от исхода восстания сама подготовка к нему — это то, что примиряло члена «зондеркоммандо» с ужасом происходящего и возвращало его в рамки нормальности и моральности, давая шанс искупить вину и реабилитироваться за все ужасное, что на их совести. И тут «неудачи» решительно не могло быть — удачей было бы уже умереть по-человечески, а может и героически, умереть в борьбе — умереть людьми!

В этом смысле восстание членов «зондеркоммандо» в Биркенау сродни обоим Варшавским восстаниям: шансов на победу никаких, но боевой и моральный дух они подняли исключительно!

Но это шло решительно вразрез со стратегией (она же тактика) польского руководства «Боевой группы Аушвиц»: никаких резких движений, выжить любой ценой, поелику возможно информировать внешний мир и лишь тогда поднимать восстание, когда будет ясно, что СС хочет всех уничтожить или когда Красная Армия постучится прямо в ворота.

Как известно, никакого восстания, разработанного подпольем основного лагеря, не состоялось. Приводимое Баумом описание его плана настолько мутное, что впору усомниться как минимум в значительности роли самого Баума в их разработке. Весь пар ушел в хитроумную организацию экстравагантных побегов, неудавшихся из-за банального предательства, невезенья и превентивной эвакуации немцами на запад показавшихся им подозрительными лиц[360].

Удивительно, но Баум при этом не постеснялся, с одной стороны, упрекать «зондеркоммандо» в бездействии, когда они не поддерживали обреченных, догадавшихся у дверей газовни о предстоящей ликвидации и начинавших спонтанно бунтовать и не повиноваться, а с другой, удерживал членов «зондеркоммандо» от выступления и предупреждал прочих узников Биркенау о неразумности присоединения к восстанию «зондеркоммандо», если таковое случится[361]. В то же время четырех евреек — работниц фабрики «Унион», с риском для жизни добывших и доставивших в крематории порох для гранат и принявших, когда это раскрылось, героическую смерть на виселице, — Баум причисляет к «своей» организации, упомянув «зондеркоммандо» лишь мельком и сквозь зубы[362].

Исчерпывающим выражением уверенности в том, что немцы позаботятся, чтобы ни один еврей не вышел из концлагеря живым, а оставшиеся в живых поляки не расскажут правду о погибших, является следующий пассаж из Залмана Левенталя: «История Аушвица-Биркенау как рабочего лагеря в целом и как лагеря уничтожения миллионов людей в особенности будет, полагаю, представлена миру недостаточно хорошо. Часть сообщений поступит от гражданских лиц. Между прочим, я думаю, что мир и сегодня уже кое-что об этом знает. А остальное расскажут, вероятно, те поляки, что по воле случая останутся в живых, или же представители лагерной элиты, которые занимают лучшие места и самые ответственные должности, или же, в концов концов, и те, чья ответственность не была столь большой…»[363].