Валерия Аальская - Головастик

• Название: Головастик
• Автор: Валерия Аальская
• Жанр: Научная Фантастика

Эта повесть написана в ключе фантастики будущего; однако, для меня лично это не имеет большого значения, потому что люди всегда остаются людьми — вне зависимости от места, времени, жанра и настроения автора.

---

Первым, кто встретил нас у витых, помпезных ворот, оказался Кристофер — как всегда, в довольно грязных джинсах, связанной на животе узлом рубашке, когда-то (довольно давно) бывшей белой, и этих ужасных простонародных шлепанцах. Он весело помахал мне рукой от трибун, пожал руку Аластору, чуть не ввергнув того в состояние шока, и предложил нам осмотреть стадион самостоятельно — попросив, однако, ходить подальше от шестого бокса, потому что там сейчас ветеринар принимает роды у Звездочки. На этом он вынужденно откланялся — у управляющего здесь наверняка очень много работы.

Слово "лошадь" он произносил со странным благоговением; я не удивился бы, узнав, что он им молится.

С высоты наш конезавод, должно быть, похож на большую ромашку, изображенную чересчур увлеченным художником-импрессионистом. Ее тонкий, кривоватый стебелек — главная аллея, засаженная липами и покрытая брусчаткой в лучших традициях Дома Фииншир; к нему примыкает продолговатый прямоугольный "листок" — посадочная площадка и ангары для лайнов гостей. Песочно-желтая сердцевина ромашки — круг для конкура; его окольцовывает бурая полоса для забегов. Дальше и выше — красно-синие трибуны для гостей, со звездчатой полосатой ложей для членов династий. "Лепестки" — это шесть довольно унылых черных боксов для лошадей, с загадочными "хозяйственными постройками", умостившимися между ними. Три одноэтажных корпуса на задворках — ветеринарный, инструментальный и тренерский — в эту картину вписывались разве что под видом облаков, но нас сейчас это волновало мало.

Входов в основное здание было два: один, с аллеи — на трибуны, и второй — к старту, из второго, обычно пустующего бокса.

Аластор оглядывался с немалым любопытством: наш конезавод — единственный внеземной в Солнечной Системе, гордость рода Фииншир. Его закрыли после внезапного мора среди лошадей; тогда в боксах оставалось едва ли пятнадцать этих гордых тонконогих созданий. Сейчас наши люди восстанавливают породу и поголовье; думается, что уже очень скоро витые ворота гостеприимно распахнутся, а расконсервированные ангары примут многочисленные лайны; правда мне отчего-то кажется, что это произойдет не раньше октября — отец слишком дорожит честью нашего рода.

Тогда жизнь делилась для меня на счастливое "до", наполненное призрачной надеждой, и страшное "после", холодное и пустое.

Дежурный по четвертому боксу, парень примерно моего возраста, охотно препоручил нашим заботам трех скакунов — моего обожаемого Салюта, высокого каурого жеребца, соловую Пастилу, которой Винкл немедленно скормила длинную морковку, и (с большим сомнением) старика Снежка, который, к немалому удивлению Аластора, оказался вороным. Пока Джерром объяснял, не слишком выбирая выражения, как седлать лошадь, как выравнивать стремена, как затягивать подпруги и почему, отпуская лошадь пастись, ее стоит расседлывать, я, посмеиваясь над выражением лица Аластора, устраивал на лошадиной спине чересседельные сумки; везти еще и гитару я отказался наотрез, так что с ней возилась Винкл. Ради такого случая она уложила волосы в компактную шишку; так она сразу сделалась серьезнее и будто бы старше. Впрочем, я не сомневался, что, как только мы отъедем достаточно далеко, она, поминая чересчур заботливого Джеррома, немедленно распустит их снова.

После недолгих раздумий и долгих споров с моей непокорной сестрицей, которая якобы всегда все знает лучше, мы двинулись к далекому Северному Лебяжьему озеру. Надо отметить, что никто и никогда не видел на этом озере ни лебедей, ни даже воробьев, а располагалось оно к юго-востоку от виллы; впрочем, человек, дававший названия географическим объектам в нашем Куполе обладал изрядным чувством юмора: холмик на самом юге территории назывался Большой Северной Грядой, а небольшой городок — Южным Солнцем, что и вовсе с трудом укладывалось в моей голове.

Если бы не Аластор, до сих пор путающийся в поводьях и стременах, мы давно бы уже пустились наперегонки; впрочем, ехать шагом по зелено-рыжему полю, щедро усыпанному великолепными синими колокольчиками и неуставными маками, оказалось не менее притягательно.

Что бы я ни говорил о нашей вилле и роде Фииншир, мне все же нравится это место, Северный Купол близ романтичной Венеры; что поделать, у моего отца все же есть вкус. Если виллу обставлял профессиональный дизайнер интерьеров, подготовивший для семьи полный проект за невозможно неприличную сумму, то сама территория стала воплощенной мечтой Главы Старшего Дома Фииншир.

Северный Купол — по-своему уникально место; все критики твердят, что подобное расходование ресурсов крайне нерентабельно, но моему отцу на это наплевать. Наши Купола образуют не полусферу, а нечто, весьма отдаленно напоминающее гантель: два шара с иллюзорным небом и дорога между ними с истинно марсианским пейзажем. Говорят, сады камней просветляют… что уж говорить о поверхности каменного астероида?..

Да, наша Корсария раньше была астероидом — до тех самых пор, пока в своем медленном комическом дрейфе не наткнулась на защитные космические сети. Какие-то непрофессиональные астронавты, вместо того, чтобы просто сбить ее с курса, по странному и почти невероятному стечению обстоятельств подарили Венере новый каменный спутник. Тогда-то Корсарию с аукциона и выкупил наш отец — он давно хотел перебраться подальше от Земли с ее "охраняемой девственной природой и культурным наследием цивилизаций" (дошло до того, что на личном лайне там можно сесть только в шести местах, причем все они как-то подозрительно далеко и от Европы, и от Америки) и пыльной, заселенной сверх меры Луны.

Осваивали Корсарию шестнадцать лет. Никаких полезных ископаемых обнаружено не было; а единственное, и без того довольно бедное, месторождение алмазов, как потом выяснилось, пригрезилось геологу в отнюдь не вещем сне. В общем, все, что было здесь хорошего — потрясающие виды и скалы изумительной красоты. Словом, Центр Терраформирования принял заказ, и через четыре года упорных трудов и долгих словесных баталий с главой Дома Фииншир (переспорить его так никому и не удалось) наша семья переехала в недавно отстроенную виллу Северной Короны, еще напитанную запахами краски.

Мой отец решил сделать Корсарию "двойным миром", объединив прекрасный, зеленый Северный Купол со старыми традициями аристократии и лошадьми и технологический Южный с небольшим городом, с огромными Гроздьями универсальных блоков, пиками бизнес-центров, воткнутыми в несуществующее небо, шумными яркими дорогами, светящимися вывесками и градообразующим предприятием — заводом по сборке корпусного харда Intel-tech четырнадцатой модели. И если в Южном Куполе город назывался Аст-таун Корсария, то для нас он навсегда остался Южным Солнцем, городом жарких песков и космических пейзажей.

Мой отец любил играть в симуляторы. И Марк тоже любит. Так у нас и появились все эти водопадики, озера, конезаводы, зеленые поля… настоящие космоаграрии — там, дальше, за Южным Куполом… а здесь — просто мечта и блажь сбрендившего от денег и власти Главы Дома Фииншир.

Впрочем, мне это даже нравится. Винкл просто слишком давно не видела других миров. А Аластор… ничего, привыкнет.

Аластор как раз оглядывал окружающие его степи; судя по его не до конца нормальному взгляду, если сейчас из-за поворота появится трамвай, он даже не удивится — зато я точно упаду с лошади.

Я потрепал длинную гриву Салюта, опасно перегнувшись чрез луку седла, и дал ему шенкелей, принуждая перейти на рысь. Все-таки верховая езда — отличный способ релаксации… хоть я и сомневаюсь, что Аластор со мной согласен.

К счастью для последнего, тряская пытка продолжалась недолго — из-за скалы-столба, сквозь камни которой пробивался папоротник, показалось наконец Лебяжье озеро — почти правильный круг с темно-синей от глубины, кристально-чистой водой, окольцованный неширокой полосой насыпного песка. Я, окончательно забыв, что являюсь младшим лордом Старшего Дома Фииншир, оплота чистокровных традиций древности, надеждой рода на будущность и процветание, с гиком спрыгнул с Салюта, дрожащими после езды руками стягивая с него седло и чересседельные сумки. Шелестящая вода манила к себе даже лошадей; впрочем, пускать их в озеро категорически воспрещалось. Поэтому я привязал обиженного Салюта в тени раскидистого дуба, развесил по кустам рубашку и джинсы, чтобы лошадиный дух хоть немного выветрился или пропекся на солнышке, а сам предался разврату, то есть, создав тучу брызг, нырнул в восхитительно прохладную для такого жаркого дня воду, — глубина здесь начиналась почти у самого берега.

…Когда мы, наконец, выбрались из зеленоватого от расплывающихся волос моей сестрицы озера, выяснилось, что дикие коты (собаки?..) не теряли времени даром: в опрометчиво брошенных мною на песок сумках нас ждали не пирожки с печенью, а горькое разочарование. Нетронутыми остались лишь крекеры в железной банке, загерметизированные шпроты (хотя что-то мне подсказывает, что пластупаковку все же стоит помыть…) и термос с холодным апельсиновым соком. Винкл подарила мне довольно угрожающий взгляд, отобрала нож и вскрыла рыбу с видом, словно я такой безответственный, что мне нельзя доверить даже простейшую операцию. Я покаянно молчал.