Жоржи Амаду - Исчезновение святой

• Название: Исчезновение святой
• Автор: Жоржи Амаду
• Издательство: Известия
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990

Опубликовано в журнале «Иностранная литература» №№ 1,2 1990

Из рубрики «Авторы этого номера»

...Роман «Исчезновение святой» вышел в Бразилии в 1988 г. («О sumico da santa». Rio de Janeiro, Editora Record, 1988). Печатается в журнальном варианте.

---

Я вовсе не прошу тебя жениться на мне, сбросить сутану, хоть ты ее и надеваешь-то раз в год, не прошу тебя отречься от сана. Знаю, что он не позволяет тебе жениться, знаю, что ты, женившись, утратишь право священнослужения — смысл своей жизни. Но, ей-богу, мысль о женитьбе мне и в голову не приходила. Я совсем о другом тебя прошу.

Ты — пастырь, ты — миссионер в краю нищеты, ты свершаешь свой апостольский подвиг, служа беднейшим из бедных, обездоленным и безземельным. Ты не хочешь преступать клятву, данную Христу: он — твой наставник, твоя священная хоругвь. Но если поднимешь ты ее еще выше, если покроешь ее славой, разве сойдешь ты со своей стези? Я никогда тебя об этом не просила, я — овечка в твоей пастве, черная овечка, горная козочка, что скачет по скалистым отрогам. Я борюсь плечом к плечу с тобой, мы с тобой в одном окопе: земля принадлежит тем, кто на ней трудится.

Ты сам все время повторяешь, что целибат — это средневековый предрассудок, политическая акция мракобесов-церковников, служащих богатым, что в наши дни все по-другому. Чуть раньше, чуть позже, но непременно и в самом скором времени собор отменит эту вздорную выдумку, и любовь будет не смертным грехом и вообще не грехом, а тем, что она и есть — божьей благодатью. Бразильские падре не стали дожидаться этого революционного собора, заводить богословские диспуты, ссылаться на труды отцов церкви — решили вопрос сами, на свой страх и риск, как и любит господь. И он закрывает глаза на их проделки, и улыбается, и не осуждает, а когда приходит им пора умирать, принимает их в лоно свое, и почти всегда покидают они этот свет в благоухании святости.

Я прошу только, чтобы ты меня любил, вот и все. Видишь, я перед тобой в лунном сиянии, в свете звезд, лицо мое влажно от водяной пыли, и пахнет от меня морской свежестью, и сердце готово выскочить из груди, и я устала ждать, о мой охлократ, и я прошу твоей руки, твоей любви, зову тебя в возлюбленные.

Ты, может, думаешь, кто-нибудь, кроме немногих фанатиков и полных идиотов, исполняет этот обет? Как бы не так: вспомни того кардинала Парижского, забыла, как его звали, который умер в объятиях веселой девицы. Да, одни втихомолку ходят к потаскухам, а другие открыто и явно создают семьи, заводят детей от своих преданных и набожных кум-экономок, становятся отличными отцами. И не нужно им ни у алтаря стоять, ни в книге записываться, под кустом они венчаются, исполняя истинный господень завет. Вот и я хочу стать твоей кумой, экономкой викария Пиасавы, если даже и придется мне превратиться в безголового мула, как в той сказке про распутницу, спознавшуюся со священником.

Я хочу понести от тебя, хочу, чтобы в Пиасаве, где по приказу феодала-полковника пролилась кровь, родился у тебя сын. Да, кстати, ты знаешь, что и тебя хотят убить? Коаозиньо Коста нанял в Пернамбуко пистолейро. Это Ойа спасла тебя по моей молитве, это она перечеркнула приговор и написала слово «любовь». Я выкупила у нее твою голову, отдала за тебя черную козочку.

Любовь — это не грех, оскорбляющий господа, не святотатство и не преступление, любовь — чиста и прекрасна. Пойдем, мой красавец, выбрось эту чушь из головы. Ты останешься настоящим падре, но станешь еще лучше, и никто не сыщет в тебе изъяна, когда ты познаешь вкус моих поцелуев, застонешь в моих объятиях и услышишь мой стон, когда под твоими пальцами созреют яблоки моих грудей, когда ты отведаешь дикого меда из моего кувшина, когда будешь лежать головой у меня на плече в сладком забытьи. Идем же, мой Христос Младенец, мой Иисус Назареянин, умри на кресте моих рук!

А если не пойдешь, если откажешь мне, если притворишься слепым, и глухим, и бесчувственным, если ты так глуп и невежествен, что предпочитаешь онанизм, и грязные сны, и выпачканные простыни, если ты всего лишь бразильская разновидность фалангиста Хосе Антонио Эрнандеса, тогда я больше не желаю тебя знать, я ухожу прочь! Меня вот приглашают в Париж, на передачу «Антенн-2», посвященную Баии. Представь только, какое это будет безумное веселье. Хочешь, чтоб я уехала с французами? Там ведь есть один такой, красивый как куколка, носит сережку в ухе, хоть и не педераст. Или остаться в Баии, с тобой? Покончить с твоей невинностью? Решай! Я прошу тебя стать моим возлюбленным, моим милым. Согласен?

Патрисия да Силва Ваальсерберг, Патрисия дас Флорес, черная овечка господнего стада, козочка Иансан договорила до конца, выложила все что припасла и добилась еще одного поцелуя от падре Абелардо Галвана, пастыря Пиасавы, — еще одного поцелуя прямо во влажные от морского ветра и соленых брызг губы, поцелуя, которому не суждено будет кончиться.

Да, бабушка, я, слава богу, оказался настоящим священником. Где-то очень далеко отсюда, на темноводном озере Абаэте, хор ангелов грянул «Аллилуйя!» под флейты и гитары (музыка Тома Жобима). Я — нормальный человек, бабушка!

ПУТЕШЕСТВИЯ И ПУТЕШЕСТВЕННИКИ — На протяжении всего нашего подробнейшего повествования мы не раз упоминали — и сейчас упоминаем, присовокупив слова признательности, — колонку светской хроники, которую ведет «Жюли», Жулиета Изензее, одаренная, информированная и популярная журналистка. Что бы ни произошло в высших слоях нашего общества и в среде литературно-артистической элиты — все с пылу с жару, со сведениями из первых рук, вместе со сплетнями и слухами находит себе приют и комментарий в гостеприимной колонке Жюли.

Разумеется, с явным удовольствием и скрытой завистью описывала она и такое знаменательное событие, как круиз роскошного итальянского лайнера по Карибскому морю. Среди счастливцев, поднявшихся на борт, оживленней, веселей и нарядней всех были две наши давние приятельницы — «пикирующий бомбардировщик» Олимпия де Кастро в матросском костюмчике — самое подходящее одеяние, учитывая ее габариты и ее отвагу, — и неразлучная с ней Диана Телес де Что-То Там, она же — Силвия Эсмералда в мини и футболке с цветным изображением Святой Варвары Громоносицы: издательство Шавеса не упустило конъюнктуры. Силвия вполне оправилась после своего нервного срыва и просто излучала радость.

Пожалеть можно было лишь о том, что обе путешествовали без супругов. Астерио де Кастро никак не мог бросить свои стройки, свои сделки, свои бесчисленные дела, отменить встречи с министрами, сенаторами, генералами и полковниками. Конец месяца: надо оплачивать счета, раздавать взятки, брать подряды — конкуренты тоже сложа руки не сидят. А достопочтенный судья, помимо обычной самоотверженной борьбы с детской преступностью, занимался еще и скрупулезным дознанием, пытаясь выяснить, кто же все-таки подделал его подпись. Соломенные вдовицы смертельно тосковали по своим мужьям и разгоняли тоску в объятиях туристов, членов экипажа — особенно оспаривалась благосклонность второго штурмана — и распущенных — на каникулы! — школьников.

Опять же из обозрения Жюли узнали мы о почетном приглашении, полученном Нилдой Спенсер: «Антенн-2» вызвала ее в Париж, чтобы с ее помощью готовить передачу «Большой шахматной доски», посвященную Баии. Жак Шансель хотел, чтобы в день эфира она была рядом. Нилда вылетела в Париж с большим запасом слез умиления и гордости, которые прольются в тот миг, когда на экранах французских телевизоров появятся круговая самба и ангольская капоэйра, кандомбле и карнавал, когда зазвучат напевы и мелодии Баии, когда будет показана жизнь нашего народа — страдальческая и прекрасная. Грянет «La Chanson de Bahia».

Нилда улетела не одна. Дона Элиодора Коста попросила ее взять с собой свою младшенькую, Марлен, Леноку — это был подарок к ее пятнадцатилетию — и присмотреть за ней, пока она будет целый месяц знакомиться с культурой Франции. Жюли писала, что Ленока, со всем пылом юности используя представившуюся возможность, совершит марафонский пробег по музеям, выставкам, достопримечательностям, прослушает краткий курс «страноведения» в Сорбонне, посетит театры и концерты, увидит Нотр-Дам, кабачок «Lapin Agile[88]», Лувр, Гранд-Опера и «Crazy Horse[89]».

Однако, как стало нам известно уже не от Жюли, а из уст неугомонных сплетников, юная Ленока, едва ступив на французскую землю, пожелала отпраздновать свою пятнадцатую весну должным образом и немедленно распрощалась с Нилдой, которая при этом наверняка воскликнула: «Слава тебе, господи!» Во-первых, она совершенно не годилась в чьи бы то ни было опекунши и наставницы, а во-вторых, у нее без Леноки хватало в Париже дел: надо было готовить передачу к выходу в эфир. Итак, Ленока испарилась, пообещав звонить.

Она обрела приют на шестом этаже дома на Иль-Сен-Луи — этот адрес вместе с долларами и кредитными карточками хранился в специальном шелковом поясе, сшитом доной Элиодорой собственноручно. Встретила ее развеселая и многонациональная стайка прехорошеньких девушек, ни одна из коих не была старше пятнадцати. Девицы в первом цвете юности были радушны и гостеприимны: провели ее по обоим этажам этой квартиры, все ей показали — и музыкальные инструменты, и стереоаппаратуру, и рисунки, и книги, и зимний сад, и спальню композитора, который сейчас в отъезде, но должен вот-вот вернуться: у истинного художника не жизнь, а каторга, а у знаменитости тем более.