Стив Тольц - Части целого

• Название: Части целого
• Автор: Стив Тольц
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 5-17-064383-7

Приключения — забавные и опасные. Любовь — страстная до саморазрушения.

Боль утрат — и сила воли, способная заставить снова и снова начинать все сначала.

Такова жизнь братьев Терри и Мартина, которые любят и ненавидят друг друга одновременно.

Они защищают и теряют любимых женщин, предают и становятся жертвами предательства, переживают множество приключений.

Они мечтают добиться успеха и разбогатеть. А еще — стать, наконец, счастливыми…

---

— Почему ты на меня так смотришь?

— У тебя на носу пепел.

Она стерла пепел ладонью, но на том месте остался черный след.

— Все?

Я кивнул. Не сказал о черной отметине. Повисла какая-то обнаженная, алчущая тишина.

— Мне правда надо идти.

Я хотел сказать: «Почему бы тебе не снять трусы и не побыть еще немного со мной?» Но не сказал. Понимал: в решающие моменты, когда формируется характер, следует принимать правильные решения. Форма высыхает, и все очень быстро застывает.

Мы миновали небольшую поляну. Трава здесь была такой короткой, что казалась зеленым песком. Я привел ее к пещере, вошел внутрь, и она последовала за мной. Было темно и прохладно.

— Что нам здесь надо? — подозрительно спросила она.

— Хочу тебе кое-что показать. Вот это — наскальные рисунки.

— Правда?

— Сущая. Я сам нарисовал их на прошлой неделе.

— Фу!

— Почему ты сказала это с таким разочарованием? Не понимаю, неужели рисовать на стенах пещеры можно лишь в том случае, если тебе не меньше пятидесяти тысяч лет?

Вот тогда она потянулась ко мне и поцеловала меня. Так это и случилось.

V

Через несколько недель я лежал с ней в постели и чувствовал себя так же надежно, как если бы нас заперли в банковском хранилище. Она повернулась на бок и оперлась на крепенький, как железный кол, локоть. В руках у нее была ручка, которую она уткнула в тетрадку, но ничего не писала.

— О чем ты думаешь? — спросил я.

— Думаю, о чем думаешь ты.

— Это не ответ.

— Хорошо, тогда о чем ты думаешь?

— Думаю, о чем ты думаешь.

Она фыркнула. Я больше не настаивал. Адская Каланча была скрытной, как и я, и не хотела, чтобы о ее мыслях знали и могли их использовать против нее. Наверное, она в свое время, подобно мне, обнаружила, что люди хотят от нас одного: подтверждения, что мы живем по их правилам, согласно тем же законам, которым подчиняются они, и что мы не своевольничаем и не присваиваем себе каких-либо особых привилегий.

— Пытаюсь написать поздравительную открытку, — объяснила она. — У Лолы день рождения. Помнишь Лолу из нашей школы?

— Лолу? Ну конечно, — ответил я, хотя понятия не имел, кто такая эта Лола.

— Хочешь что-нибудь приписать?

— Хочу, — солгал я.

Прежде чем перо коснулось бумаги, Адская Каланча попросила:

— Напиши что-нибудь приятное.

Я кивнул и написал: «Дорогая Лола! Надеюсь, ты будешь жить вечно», — и отдал открытку обратно. Адская Каланча внимательно прочитала мои каракули, но ничего не сказала. Если бы она знала, что мое поздравление проклятие, а не благословение, то никогда бы его не отправила. Она повернулась ко мне:

— Да, совсем забыла, с тобой хочет поговорить Брайан.

— Кто?

— Его зовут Брайан.

— Возможно, так оно и есть, но я не знаю, о ком ты.

— Он как бы мой бывший бойфренд.

Я приподнялся и сел.

— Как бы?

— На днях перебросились с ним несколькими словами.

— Так ты с ним по-прежнему разговариваешь?

— Случайно столкнулись.

— Случайно столкнулись… — Мне ее слова не понравились. Уверен, что бы люди ни утверждали, случайно они друг с другом не сталкиваются. — Что ему от меня надо?

— Он считает, ты можешь ему помочь вернуть работу.

— Я? Вернуть работу?

— Я не в курсе, в чем дело. Повстречайся с ним сам и сам все выясни.

— Нет уж, спасибо.

Она недовольно посмотрела на меня, перекатилась на другой бок и отвернулась. Следующие десять минут я любовался ее голой спиной и рыжим пушком на выпирающих, словно кили досок для серфинга, лопатках.

— Хорошо, я подумаю, — наконец проговорил я.

— Не стоит стараться! — отрезала Каланча.

Наш медовый месяц проходил так: мы часами непрерывно смотрели друг на друга. Иногда за этим занятием проходил целый день. Иногда ее лицо то расплывалось, то снова становилось резким. Иногда казалось чужим. Иногда вовсе не воспринималось лицом, а лишь странным соединением черт на белой, туманной основе. В то время мне казалось, что мы друг к другу настолько прикипели, что нас невозможно разъединить без того, чтобы один из нас не лишился руки или губы.

Все, разумеется, шло великолепно. Ей не нравилось, что я так и не оставил привычку мысленно перебирать знаменитых актрис, с которыми хотел бы переспать, если стану богатым.

Мне не нравилось, что она неразборчиво восприимчива и наполовину уверовала в теорию сотворения мира и что все сделано Богом.

Ей не нравилось, что я не испытываю неприязни к искусственным грудям.

Мне не нравилось, что, когда ей становилось грустно, она целовалась, не разжимая губ.

Ей не нравилось, что я всеми средствами пытался их разжать: губами, языком, большим или указательным пальцем.

Когда я от кого-нибудь слышал, что отношения — это работа, я поднимал того на смех, ибо считал: отношения, подобно дикому саду, должны взрастать самостоятельно. Теперь я понимаю: они и в самом деле работа, причем работа безвозмездная, добровольная.

Недели через две после того как началась наша связь, ко мне в хижину, сделав вид, что прячется от дождя, заглянул отец.

— Давно не виделись. Видимо, любовь занимает много времени.

— Так и есть.

По лицу отца я догадался, что его подмывает поделиться дурными новостями, которые он больше не в состоянии держать в себе.

— В чем дело? — спросил я.

— Ни в чем. Наслаждайся, пока все длится.

— Непременно.

Он замер, как стоячая вода.

— Джаспер, мы никогда не говорили с тобой о сексе.

— И слава Богу.

— Хочу тебе сказать одну вещь.

— Давай.

— Хотя пользоваться презервативом так же оскорбительно для чувств, как надевать на язык ветроуказатель перед тем, как съесть шоколадку, все равно не пренебрегай им.

— Ветроуказателем?

— Презервативом.

— Хорошо.

— Чтобы избежать исков по установлению отцовства.

— Хорошо, — повторил я. Мне не требовались подобные инструкции. Никому не нужны разговоры о сексе. Бобр делает запруду, птица вьет гнездо, паук плетет сеть, и никто их этому не учит. Половые отношения из той же категории. Мы рождаемся со знанием, как это делается.

— Хочешь что-нибудь почитать о любви? — спросил отец.

— Нет, я хочу ею заниматься.

— Ну и на здоровье. «Пир» Платона вряд ли будет тебе полезен, если только твоя подружка не тринадцатилетний греческий мальчик. К Шопенгауэру я бы тоже не стал обращаться. Он пытается убедить читателя, что человеком владеет неосознанное желание размножать свой вид.

— Я не желаю ничего размножать. И уж меньше всего свой вид.

— Вот и славно. — Отец засунул руки в обтрепанные карманы брюк спортивного костюма и закивал мне с полуоткрытым ртом.

— Папа, — спросил я, — помнишь, ты говорил, что любовь — это удовольствие, стимулятор и развлечение?

— Угу.

— Ты забыл упомянуть кое-что еще. Если любимому человеку грозит опасность хотя бы раз в жизни занозить палец, объедешь весь свет и превратишь все деревянные поверхности в глянцевые, только бы этого не случилось. Вот что такое любовь.

— М-м-м… Возьму на заметку, — пробурчал отец.

А вечером в постели я обнаружил под подушкой нечто объемистое. Тринадцать томов книг — от Шекспира до Фрейда. Ночью я не сомкнул глаз и, пролистав половину из них, усвоил: согласно знающим людям, нельзя любить без страха, однако любовь без страха и есть искренняя, зрелая любовь.

Я понял, что идеализировал Адскую Каланчу, ну и что из того? Рано или поздно каждый начинает что-то идеализировать — оставаться ко всему равнодушным не в природе человека. Вот я и начал идеализировать ее. Но любил ли я Каланчу? Была ли моя любовь зрелой или была незрелой? Я знал метод, как это выяснить. Решил: можно считать доказанным, что влюблен, если внезапно почувствую, что боюсь ее смерти так же остро, как своей. Мило и романтично так утверждать, но это была бы ложь. Знали бы вы, сколь глубоко мое желание сохранить себя нетронутым в веках, тогда бы не стали отрицать, что страх смерти возлюбленной — чистейший романтизм.

Я все-таки позвонил ее как бы бывшему бойфренду Брайану.

— Говорит Джаспер, — назвался я, когда на другом конце провода подняли трубку.

— Джаспер! Спасибо, что позвонил!

— Так в чем дело?

— Мы можем встретиться и выпить?

— Зачем?

— Просто так — поболтать. Знаешь «Королевского бэтсмена» у Центрального вокзала? Приходи к пяти.

— Приду в пять двадцать три, — ответил я, дабы сохранить контроль над ситуацией.

— Договорились.

— А что это за история, что я должен тебе помочь вернуться на работу?

— Лучше объясню при личной встрече, — ответил он, и я повесил трубку, полагая, что мой собеседник либо невысокого мнения о своем голосе, либо, наоборот, очень высокого — о своем лице.