Алистер Кроули - Дневник наркомана

• Название: Дневник наркомана
• Автор: Алистер Кроули
• Жанр: Контркультура

     Это правдивая история.

     Она была изменена ровно настолько, сколь того требует тайна имен.

     Это ужасная история; но это также история надежды и красоты.

     Она раскрывает с пугающей ясностью бездну, на краю  которой дрожит наша цивилизация.

     Но тот же  самый  Свет  освещает  путь  человечества: и мы  будем  сами виноваты, если шагнем через край.

     Сия   история  говорит  правду  не  только  об  одной  из  человеческих слабостей, но (по аналогии) обо всех других;  и ото  всех них есть лишь один путь избавления.

     Как сказал Гленвиль: "Человека полностью не  одолеют ни ангелы, ни сама смерть, кроме как через слабость его собственной ничтожной воли".

     Твори, что ты желаешь, да будет то Законом.

     Алистер Кроули

---

     - Я поощряю вас  принимать наркотики, -  продолжил Царь, -  в точности, как  я  поощряю  ваши  полеты.  Наркотики претендуют  на  власть над  каждым человеком.

     Неужто так ужасно неравенство сил -
     Наследник чудесных веков,
     И земного венца на час,
     Господин прилива и грома
     Против сока цветка?
     Эх! в реве и рыке
     Всех армий греха
     Это единственное сражение,
     Которое он, как известно, никогда не выигрывал.

     Дети,  вы  -  цвет  нового поколения.  Вы не должны  ничего бояться. Вы должны покорить себе все. Вам  необходимо научиться использовать  наркотики, также  как  ваши предки  научились использовать  молнию.  Вы  должны  суметь подчинить их собственной воле и использовать их сообразно обстоятельствам.

     Он  смолк. Острая потребность в наркотике держала Питера  настороже. Он следил за доводами Царя с напряженной живостью.

     - Верно, - согласился Питер, - и как раз в данный момент звучит команда "продолжать".

     Лицо  Царя  Лестригонов  расцвело  улыбкой  глубокого удовлетворения; и худенькое тело девушки за столом вздрогнуло, точно его приятно пощекотали.

     Чутье подсказало мне почему. Она уже слышала похожий аргумент раньше.

     -  Разумно излагаете, сэр Питер. Это будет  хорошо смотреться в широкой рамке, незамысловатой, из красного дерева, пожалуй, над камином.

     По той или иной причине этот разговор нас взбодрил. Несмотря на отказ в наркотике,  мы  оба почувствовали  себя  намного  лучше.  Петушок  выстрелил крупным калибром.

     - То есть, господин Лам,  суть вашего  учения в том, что каждый человек должен стать абсолютным хозяином своей судьбы.

     -  Верно,  верно,  - согласился Учитель с нарочито громким вздохом. - Я ожидал быть побитым в споре. Меня всегда бьют. Однако и я тоже хозяин  своей судьбы. "Если  Сила вопрошает Зачем,  тогда  она - Немощь",  как  написано в "Книге Закона";  и  судьба  не  велит  мне  выдать вам в  это  утро какие-то наркотики.

     -  Но  вы  сталкиваетесь  с  моей  Волей,  -  возразил  Петушок,  почти оживившись.

     -  Мне долго придется объяснять, -  парировал  Царь, -  почему я считаю ваше замечание  неверным.  Но  процитируем "Книгу Закона" еще раз: "Довольно всяческих Потому, что будь  они,  сволочи, прокляты".  Давайте  я  вам лучше расскажу вместо этого одну историю.

     Мы тактично изобразили нетерпение и готовность ее послушать.

     -  Величайшим альпинистом своего времени был, как  вы знаете,  покойный Оскар Экенштайн.

     Сказав это,  он сделал несколько малопонятный и  сложный жест; однако я смутно  догадалась,  что  он  был  как-то  связан  с церемониалом  почитания мертвых.

     -  Мне крупно  посчастливилось быть  усыновленным  этим  человеком;  он научил меня лазить по горам, в частности, делать глиссаду. Он заставлял меня съезжать по склону в самых сложных позициях; головой вперед и так далее; и я должен был катиться по льду, не пытаясь себя спасти до его команды, и только тогда,  у самого финиша  я  должен  был прийти в себя, и пока он  считает до пяти,  перейти в положение  сидя или стоя, по  его выбору,  либо свернуть  в сторону,  либо остановиться. И постепенно его упражнения делались все  более опасными. Все это звучит, конечно, довольно непонятно,  но, между прочим, он был единственным,  кто научился "глиссаде" сам и обучал делать других  столь совершенно.

     - Как бы то  ни было, приобретенная эта способность пригодилась мне еще во многих случаях. Сберегая час времени, порою сберегаешь чью-нибудь  жизнь, и  мы  могли  бы  нырять  с  опаснейших  склонов, где  (в  частности)  можно напороться на  осколок льда, идя на высокой скорости, если  бы точно  знать, что сможешь затормозить в  то  самое мгновение, когда  заметишь  угрозу.  Мы могли, вероятно, опуститься на три тысячи  футов там,  где обычные люди  без специальной тренировки спускались бы на веревке шаг за шагом, и, кто  знает, рисковали в результате попасть в ураган, застигнутые темнотой.

     Больше всего это  мне помогло  несколько лет назад, когда  мне довелось командовать   экспедицией  в  Гималаях.  И  вот  кули  побоялись  пересекать заснеженный склон, кончавшийся над ужасным обрывом. Я велел  им наблюдать за мной, бросился на снег головою вперед, съехал вниз как мешок овса, и вскочил на ноги на самом краю пропасти.

     Когда  я снова  к ним подошел, людишки эти так и стояли, разинув рты от ужаса и изумления. Они последовали за мной через mauvis pas [опасное место - франц.] ни  секунды не колеблясь. Видимо они  решили, что все это  магия или что-то вроде этого. Неважно что. Но они,  по крайней мере, были уверены, что смогут пересечь опасный участок без вреда для себя, ведомые человеком, столь очевидно пользующимся протекцией горных богов.

     Петушок  стал  белый, как  смерть. Он с абсолютной ясностью  понял суть анекдота. Ему  было стыдно как мужчине,  что он пребывал  во  власти слепого черного влечения. Он не верил,  что Царь, на самом деле, рассказывал правду. Он думал, что этот тип  рисковал  своей  жизнью, чтобы только заставить этих кули перейти на  другую  сторону.  Казалось немыслимым,  чтобы  человек  мог обладать такой абсолютной  силой и уверенностью. Иными словами,  он  судил о Царе  Лестригонов  по  себе.   А  о  себе  ему  было  известно,  что  он  не первоклассный летчик. Ему льстило, что он пренебрегал столькими опасностями. Поэтому  презрение Царя к  тому,  что люди именуют героизмом, его  взгляд на неоправданный риск,  как на простую животную дурость, резануло его точно как удар  кнутом. Быть готовым их принять - это да.  "Я жизнь свою в булавку  не ценю".

     Лам не испытывал восторга  при виде  крысы,  загнанной  в угол. Сделать себя  полноправным  хозяином  в любом возможном положении -  таков  был  его идеал.

     Два или три раза Петушок пытался раскрыть рот; но так  и не нашел слов. Царь Лестригонов подошел и взял его за руку.

     - Наркотики - это тот самый склон горы перед нами, - сказал он, - и я - хитрый старый Экенштайн, а вы, соответственно, молодой амбициозный Царь. И я командую: "Стоп!", - и когда вы покажете мне, что смогли остановиться, когда возьмете себя в руки, и встанете  на скате,  смеясь, вот тогда-то я и покажу вам, куда идти дальше.

     Какой-то  извилиной  мозга мы  понимали, что  человек этот неумолим. Мы ненавидели его той ненавистью, какой слабые всегда ненавидят сильных,  но мы были вынуждены его уважать, восхищаться им, и по этой причине он был нам еще более отвратителен.

     ГЛАВА II

     БАБЬЕ ЛЕТО

     Мы  ушли в  ярости  и подавленном  настроении,  скрипя зубами. Какое-то время  прогуливались  молча.  Неожиданно таксист предложил  свои  услуги. Мы апатично  уселись в его  машину,  приехали назад к себе и  тут же  бросились каждый на свою  постель. Мысль о ланче вызывала отвращение. Мы были чересчур расстроены и ослаблены,  чтобы чем-нибудь заняться.  Надежды на разговор  не было, мы бы непременно поругались. Я  впала в  состояние бессонной муки. Мне сжигали мозг воспоминания о визите в студию. Воображение рисовало, как шипит мясо   моей  души,   заклейменное  раскаленным  добела  железом   Воли  Царя Лестригонов.

     Я взяла в  руки этот дневник. Записав  все подробности, ощутила чувство облегчения.

     Меня  воспламенила страстная решимость окончательно одолеть Г. и К.; но руки мои были связаны за спиной, ноги закованы в цепи с ядром. Этот зверь не заставит меня остановиться. Мы достанем  все, что нам надо, в обход него. Мы не  желаем,  чтобы с нами  обращались, как  с детьми;  мы достанем,  сколько захотим, и будем принимать все время, пусть это нас и погубит.

     Конфликт  внутри меня  бушевал до вечера.  Петушок погрузился в сон. Он храпел  и  стонал.  Он  походил  на арестанта. Вот уже  два дня, как  он  не бреется. Да и у меня самой черные ногти. Все мне кажется липким и клейким. Я не одевалась. Набросила одежду кое-как.

     Петушок  проснулся к обеду. Мы не  могли спуститься  вниз в таком виде. Внезапно  нас ужалила догадка,  что мы  вызываем подозрение в этом отеле. Мы испытывали  ужасный  страх  перед разоблачением.  Ведь они  могут что-нибудь предпринять. И,  что  хуже всего, мы толком не знаем, чего именно ожидать. И чувствовали  такую  беспомощность,  что  едва могли  пошевелить  пальцем  от слабости.

     О, найти бы где-нибудь немного!...

     Мой Бог! Что  за удача! Какая  же  я  дура.  В  кармане моего дорожного платья  должен быть пакетик героина. Мы подползли  друг к другу  и разделили его содержимое. После длительного воздержания эффект был чудесный.

     Петушок взбодрился до свирепости. Отчаянная душевная  мука, которую  он испытывал, подтолкнула  его  к быстрым  решительным действиям. Он послал  за цирюльником и официантом. Собрать наши  вещи явилась горничная. Мы заплатили по счету  и  оставили  тяжелые  сундуки в  отеле, объяснив  внезапный отъезд деловыми причинами. Мы поставили наши чемоданчики в такси и сказали: "Юстон, главная улица".