Всеволод Каринберг - Матрица или триады Белого Лотоса

• Название: Матрица или триады Белого Лотоса
• Автор: Всеволод Каринберг
• Жанр: Триллер

---

Монотонно убегала за кормой дорожка с шестью кручеными тросиками лески, тянущейся от бортов.

Свечей в небо вдали ударил голубой тихоокеанский марлин, таинственный океанский странник, редкая теперь рыба даже для Гавайского архипелага. Спасибо американцу Хемингуэю, и его мужеству, - я не посмел выбросить за борт на виду у всех невыносимо тяжелый, рвущийся из рук спиннинг, даже грубо обхвативший меня сзади туземец, мгновенно вспотевший, тяжело дышал над моим ухом, - о, вы, "римские патриции" и их "верные рабы". "Моя" девочка в восторге кричала где-то за спиной.

И тут она спросила: расскажи - да расскажи, о жизни в России. А я почему-то начал рассказывать про девочку из санатория. Как крупные капли показались, как она моргала тяжелыми черными ресницами, и слезы скатывались непроизвольно из ее глаз на белеющие в сумраке вестибюля щеки. Я ходил вокруг нее, вглядываясь в ее огорченное мокрое лицо, смотрел на губы мокрые приоткрытые обижено, она никого не замечала, слезы капали со щек на глухое темное платье, на узкие белые большие атласные крылья воротничка и на стол приемной - пришла телеграмма о ее возвращении на Камчатку. Карина вдруг заметила меня, мечущегося вокруг нее, головка опустилась, туго завязанные косички упали перед лицом на грудь, глаза под челкой смотрели с такой мольбой, словно она просила о чем-то меня, - она заплакала навзрыд, отвернулась и убежала вверх по парадной лестнице. Я стоял, не понимая, что моя первая любовь в последний раз прикоснулась живой душей к моей девственной душе. Через несколько дней и меня увезли из санатория. Она снилась мне потом еще лет пять, я влюблялся в других девочек, но мне нравилось в них только то, что связывало их в поведении с той, ушедшей навсегда, и чем больше я понимал предназначение свое и их, тем острее боль той, первой любви, входила в меня.

И теперь, дождь медленный и тяжелый вызывает во мне воспоминания о старинном парке, спускающемся под пологом массивных деревьев к морю, и как мы убежали утром через дорогу на ту, солнечную сторону, где Ботанический сад, пролезли сквозь металлические прутья ограды, и где, взявшись за руки, мы бродили по посыпанным песком дорожкам, среди цветущих клумб счастливые.

Реин молча слушала мою речь на плохом английском, приспособленном больше к переводу специальных научных текстов, чем словам нежности и любви, тем более, она улавливала печаль и боль повествования, и что оно непостижимым образом связано как-то с ней самой. Неожиданно она порывисто обхватила мою шею руками и поцеловала в губы, да так страстно, что у меня в груди зашлось и потемнело в глазах. Когда я очнулся, она убегала по светлым плитам вверх, и ее миниатюрные ножки с жемчужными браслетами на тонких лодыжках выстукивали по лестнице музыку полинезийских барабанов, обтянутых акульей кожей.

Лужайка, затененная листьями высоких пальм, поднимающихся к балконам отеля, сверкала свежей травой, недавно политой водой, а под широким бетонным карнизом, в золотой клетке, символ "Шератона", большой красочный моногамный ара, беззубый вечный старичок, расправлял яркие зеленые крылья и что-то трескуче говорил вслед убежавшей девочке. Я подошел к клетке и посмотрел в умный глаз птицы, не торопясь, поднялся в сверкающий высокий холл, и в лифте к себе наверх.

Проспал ночь без сновидений, проснулся легко и сразу, словно и не ложился, потянулся в постели сладко, сразу начав новый день. Сегодня самолет вернет меня назад в Штаты, а там из Сиэтла в Москву, на противоположную сторону Земли. Я не верю в единственную и внезапную любовь.

После экспедиции на Сихотэ-Алинь, копаясь в генеральном каталоге, закрытом для публики, Хабаровской научно-технической библиотеки в поисках сведений из биографии Арсеньева, я нашел фамилию Карины, ее прадед был военным генерал-губернатором Уссурийского края, боевой офицер, переведенный с Кавказа, где женился на лезгинке. А на сколько я знал, ее отец - ведущий специалист Промстройбанка в старинном Елизово на Камчатке.

Кто решил, что мир - это "бесконечная череда соединяющихся между собой островков пространства...?" Может, мир един в своих проявлениях и в пространстве и во времени? Не разматывается, как нить Парки, а проявляется как кристалл, растущий по всем граням сразу. А прошлое, - где оно? Во времени, в свершившимся...? Но ведь и будущее разворачивается не в пространстве..., а в будущем проекте мира....

Вместо послесловия - Моралитет

Литература перестала отражать реальность, а значит и действительность человека, действительность от слова - действие. Надо уйти от описаний физиологических отправлений человека, от иррационального сумеречного эго, вернуться в те рамки, в которых каждый человек понимает другого и себя, т.е. к этике.

Западная цивилизация пришла к мысли о конце гуманистической концепции, человек ничего уже не может изменить, он потерял свою судьбу, - уже не человек обладает душой, но вещи, призванные служить человеку.

Если капитализм сводит человека к прагматическому проекту, а в идеологии, - к буржуазному романтизму в лице адептов постмодернизма, игнорируя глубину культурного и исторического сопротивления человека бесчеловечному миру, то и получит самые чудовищные акты насилия, типа 11 сентября в Нью-Йорке. Концепция единого "американского" мира во времена глобального оружия приведет к тотальной войне всех против всех.

Современный постмодернизм в культуре возник как провозвестник окончательной "победы над ханжеской моралью буржуазного общества", снятие в агрессивной форме ограничений "либидо", безусловное подчинение внутренних порывов "духа", а на самом деле подсознательного этой "свободе". Но свободы в Социуме не существует, поэтому этот порыв абсурден! Так же, как слепо "либидо" человека, не имеющее ограничений морали. Слепое стремление к наслаждению ведет только к увеличению противоречий между материальной и идеальной составляющей в человеке, т.е. к увеличению страданий в реальном психическом мире, из которого нет выхода, разве только в смерти.

Цель жизни - смерть? Потому, что жизнь - конечна? А дух человека - слаб? А может, надо видеть перед собой этическую цель, которая и есть сущность человека. Ведь каждый знает, что для него зло и что добро. А выбрать, жить или не жить, - это уже выбор вашего собственного духа. Если нет волевой ценностной ориентации на дух, то какой смысл жить?

Мир нам дан в образах и ощущениях, а мы рвемся за грань существования, из бытия в небытие - зачем? За каким рожном, за Идеалом? Прочь от реального существования? Свою немощь в этом мире скрываем погоней за Истиной? За математической правильностью устройства общества, за оседланием своей Судьбы. Принимаем за существование символы, фантомы изменяющегося непрерывно мира. Мы хотим жить не так, как существуем. Нам кажется, что для этого нужно пройти долгий путь страдания. Зачем? Ведь мы существуем, осуществляемся уже. А для чего - это уже не "мы" и вопрос не к "нам", и незачем выходить за рамки бытия, - небытие от нас не зависит. Радуйтесь, что пришли в мир, чтобы осуществиться, не создавая из него Ад.

В этом подлунном мире переделать окружающее невозможно, можно только перетрясти, отцентрифугировать по фракциям, понять, что нужно тебе самому в мире, и что бы ты хотел видеть вокруг себя. Война внутри Социума не прекращалась никогда - больно интересы разные. Почему настоящее отвратительно, не потому ли что общество богатых создает ад для окружающих людей? Они хотят только примирения со своими детьми. Управляющие классы не заботит понятие "добра". Это они человеческую этику превратили в религию, сколько крови еще прольет эта фальшивая идеология.

Господа нуждаются в национальности, ради чего будут рабы убивать и погибать за их интересы. Разве в величайших империях, Римской, Советской, Американской существовал "наций", были только римляне и варвары, советские и антисоветчики, американцы с вариациями: "афро", "итало", "латино" и т.д. и третий мир. За "Родину" видишь в СССР на каждом шагу на братских могилах, "for Patria" - вариациями по всей Европе, как будут выглядеть памятники в Ингушетии и Осетии, или в Сербии и Хорватии. Нет бы, написать - "за землю", "за хорошую жизнь", "за нефть", "за новых рабов" и т.д.

А в современном мире у плутократии, с ее идеями глобализации, совсем нет национального лица, кроме как у "мидла", среднего класса господ, удобно управляемого за "три корочки хлеба" и безопасное стойло в государственном хлеву. Их Бог - бог денег.

В двадцатом веке Америка показала Японии, что в войне, как в окончательном решении национальных приоритетов, нет лицемерия и ханжества, что присутствуют в мирной жизни, традиционная воинская доблесть, кодексы чести испарились в пространстве ядерных взрывов. Человечество полетело в Ничто.

А в двадцать первом, государственный терроризм перерос в маргинальный терроризм, который использует смерть людей для глобального ужаса, не различающего нации и религии.