Андрей Шкуро - Записки белого партизана

• Название: Записки белого партизана
• Автор: Андрей Шкуро
• Жанр: О войне
• Год: 1961

Генерал-лейтенант Шкуро (настоящая фамилия — Шкура) Андрей Григорьевич (1886–1947) — родился в Екатеринодаре в семье казачьего офицера, казак станицы Пашковской, окончил 3-й Московский кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище в 1907 г., откуда был выпущен в 1-й Уманский полк Кубанского казачьего войска, с 1908 г. служил в 1-м Екатеринодарском конном полку. Участвовал в первой мировой войне; с августа 1914 г. служил в 3-м Хоперском полку, в декабре 1915 г. сформировал партизанский отряд (Кубанский конный отряд особого назначения), во главе которого оперировал в тылу австро-германских войск. После Февральской революции во главе отряда был переброшен в Кавказский кавалерийский корпус, действовавший в Персии против турецкой армии; в декабре 1917 г. был произведен в полковники и назначен командиром 2-го Линейного полка. Весной 1918 г. сформировал из казаков партизанский отряд, во главе которого боролся против Красной Армии в Терской и Кубанской областях, в июне развернул отряд в 1-ю казачью дивизию, переименованную в июле во 2-ю Кубанскую казачью, с августа — начальник Отдельной Кубанской партизанской бригады, с октября — начальник 1-й Кавказской дивизии, в декабре был произведен в генерал-майоры. В мае 1919 г. был произведен в генерал-лейтенанты и назначен командиром 3-го Кубанского конного корпуса, входившего в состав Добровольческой армии. В ноябре по состоянию здоровья получил отпуск и выехал на Кубань, где в январе 1920 г. согласно приказу главкома ВСЮР генерала А.И. Деникина приступил к формированию Кубанской армии, которой командовал до февраля. В мае 1920 г., не получив командной должности в Русской армии генерала П.Н. Врангеля, эмигрировал. Жил в Париже, в 1939–1945 гг. сотрудничал с германскими властями, занимал должность начальника казачьего конного резерва «Казачьего стана». В 1945 г. в Австрии был взят в плен англичанами и выдан советскому командованию. 17 января 1947 г. был повешен в Москве по приговору Верховного Суда СССР вместе с генералом П.Н. Красновым.

В 1920–1921 гг. в Париже А.Г. Шкуро диктовал свои воспоминания полковнику Русской армии В.М. Беку, служившему во французском военном министерстве. Записывая, последний придавал воспоминаниям литературную форму. Однако А.Г. Шкуро отказался от намерения публиковать их, и неоконченная рукопись осталась у полковника В.М. Бека. В 1936 г. он переехал в Южную Америку, где умер в 1944 г. В 1960 г. его вдова передала рукопись издательству «Сеятель», которое выпустило книгу в свет без изменений, дав ей свое название.

---

Высшее начальство одобрило мой проект, и я был вызван в Могилев, в ставку походного атамана всех казачьих войск великого князя Бориса Владимировича. Там я присутствовал при опытах со вновь изобретенной зажигательной жидкостью, которой наполнялись снаряды и пули. При ударе пуля разрывалась — и возникал пожар, не поддававшийся никакому тушению. На одном из опытов присутствовали государь, наследник цесаревич, великие князья, генерал Алексеев, генерал Богаевский и другие. Был дождливый день; изобретатель, господин Братолюбов, демонстрировал свое изобретение. Были приготовлены для опытов кирпичная стенка и деревянный дом. Государь лично выстрелил из винтовки в стенку, которая загорелась; дом также вспыхнул, как свеча. Мне было предложено применить и это изобретение во время партизанских набегов, но я так и не получил никогда этих зажигательных пуль. Говорили, что Братолюбов похитил чужое изобретение, возникли недоразумения, и дело затянулось.

По обратном возвращении в полк я был прикомандирован в штаб нашего корпуса и в течение декабря 1915 года и января 1916 года формировал партизанскую сотню исключительно из кубанцев. Она получила наименование Кубанского конного отряда особого назначения. В конце января состоялось первое боевое применение моего отряда. В это время наш корпус стоял на реке Шаре. В зимнюю морозную ночь в белых балахонах двинулись мы через наши заставы, имея проводниками несколько местных лесников. Было очень темно; мы шли гуськом, ступая на следы друг друга, в мертвой тишине. Шли уже около часу по цельному снегу, без тропинок. Взошла луна. Проводник доложил, что мы обошли уже первый немецкий пост. Я отрядил 15 человек, которые поползли к немецкому посту. Часовой был снят без звука, а шесть германцев взяты живьем.

От пленных мы узнали, где главная застава, состоявшая из роты пехоты. Решили ее уничтожить. Я разделил свой отряд на две части: одну повел сам, другую — под начальством хорунжего Галушкина. Выждав время, я двинулся медленно по лесу. Вдруг возглас:

— Хальт! Вер да?

Затем залп из нескольких винтовок. Проводники наши прыгнули в кусты, мы же повалились в снег и не отвечали. Пальба вскоре прекратилась. Вдруг слева, куда ушел Галушкин, раздалась частая оружейная стрельба и крики «ура». Видимо, молодой и горячий Галушкин «не выдержал характера». Тогда и мы, но без крика, в кинжалы на вновь открывший по нас огонь германский пост. Вырезали без потерь 30 немцев и скорее вновь на выстрелы. Выходим — лесная поляна, на ней двор, из которого выскакивают немцы и безпорядочно стреляют в разные стороны. Мы с места в штыки и кинжалы. После короткой рукопашной борьбы мы их частью перебили, частью забрали в плен.

С той стороны, где, как мы предполагали, действует Галушкин, появились черные фигуры. Это были отступающие от него немцы. Мы бросились на них в штыки. Но Галушкин, не зная, где мы, продолжал стрелять в нашу сторону. Мы перебили человек 70 германцев, 30 взяли в плен; в общем, роту прикончили, забрали 2 пулемета, винтовки, много касок. У меня оказалось 2 убитых и 18 раненых. У немцев всюду поднялась тревога. За отсутствием проводников, по компасу и звездам пошли мы обратно с песнями и добычей, выслав вперед дозоры. Вскоре нашли под кустами наших перепугавшихся проводников, и они снова повели нас. Мы были еще дважды обстреляны немецкими заставами, но с боем, перекатами, ушли от них без новых потерь и на рассвете вышли на берег Шары.

Русские посты, встревоженные ночной пальбой, с криками «ура» открыли по нас огонь через речку. Несмотря на наши крики «свои, свои», огонь с русской стороны все усиливался, быстро распространяясь и вниз, по реке. В это время наши задние дозоры стали доносить, что сзади на нас наступает около батальона германской пехоты, высланной нас преследовать. Положение становилось тягостным — мы рисковали оказаться между двух огней. Я вызвал охотников доставить донесения через Шару, что это мы и чтобы нас пропустили. Охотники дошли благополучно, огонь прекратился. Со своим отрядом, гуськом, прикрываясь огнем задней заставы, мы перешли на нашу сторону. Немцы решили нас преследовать на нашем берегу Шары. Мы тотчас рассыпались в цепь и отбивались до подхода роты из резерва.

Было уже совсем светло, когда с песнями и влача пленных явились мы на бивак. Едва похоронили своих убитых, как приехал корпусной командир, генерал Ирманов. Он горячо благодарил нас и наградил казаков крестами. Я получил благодарность в приказе по корпусу. Тут впервые я встретился с доблестным командиром 206-го пехотного полка, полковником генерального штаба И.П. Романовским, впоследствии начальником штаба Добровольческой армии при генералах Корнилове, Алексееве, Деникине; он недавно принял полк.

Затем началась боевая служба. Каждые двое суток мы выходили ночью в набеги, часто с прибавленными к моему отряду пехотными разведчиками. Мы очень безпокоили немцев, настолько усиливших свою бдительность, что нам приходилось постоянно менять место нашей работы. Мы брали много пленных, частенько приводили их по сотне и больше. Однако основная цель нашей работы — организация партизанской деятельности населения в неприятельских тылах — так и не была достигнута вследствие пассивности и запуганности населения.

Однажды, это было несколько южнее, я задумал смелую операцию — захватить неожиданным набегом высмотренный нами штаб германской дивизии, расположенный в тылу, верстах в 30–35 от нашего фронта. Для этой цели к моему отряду, выросшему уже до двух сотен, были приданы еще две сотни Хоперского полка Кубанского войска. У меня была хорошо налаженная связь с местным населением, и оно перерезало штабные телефонные линии к назначенному мною сроку. Конным пробегом мы дошли до штаба, перерезали германскую охранную роту, взяли в плен весь штаб дивизии во главе с ее начальником и забрали все документы. Это было уж слишком дерзко, и мы поплатились. Немцы нас почти окружили, и мы никак не могли выбраться на нашу сторону. Нарвавшись на германский батальон, попали под сильнейший огонь и понесли большие потери. Часть пленных разбежалась; немецкого генерала, пытавшегося скрыться, казаки зарубили.

Трое суток, преследуемые со всех сторон, бродили мы по лесу без отдыха, замерзшие, голодные и с некормлеными конями. Люди изнервничались и пали духом. К счастью, мы встретили двух крестьян, указавших нам затерянную деревушку, где мы отдохнули и отогрелись. С большими трудностями на четвертую ночь выбрались мы наконец на нашу сторону, доставив документы и несколько пленных. За это дело я был представлен к Георгиевскому кресту, но так его и не получил.

ГЛАВА 4

Ранней весной 3-й Кавказский корпус отправился походным порядком на север, в район Барановичи — Молодечно, где собирался большой кулак из 12 корпусов, долженствовавший совершить прорыв германского фронта. Удар этот не состоялся вследствие совершившегося в это время знаменитого Брусиловского прорыва южного австро-германского фронта; собранные под Молодечно корпуса были постепенно переброшены на развитие достигнутых Брусиловым успехов.

Это был трудный поход в весеннюю распутицу по невылазной грязи. Пасху мы встречали в одной деревушке Минской губернии. Под Барановичами наша пехота села в окопы. На этом участке фронта происходила правильная позиционная война; тылы противника были плотно населены его резервами, и поэтому партизанская работа не могла иметь тут никакого применения. Мой отряд стали посылать для производства разведок, вследствие чего он нес большие потери в людях, и притом в каких людях! — в лучших, отборных, искусных партизанах!

Желая спасти свой отряд от конечного и притом непроизводительного истребления, а также полагая, что его боевые качества будут более полезны в другой военной обстановке, я стал проситься на Южный фронт, где, как я слыхал, происходили конные бои. Ходатайство мое в этом отношении увенчалось успехом; я получил предписание отправиться походом в 9-ю армию, действовавшую в Буковине. Около месяца мы шли опять конным походом на Черновицы и сильно заморили коней. По прибытии в район Черновиц, в июле 1916 года, мы отдохнули и поправили лошадей. Там я впервые встретил генерала Кельчевского, в то время начальника штаба 9-й армии, а впоследствии, во время гражданской войны, начальника штаба Донской армии, находившейся под командованием генерала Сидорина. 9-й армией командовал генерал Лечицкий.

В этот период войны Румыния также приняла в ней участие, и русские и румынские части были расположены вперемежку. Севернее нас действовала Уссурийская конная дивизия славного генерала Крымова, впоследствии участника похода Корнилова на Петроград, и 3-й конный корпус доблестного генерала Келлера, убитого в 1919 году в Киеве петлюровцами. Корпус этот состоял из дивизий: 1-й Донской, 10-й кавалерийской и 1-й Терской. 1-й Донской дивизией командовал известный военный писатель, впоследствии донской атаман, генерал Краснов.