Анджей Ваевский - Сноходец

• Название: Сноходец
• Автор: Анджей Ваевский
• Жанр: Ужасы и Мистика

"Ощущение, словно меня ночью бросили в полынью. И я хватаюсь руками за кромку льда, пытаясь выбраться, но он обламывается, крошится. Меня вот-вот утянет в эту вымораживающую черноту. И все же я настолько хочу жить, что даже не замерзаю, и верю, что придет рассвет, выкрасит небо цветом васильков, и я увижу путь, по которому смогу пойти, оставив за спиной эти темные воды".

Наш мир, наше время. Наши люди, которые не всегда люди, хоть мы и видим их такими. И иногда среди нас встречаются те, кто охраняет наши сны.

---

— Ир, ты куда? — Серега со смешной фамилией Барвинок проезжал на велосипеде по улице и окликнул Яринку.

— Да на пустырь, куда же еще, — ответила девочка.

— Садись, подвезу, сам на футбол, — предложил парень, и она согласилась. Ведь и правда, что такого в том, чтобы подъехать с товарищем на велосипеде? По крайней мере, так считала Яринка. Она не понимала в тот момент, как ошибалась.

— Пойдем со мной по маленькому, — через пару дней в школе предложила одноклассница, но, дойдя до туалета, быстро испарилась. Яринка осталась одна, но лишь на мгновение. Ее ждали. Света и Анжела. Девочки-старшеклассницы, одна из которых заслуживала особого внимания, поскольку высоко подвязанный хвост ее волос всегда свивался в правильный кукольный локон, чем и вызывал восхищение Яринки. Она знала этих девушек. О да, к ним уже было применимо это слово, обеим было по шестнадцать лет.

— Это правда, что Барвинок тебя на велике катал? — с угрозой в голосе спросила Света. На тот момент она являлась девушкой приснопамятного Барвинка.

— Да подвез до футбольного поля, — как ни в чем ни бывало, ответила Яринка. А что скрывать? Ведь нечего, не преступление же общаться с другом и принять его помощь, даже такую мелкую.

— Сука! — вслед за словами полетела пощечина. Такая, что звезды в глазах засветились. Все ж Яринке на тот момент было всего лишь тринадцать лет.

— Свет, ты дура? — наежившись, поинтересовалась девочка, едва пришла в себя после удара. Вместо ответа последовал еще один удар.

— Таки дура, — ответила сама себе Яринка, уклонившись и направляясь к выходу.

Данное происшествие попыталось повториться в классе, на что последовало еще одно глубокомысленное "дура". А потом были разборки дома, но взбешенная Лариса так накостыляла Светлане, что та больше не решалась приставать к младшей сестре "этой психованной". Если бы в тот момент спросили Яринку, что происходит, то она бы ответила, что две сумасшедшее красивые девушки подрались из-за нее.

Но были и другие моменты. Был одноклассник Ваня, который вопреки всем остальным мальчишкам безостановочно задирал Яринку, а "добрая" классная руководительница еще и посадила их рядом. И вновь нашла коса на камень. Ваня был самым представительным мальчиком в классе, да еще и с покровительством от старшеклассников. И все же Яринке надоело такое поведение с его стороны, но, начав что-то понимать в этой жизни, она не стала сама с ним разбираться, как делала это, когда была помладше. Она рассказала все брату, и тот пообещал, что урезонит слишком ретивого пацана. Урезонил. Не бил, но разговор был жестким, после чего, не к чести Вани, тот обратился к своим покровителям… лидера которых Саша спустил по лестнице прямо в школе. На том и подружились. Причем тот самый лидер почитал Саньку как старшего товарища и учителя. Как-то так вышло, что незаурядный парнишка быстро снискал себе место среди элиты школы. Намного позже влияние Саши и его друзей скажется на Яринке, но пока она оставалась избалованной любимицей компании из двадцати взрослеющих юношей. Подрастающий цвет общества маленького городка.

Ваня притих, и лишь его товарищ намного позже донес до ушей Яринки, что тот был в нее влюблен. Как показало время, эта влюбленность имела очень долгую жизнь. Даже после окончания школы парнишка смотрел на девочку с невероятной нежностью. Повзрослел, но чувства не угасли. И все же злился за то, что ему она так и не дала шанса.

А потом было взросление. И полудетские обиды остались за бортом. А еще пришел в класс тот, на ком Яринка решила поставить точку, чтобы прекратились слухи, чтобы девочки перестали доставать. Нужен был парень, и она выбрала того, кого знали все, кроме нее.

— Здравствуйте, дети, а у нас новенький, но он, скорее, старенький, — возвестила классная руководительница.

Он не был новеньким. Он проучился в этом классе четыре года и отбыл на север, в Воркуту, накануне приезда Яринки. Она его не знала, в отличие от всех. И выбрала себе целью, став настоящей хищницей. Никто из девочек не успел среагировать на повзрослевшего Сережку Рощина, поэтому Яринка смогла себе позволить заполучить этот козырь: первая. И все, соперницы нервно курят, она первая, у нее все права, и одноклассницы сами же порвут любую, кто позарится на Серегу.

Он был хорошим другом. Просто замечательным. С ним игралось в футбол, с ним игралось в карты, с ним лазалось по колхозным садам на предмет вишен, черешен, клубники. Они были потрясающей командой. Она, он и его друг Мотя. Матвей Матейко. На них часто ругалась мама Яринки, сгоняя "невыносимых бездельников" с забора, на котором они висели в ожидании своей компаньонки. Эта троица настолько въелась всем в сознание, что когда Яринка и Серега однажды поссорились и сели за разные парты, то одноклассники встали и вышли из класса, а на следующий день сели так, чтобы этой парочке не осталось иного выбора, кроме как сесть вместе. Их мамы были подругами. Все прочили свадьбу сразу после школы.

Это было лето. Серега приехал на велосипеде и сказал, что мама приглашает Иру съездить с ними на землянику. Обычное дело, дружба между семьями. Яринка охотно согласилась и спустя полчаса была уже у Рощиных. Если бы она понимала, кого увидит, то упиралась бы руками и ногами. Машину вел Андрей, старший брат Сергея. Лес был приветливым и теплым, земляники много, набрали все по паре ведер. Возвращались в город уже по темени. Серега, как невозможный рыцарь, вызвался довезти Яринку домой на велосипеде. Взрослые поулыбались и позволили, хотя разумнее было отправить Андрея на машине. Наверное, они тогда понимали больше, чем хотелось Яринке.

— Ир, Ир, я люблю тебя, — признания посыпались слишком внезапно, перемежаясь поцелуями. Яринка не заметила, как Серега стал взрослым, как его чувства изменились, преодолев детское дурачество. Ее сжимал в объятьях выросший в своих чувствах парень. Это… был первый настоящий поцелуй. И это был первый настоящий удар. Тогда, там, под листьями винограда. Летним теплым вечером.

— Сереж… не надо… не надо… мне… нравится… Андрей… — это была первая ложь, настоящая ложь, которую произнесла Яринка, не задумываясь о последствиях. А перед глазами стояла точеная фигурка, крутые бедра и кукольно-правильное лицо Ольги Рощиной. Девочка врала, откровенно врала, признаваясь в чувствах к старшему брату Сергея, хотя все ее мысли занимала их мать.

Сергей не забыл. И не простил, хоть и рассказал обо всем своему брату. Эта девочка стала общей кармой для обоих Рощиных. Чем задела мелкая постреленка старшего — неизвестно, но тот самый танец на школьной дискотеке, куда пришел Рощин-старший, Яринка запомнила навсегда. И то, что он впоследствии женился на девушке, очень похожей на Яринку.

Взросление. И понимание того, что все совсем не такое, как кажется. Первые дискотеки, возможность выразить себя в танце. Слухи. Слухи о том, что Наташка так специально одевается, она слишком похожа на парня, и это так смешно, когда неместные девчонки попадаются. Наташка. Высокая, спортивная, действительно похожая на мальчика, если не знать ее. Парни считали ее слишком уж ажиотажной, девчонки не воспринимали как соперницу. Не нравилась она парням, но, по всей видимости, и не стремилась. И вела себя очень вызывающе. Да где ж это видано, чтобы девушка кадрила девушек, целовалась с ними. И притянула внимание Яринки, как магнитом.

— Ты действительно целуешь девушек, которых одурачишь? — с порога в лоб спросила Яринка Наташку, выдурив ключ у дежурной и почти насильно втащив девушку в раздевалку труппы.

— Тебе-то что, мелкая? — скептично поинтересовалась Наташа, глядя сверху вниз на обнаглевшую малолетку. Наташе было на тот момент двадцать два года. Яринке — все еще четырнадцать.

— Поцелуй меня!

— Дура!

— Поцелуй!

То ли в насмешку, то ли по каким-то иным причинам, но Наташка сгребла Яринку за волосы на затылке и впилась в ее губы поцелуем. И девочка ответила. Ответила со всей затаенной страстью, которую до сих пор не показывала никому.

— Дурочка, маленькая дурочка! Держись от меня подальше, или… я изнасилую тебя, — с угрозой в голосе прошептала Наташка, с силой отталкивая от себя Яринку и выбегая, как ошпаренная, из раздевалки.

Ментол

Есть что-то омерзительно-ментоловое во всех этих липких взглядах, стремящихся залезть под прозрачно-непроницаемый покров чужих желаний. Мир за стеклом из бронированных чешуек, словно мартини в бокале, только оливку где-то потеряли, споткнувшись о ковровую дорожку Млечного Пути. Не расплескали бы. Ведь могут, ироды. Подайте поскорее, пустеет столик. Гость замер в ожидании официантов-ангелов, нервно предвкушая, как дрогнет парадная портьера, задетая парчовым крылом, опрокидывая поднос. И нервно тлеет сигарета, отравляя атмосферу ментолом. Мерзкий едкий запах. Оштукатуренные ванильной паклей стены, выкрашенные в цвет рассветного карнавала, подпёртые прогнившими стульями-инвалидами с облупленной краской на бронзовых когда-то подлокотниках. И взгляды, стремящиеся залезть в бокал. Очнитесь, это мир, налитый в хрусталь, размазанный по тонким граням обрамления. Но все застыли, смотрят. И ангел вносит в зал заказ. Неровные перешептывания по столам. Им такого не подают, они не гости, они — завсегдатаи. У них никогда нет денег на глоток вселенной. Пустые столешницы, покрытые измызганными скатертями, обгрызенной бахромой свисающие до пола. Гость нервничает, примеряется к бокалу, отмахиваясь от ментоловых клубов, стремящихся испортить вкус искристого напитка. Планета маслянистыми следами стекает вглубь хрусталя, царапаясь о бронированный изгиб. Прикрыть ладонью, вдыхая остывающий пар дыхания миров. И зеленой склизкой змеей — ментоловая струйка. Зачем они здесь курят, ведь портят весь момент вкушения гурманского изыска. Это очень странное заведение. Казалось, столь редкий дорогой напиток должны подавать в соответствующей роскоши. Остались только ангелы и бронированный хрусталь. И единственный столик под хрустящей скатертью. Протестуя законам равновесия и притяжения, выгибаясь под неправильным углом, точеными тонкими ножками невероятно установлен стул, Единственное место в зале, по самому центру, где соответствующая атмосфера: инкрустированный фаланговыми косточками подсвечник на три свечи, расстреливающий полумрак очередями сполохов всех оттенков голубого и синего. Там, куда еще не пробрались змеистые дымы ментола. Да прекратите же курить! Гость оглядывается по сторонам, не понимая, зачем все они здесь, эти завсегдатаи, почему ловят каждый жест, впиваются глазами, стремясь сорвать покров с напитка, давясь слюной, не смея заказать. Чего боятся, почему молчат? Воздух потрескивает раскаленными взглядами, растекаясь под пальцами электрическим потом вожделения. Пальцы все еще не решаются сомкнуть захват на тонкой ножке, оставляя возможность отступления. Скрипучий голос ангела предупреждает, что долго выжидать нельзя — напиток выдохнется, потеряет вкус. Гость торопится, следует словам официанта, неловко опрокидывая содержимое бокала в горло. Закашливается, некуртуазно сплевывает, стремясь ногтями разорвать горло и избавиться от неожиданно мерзкого ментола, мгновенно растекшегося под кожей. Дикая тошнотворная агония сотрясает тело, вытравливая живость взгляда, скрючивая пальцы. Лохмотья кожи осыпаются пеплом, навечно искажая лицо гостя. Он стряхивает наваждение болезненной эйфории, оглядывается по сторонам, рассматривая завсегдатаев, словно собственные отражения в многочисленных зеркалах. Небрежный жест официанта указывает на свободный стол среди других, нетерпеливо требуя освободить место для гостей. Послушно, опустошенно, словно потерял наиважнейшее из пониманий, когда последнее желание забирает смысл, затмевая постыдное вожделение стремлений. Перед недавним гостем на ветхий грязный столик кладется пачка сигарет с ментолом. Дрожащими руками из свинцового нутра добывается единственная сигарета. Щелчок. Ангел подносит зажигалку. Новая порция омерзительного яда расползается под сводами зала очередной дымно-зеленой струйкой. Ангел брезгливо стряхивает пламя с пальцев, высокомерно удаляется за портьеру. Зал оживленно выдыхает дымом, тем самым обозначая высший уровень общения, растворенный в отсутствии звуков и мыслей. В пустых глазницах неопределенная тоска заколоченных досками крест-накрест дверей. Мутными искрами на центральный столик опускается свежая скатерть, оккупационно разбавляя едкий дым всплеском сероводорода. Заходит новый гость, претенциозно опускается на стул, щелчком аристократичных пальцев подзывая ангела. Тот с появлением не медлит, укладывая на стол тисненный бархат прейскуранта. И вздрагивает. Что-то в глазах гостя настораживает, мгновенно разбавляя яд ментола, выветривая осколки взглядов прочь, за покачивающуюся портьеру, таящую в своих недрах рецепт опустошенных глаз. Официант вытягивается расправленным кнутом, впервые нарушая тишину характерным щелчком.