Николай Дубровин - Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"

• Название: Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"
• Автор: Николай Дубровин
• Жанр: История
• Год: 1894

---

Журнал нашел подписчиков по всей России и рассылался по всему пространству от Архангельска до Астрахани, Херсона и Одессы, от западных губерний до Екатеринбурга и отсюда до Иркутска, Нерчинска и Троицко-Савска [279]. Его читали с увлечением и светские и духовные. Духовенству нравилось направление журнала, его полемика против вольнодумства и возвышенное, увлекательное понимание христианства.

«Мы помним еще, пишет Цветков [280], несколько таких лиц из московского духовенства. Они были, надобно правду сказать, лучшими людьми между своими и пользовались общим уважением. A большинство — мы также и большинство помним — ничего не знало кроме семинарской латыни. Но для них «Сионский Вестник» был самым приятным материалом для чтения, по чистоте и нравственности идей и необыкновенной для того времени легкости слога. Старики до гроба вспоминали об этом журнале с восторгом».

У книгопродавца Глазунова сохранялись письма многих священников, которые нетерпеливо желали знать, скоро ли выйдет следующая книжка журнала [281].

«Сионский Вестник» стал предметом разговоров в гостинных, и в самое короткое время имя его издателя сделалось популярным. Лабзин принимал многочисленные похвалы с достоинством и как справедливую дань своим заслугам.

— О «Сионском Вестнике» я должен вам сказать правду, говорил он князю Голицыну — такого журнала ни на каком языке нет. Это хвастливость с моей стороны, скажут мне. Пусть так. Хвастливость ли, трусливость ли —все порок; но во внутренних моих чувствованиях я отвечаю только Богу, люди же должны меня судить по самому делу, так ли это, или нет.

Таким образом приписывая весь успех издания себе одному и слыша отовсюду похвалы, Лабзин, при громадном самолюбии, стал скоро, однако же, подозревать, что заслуги его на пользу общества не достаточно ценятся правительством. Поводом к такому подозрению послужило неудавшееся ходатайство о назначении его сенатором и производстве его в тайные советники.

При назначении A.Н.Оленина президентом Академии Художеств, государь поручил ему ознакомиться с причинами, приведшими в упадок Академию, изыскать средства к их устранению и, если представится нужным, составить проект нового устройства Академии. Пользуясь тем, что с кончиною Чекалевского место вице-президента оставалось незанятым, A.Н.Оленин считал более полезным заменить его должностью директора Академии, главным образом потому, что должность вице-президента при президенте делалась ничтожной.

Лабзин же считал, что, по праву преемства [282], он должен быть назначен вице-президентом и, в непредставлении его на эту должность, видел личное оскорбление и нерасположение к нему президента Академии. С своей стороны A.Н.Оленин, находя полезным упразднить звание вице-президента и не желая обижать Лабзина, просил кн. A.Н.Голицына исходатайствовать ему чин тайного советника и звание сенатора [283]. Император Александр не согласился ни на то, ни на другое и приказал назначить Лабзина вице-президентом Академии, «что и будет — прибавлял кн.Голицын — мною исполнено в Москве» [284].

Такое назначение теперь не удовлетворяло уже Лабзина, и он считал его не соответствующим по своим заслугам.

«Не знаю, писал он Василию Михайловичу Попову [285], можно ли почесть достаточным воздаянием за претерпенное данные мне знаки второй степени Владимира, когда я и Анну с бриллиантами и 3-го Владимира давно уже имел и когда те же знаки даны Уварову, который не только всем меня моложе, но не имел еще никакого ордена; когда Жуковскому в то же время за писательство дана пенсия в 4.000 руб., когда Карамзину даны чин, лента и 60.000 руб., несмотря, что он историю свою писал, получая за то жалованье, а я трудился на своих хлебах».

— Я поднят теперь на какую-то высоту, говорил Лабзин В.М.Попову, — с которой стал виднее, и всякий бросает в меня грязью и каменьями и стрелы пускает, а я должен дело делать. Следовательно, мне нужно подкрепление, чтобы думали, по крайней мере, что государь ко мне расположен. Князь (Голицын) замарал меня в мыслях y государя, который прежде сам меня рекомендовал в директоры к Чичагову [286]. Князь пустил меня на десять лет пресмыкаться и терпеть; но, бывши врагом моим, наконец усовестился и хоть что-нибудь для меня сделал.

Лабзин надеялся, что и теперь князь настоит на назначении его сенатором и на производстве в чин тайного советника.

«Обстоятельства сделали мне его необходимо нужным, писал он Голицыну [287], и я убедительнейше прошу ваше сиятельство исходатайствовать мне оный. При множестве восстающих на меня и борющих мя, защитой служит мнение, что ваше сиятельство покровительствуете мне и государь благоволит ко мне. Сенаторство мое разнеслось не только по городу, но по городам, так что еще 30 августа меня с сим званием премногие поздравляли, и ныне, 12-го декабря, меня присылали поздравлять с сенаторством же Горголи, Пукалов и Василий Степанович Попов. И так, ежели я ни сенаторства, ни чина тайного советника не получу, сие будет значить, что и государь и вы не удостоиваете меня того, чего противник мой (A.Н.Оленин) и публика почли меня достойным, и это меня много уронит и повредит моему делу.

«Прошу о сем ваше сиятельство весьма».

Просьба эта, после отказа государя, не могла быть исполнена и, чтобы несколько успокоить Лабзина, В.М.Попов писал ему, что наводятся справки, нет ли кого старше его.

«Не правда, мой любезный друг, отвечал Лабзин, чтобы чины давались по старшинству. Пример тому Галахов, Тургенев, вы сами: будто не было старше вас, когда вас производили? Баранов, недавно пожалованный сенатором, был экзекутором в Сенате, когда я был уже в настоящем чине. Сколько людей младших меня произведены в тайные советники».

Лабзин указывал, что когда он был действительным статским советником, то братья Моллеры были флотскими капитанами, а теперь уже вице-адмиралы: даже бывший y него казначеем, коллежский асессор Ребиндер, переименованный в военный чин, произведен уже в генерал-майоры и, по преимуществу военных чинов перед статскими, стал выше его. Говоря, что ему стало стыдно служить, Лабзин просил припомнить, что еще императрицей Екатериной II пожалован он был в надворные советники, а в чине действительного статского советника служит уже 14 лет.

— Чин теперь мне непременно надобен, хоть с сенаторством, хоть без сенаторства.

«В десятилетнее мое безвременье, писал он вместе с тем к князю Голицыну, в которое я был под тяжким гнетом, потерпел я в здоровье моем и в спокойствии, потерял много против сверстников моих по службе, и в чинах, и в местах, и в наградах по оным. Теперь, когда опала моя кончилась (буде она кончилась), я должен надеяться, что тот, который ввел меня в оную и после вывел из нее, сам постарается возвратить мне мои потери и откроет мне дорогу к таким местам, которыя ведут к сим вознаграждениям. Ибо когда фарисей в Евангелии говорит: «Господи, если я кого обидел, то вдвое заплачу»; христианин ли не почтет сего долгом своим? Я говорю сие князю-христианину, надеясь, что он не перескажет сего князю-министру, который может иногда оскорбиться сим напоминанием, или, по крайней мере, скажет ему, что я человек недокучливый (?), просить о себе не люблю (?) и желал бы никогда не иметь нужды в том. Но что ж делать, когда я не из счастливцев, которым остается только или отказываться от милостей, или благодарить... A между тем я вступил на шестой десяток лет; теперь уже в одной сажени не распознаю знакомого человека, скоро совсем ослепну и работой достать хлеб себе буду не в состоянии. Тогда мне открывается прекрасная перспектива: слепой и слабый старик, без приюта, ибо y меня нет ни двора, ни кола, ниже родственников каких, кроме тех, кои от меня же зависят, так что, вышедши в отставку, я не буду знать, где мне поселиться, в Казани, или в Астрахани, ибо ни там, ни там мне жить причины не будет. Но если мне заикнуться о сем моем положении, то, без сомнения, откроются невозможности, которые для других легки и маловажны, но для меня не могут таковыми показаться».

Опасаясь, что не получит ни чина, ни сенаторства, и подозревая, что Оленин будет настаивать на учреждении должности директора, Лабзин просил назначить его скорее хотя вице-президентом.

«Граф Кушелев, муж не весьма важный, писал он, сотворил для покровительствуемого им Бажанова новое место, а мой покровитель лишает меня и того, которое уже есть и которое по линии мне достается.

«Все сие я говорю не для того, чтобы я хотел непременно остаться в Академии, а только для того, что буде не хотят сделать мне обиды и вреда, то должно уже переменить меня на такое место, которое было бы лучше вице-президентского. Тогда только прекратятся все толки, почему мне сего места так долго не давали, а иначе 18-тилетняя моя служба при Академии не только беспорочная, но и с такой честностью сопряженная, какой никто из моих предшественников не заслужил, не представится беспорочной».