Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

• Название: Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути
• Автор: Андрей Квакин
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2193-8

Книга посвящена анализу малоизученной деятельности ряда российских политических деятелей, философов и писателей в 1920–1930 годах (в основном в эмиграции), которые, осмысливая результаты Гражданской войны в России, пытались найти так называемый Третий Путь развития России – «между белыми и красными».

Монография состоит из трех частей и подробно рассматривает эти поиски в русле «сменовеховства», «нововеховства», «национал-большевизма» и других сходных течений. В ней впервые вводятся в научный оборот многие документы, в том числе из архива Гуверовского института войны, мира и революции (США).

Эта книга, в серии пятьдесят восьмая по счету, входит в проект издательства «Центрполиграф» под общим названием «Россия забытая и неизвестная».

Как и вся серия, она рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся отечественной историей, а также на государственных и общественно-политических деятелей, ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей возрождающейся России.

---

Но из того, что я определенно выбираю «крестьянский уклон», отдавая себе полный отчет в его сущности, еще отнюдь не следует, что мне нужно свертывать с пути корректной лояльности по адресу советской власти. Напротив, я считаю, что при создавшихся условиях только она сможет реализовать этот уклон наиболее безболезненным образом. Тут уже сфера политической тактики нынешнего дня, где мы с Вами – едино суть. И совершенно напрасно Вы меня корите «отсутствием тактики»: она у меня есть, и сходится с Вашей. «Лояльное, деловое сотрудничество с наличной властью», стремление в плане реальных мероприятий приближать советское правительство к русским условиям и растворять обрывки доктринерских директив в трезвой повседневной работе. Какое же тут отсутствие тактики? Тут целая идеология умных и порядочных спецов, работающих не за страх, но за совесть (и не коммунистическую, а свою собственную). Никакого «анабиоза» в моих рецептах нет – ни идеологического, ни тактического. Ни анабиоза, ни беспринципного приспособленчества, ни легкомысленно-быстрого «перерождения из колчаковца в сочкомы».

Как и Вы, я знаю, что пока все это лишь «идеология и тактика единиц». Но за этими единицами стоит неоформленная масса: 1) спецы всякого рода в настоящем, 2) нарождающаяся буржуазия, 3) идущее к самосознанию крестьянство. Масса есть, – когда будет нужно, найдутся и вожди. Не Милюковы и Кусковы, конечно, а новые люди, быть может, наполовину грядущие от коммунистов и наполовину – из самой массы. Не через «третью революцию», а через трансформацию среды, через трансформацию «советской платформы», через преобладание «правого коммунизма», упирающегося в пореволюционное «болото». И если уж самоопределяться, то наше место – не в правых коммунистах, а именно в болоте, хотя это звучит не слишком гордо; но всяк сверчок знай свой шесток. А болото, в сущности, вовсе и не такая плохая вещь: не забудьте, что на нем создан Петербург с его славной двухстолетней историей. Отчего же бояться болота, – тем более, что ведь и революционная Франция исцелилась через него! Не скрою, что у меня была даже мысль написать специальную статью «Болото», в коей воспеть ему оригинальный гимн. Эффектная бы получилась статья и политически меткая. Но воздерживаюсь пока по тактическим соображениям: le secret d'etre ennuyeux c'est tout dire? – говаривал старик Вольтер…

Опять-таки Вы правы, что теперь нам нужно ориентироваться на правеющих коммунистов, но Бухарин тоже прав, когда предвидит, что на них, как таковых, процесс остановиться не может: они должны будут поправеть до сменовеховского болота, т. е., в сущности, стать совсем уж другими. Нам это на руку, ибо мы никогда и не прели в чаду женевских кофеен… Нам это на руку потому, что это нужно России. Но что это в известной мере конфуз для Коминтерна – сомневаться трудновато.

Но, конечно, весь этот процесс отнюдь не означает каких-либо «соглашений» и «коалиций» большевиков с нами – тут опять-таки я всецело разделяю Вашу точку зрения. Именно поэтому, как политик, я пальцем не пошевельнул для конкретного политического контакта с коммунистами в смысле «договаривающейся стороны». Конечно, конкретно политически «мы», как Вы пишете, «величина исключительно умозрительная, а не реальная». Так нам и следует держаться, не «рыпаясь», подобно Юрию Вениаминовичу[Ключникову], в гущу политической большой игры. Пока нам доступны лишь амплуа публицистов и спецов. Это «пока» может длиться до нашей смерти – что ж тут поделаешь? Ошибку несвоевременного рождения бесплодной суетней не поправишь…

Еще два слова о Вашей любимой мысли насчет «нового человеческого материала». И в связи с ним – проблема «Новой России».

Всею душой готов признать «всю глубину происшедшего разрыва между старым и новым». Готов даже энное количество раз, как молитву, повторять два слова «Новая Россия». Но ведь этого мало: нужно отчетливо осознать состав этого нового. Ни в одной статье, ни у Вас, ни у других коллег я серьезных следов этой работы не нашел. Поскольку и встречаю Ваш «новый человеческий материал» здесь в Харбине (теперь он из России густо пошел) – миссия Карахана, люди из Внешторга, господчики вроде Виленского из «Известий» и проч. – в восторг от оного «материала» не только не прихожу, но впору кричать караул. Значит, не этот. Так что же? Опять и опять – «крепкий мужичок», деловик из рабочих, воскресший «третий элемент», кооператор и т. д. Так это же – элементы «болота», плод «обмирщения» революции, могильщики, а не носители ее зенитного энтузиазма. И не увлекайтесь слишком их исключительной новизной: они зрели в лоне «старого режима», его последнего десятилетия. Они были бы победителями и без революции. Конечно, новое поколение ново. Но ведь всякие «дети» отличаются от «отцов». В наши годы это отличие естественно резче, нежели обычно. Но воспевать ему слишком уж неумеренные серенады вряд ли целесообразно. Особенно нам, «стоящим посередине»: мы не вполне «отцы», но ведь все же и не «дети». Все-таки мы «старые интеллигенты», пусть и «провозвестники» нового поколения (кризис старой интеллигенции в «Вехах»). Но «лезть в дети» нам не подобает: снова и снова – «познай самого себя»… И мы должны воспитывать в детях не бесшабашный психологический футуризм, а, наоборот, чувство известной преемственности, сознание связи с прошлым: мы в лоне старого режима выносили любовь к той «Новой России» крепкого хозяйственного и национального сознания, которая, как утенок из-под курицы, вылупливается из-под интернационалистской и коммунистической революции…

Ну, довольно… Сегодня я нарочно подчеркиваю наши разногласия и выдвигаю возражения, чтобы их преодолеть и лучше договориться. Я чувствую, что это возможно. Спасибо за Ваши письма, они дают массу пищи для дум.

P. S. Сейчас прочел в «Накануне» Вашу статью «Новый лозунг». Конечно, основного противоречия революции и болота Вам преодолеть не удалось, и «Интернационал» в устах канарейки, несомненно, весьма иронически. Раз еще идет «последний, решительный бой», то «быт» – враг: он – конец боевого порыва и пафоса. Если до победы мировой революции канарейки засвистят «Интернационал», значит, дело Интернационала проиграно»[267].

Таков был взгляд на сменовеховство самих участников этого общественно-политического течения.

Сменовеховство извне

Значительный интерес для выяснения взаимоотношений Н. В. Устрялова с редколлегией газеты «Накануне» представляет его переписка с близким ему по взглядам Н. А. Ухтомским, выехавшим из Харбина в Берлин. Письмо Н. А. Ухтомского из Берлина от 15 июня 1923 г. раскрывает для Н. В. Устрялова противоречия в редакции «Накануне»:

«Дорогой Николай Васильевич!

Я был несказанно счастлив, получив Ваше письмо, и можете не сомневаться, что, как никто, ценю Ваше ко мне доброе отношение. Вполне с Вами согласен, что в Берлине Вам пришлось бы много труднее, чем в Харбине. Подозреваю даже, что Ваше присутствие здесь привело бы к расколу «сменовеховства», которое здесь невероятно опоганилось. «Дюшеновщина заела», сказал бы, так как в личности нагло-циничного Дюшена как бы персонифицируются все отрицательные стороны так прекрасно начатого Вами движения. «Канунники» так низко пали, что даже в советском посольстве мне откровенно посоветовали не «связываться» с ними и в «Накануне» не работать. Особенно смешны бывают канунники, когда «предостерегают» коммунистов от опасности нэпа. «Я, как старый синдикалист» и т. д. возражал Кирдецов Бухарину, вызвав у того лишь презрительную улыбку и снисходительный эпитет «кузена». Но особенно всем здесь, повторяю, ненавистен Дюшен, щеголяющий вновь заведенными золотыми часами, ухитряющийся совмещать демагогические выпады по одним вопросам и трогательное смирение по другим. Он состоит на службе и получает большие деньги в американской организации «YMCA»[268] и настаивал на изгнании Василевского (Не-Буквы) из газеты за его полемическую и вполне уместную статью (в связи с сожжением «Леона Дрея» Юшкевича американцами, Василевский их обстрелял и чуть не поплатился). Поверьте, что я не слишком строг к «Накануне». Мою позицию разделяли бы и Вы. Разделяют ее и лучшие из канунников. Группа Чахотина предрешила свой выход из редакции. Одно время назрело целое coup d'etate[269] при ближайшем участии и Бобрищева-Пушкина; он, кстати, осел в Берлине; я ему нашел комнату в соседстве со мной. Он очень часто ко мне забегает; несмотря на многие отрицательные качества, он мне нравится какой-то своей особенной беспомощностью. Бедняга сильно опустился и заслуживает к себе известного внимания. Coup d'etate лишь с огромным трудом удалось предотвратить, тем более что коммунисты делят свое расположение (а вернее, нерасположение) к канунникам поровну. Катастрофе «дюшеновцев» они бы даже, пожалуй, поаплодировали бы. Меня усиленно через Бобрищева, Миркина (ставшего первым человеком в «Накануне») и Василевского втягивали в переворот, но я уклонился. Меня гораздо больше и посейчас интересует возможность развалить «Руль», который жил только немецким издательством «Ульштейн». Мне удалось нащупать деловые немецкие круги, возмущенные этой комбинацией и обещавшие всячески содействовать расторжению неестественного союза антантофильского, нерусского «Руля» со все больше русифицируемой Германией. Вопрос только в том, что нужно подобрать вескую группу, с добрыми именами. Много раз я подумал о Вас и даже заготовил мысль, что в первом же № той новой газеты, которая могла бы выйти и до Вашего приезда, стоял бы аншлаг о Вашем предстоящем приезде и возглавлении редакции. Элементы для подобной группы здесь имеются вроде милейшей княжны Кропоткиной (дочери анархиста), Евгения Лундберга, Сергея Рафаловича, Алексея Дроздова, может быть, Станкевича и Пешехонова, который меня глубоко растрогал своей последней книжкой «Почему я не эмигрировал?». Обязательно ее раздобудьте. Верьте мне, что нюх меня не обманывает, и для новой газеты, которая скоро бы вытеснила все прочие, есть место. Я это чувствую всем своим существом. К сожалению, я в тисках проклятого противоречия, парализующего мою энергию. Ведь я приехал учиться; так пусть же Германия и Россия повременят и останутся пока без органа русско-германского сближения, реального и столь злободневного (!! – У.)[270].