Александр Звягинцев - Молчание посвященных

• Название: Молчание посвященных
• Автор: Александр Звягинцев
• Жанр: Боевик
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-067659-0, 978-5-271-28361-1

Майор Сарматов – человек войны. В бою на хребтах афганского Гиндукуша он сделал все, чтобы победить. Не вина Сармата, что те, кто «грел руки» на этой войне, подставили майора и его людей. Уцелевшие в этой бойне помнят своего командира. Помнят, но молчат, ибо они посвящены в такие секреты, что любое неосторожное слово может обернуться не только личной гибелью, но и крахом того дела, которое они выполняют. Они продолжают свою личную войну. А сам Сармат? Погиб или все-таки жив? Мускулистый высокий человек с лицом, обезображенным шрамами, ничего о себе не помнит. Он не понимает, почему им интересуются агенты спецслужб от ЦРУ до каких-то мутных арабских «контор», он не знает, что за ним охотятся те, кто предал его. Ведь живой Сармат очень опасен. Его беспамятство для них – подарок. Но придет время, и Сармат вспомнит. Вспомнит все…

Роман издавался также под названием «Смерть поправший».

---

– Савелова? – больной наморщил лоб и бессильно откинулся на подушку. – Нет… Не помню такого капитана…

– А Сармата, майора Игоря Сарматова, помнишь?

– Кто это?

– Ты!.. Ты русский майор Сарматов!

– Что такое – русский?

– Национальность. Майор Игорь Сарматов, русский по национальности. Это ты.

– Я не понимаю твоих слов!

– Ну, Сармат, вспомни! Ну же, вспомни свою Россию! Вспомни синее небо, белоствольные березы! Тихий Дон свой вспомни!

Но Сарматов, как ни пытался, вспомнить ничего не смог. Слабым от неимоверного напряжения голосом он прошептал:

– Я ничего не могу вспомнить. Даже того, как я сюда попал.

– Твоя страна Россия послала тебя воевать в другую страну.

– Воевать?.. Зачем?..

– Сложно объяснить… Но та война уже закончилась, и русские войска ушли в свою страну.

– Кишлак… Разрушенный кишлак помню… Стреляет что-то черное с неба – помню… Люди на тропе, падают – помню… Какую-то грязную пещеру – помню…

– А людей в пещере? – вскинулся Метлоу. – Пленного американского полковника помнишь?..

– Не помню! – прошептал Сарматов и, роняя со стоном отрывистые слова, сжал голову руками: – Какие-то обрывки… Очень яркое качающееся солнце… Огненный шар на струях воды помню… Белобородого старика… Еще одного старика. Но он в крови?.. Почему он в крови?.. Ответь же мне!

– Вспоминай, вспоминай сам, Игорь! – тряс его за плечи Метлоу. – Что тебе сказал белобородый старик? Ну, ну, вспоминай?

– Да, да, белобородый старик что-то такое сказал… Что-то очень важное. Не могу вспомнить, что… Шакалов в темноте помню… Шакальи глаза… Женщину с белыми волосами и синими глазами помню, но не помню, кто она, – с отчаянием прошептал Сарматов и бессильно упал на подушку.

Метлоу с состраданием провел ладонью по его отрастающим волосам, скрывающим следы страшных ран на голове.

– Оставьте меня, – прохрипел тот по-английски сквозь стиснутые зубы. – Пожалуйста, оставьте…

Не скрывая огорчения, Метлоу прошел в кабинет Айюб-хана, где, кроме самого доктора, находился и Али-хан.

– Док Айюб, есть ли смысл пациенту продолжать лечение в вашей клинике? – спросил он от порога. – Прошу ответить прямо.

– Мне жаль потраченных вами денег, Метлоу, но русский майор безнадежен, – ответил за брата Али-хан. – Разумеется, мы можем оставить его при клинике. Он будет выполнять какую-нибудь черную работу по хозяйству и тем самым отрабатывать свою миску чечевичной похлебки. Кстати, нашим собакам она очень нравится. – Он засмеялся. – Представь себе, полковник, они даже грызутся из-за нее.

– Это все, что вы можете ему предложить? – смерил его гневным взглядом Метлоу.

– Сочувствую, сэр, тем более что его дальнейшее лечение будет обходиться вам гораздо дороже, чем прежде. Кроме того, есть необходимость обговорить с вами другие проблемы…

– Яснее, пожалуйста, – поднял на него глаза Метлоу.

– Риск, которому мы с братом подвергались, скрывая русского офицера в нашей клинике, также должен быть вознагражден.

– Во сколько вы его оцениваете?

– Э-э-э… По крайней мере, сумма, разумеется, в долларах, должна быть не меньше той, которую мы от вас получили за прошедшие полтора года…

– Не меньше? – переспросил Метлоу и усмехнулся. – Это я могу понять, а вот радости по поводу того, что мой подопечный безнадежен, не понимаю.

– В Коране сказано: «Если Аллах хочет наказать грешника больнее, то отнимает у него память». – Тонкие губы Али-хана растянулись в злой улыбке. – Я не люблю русских, коллега.

– А вот в Библии сказано: «Если Бог хочет наказать грешника, то отнимает у него разум», – оборвал его Метлоу. – Разве пакистанской разведке неизвестно, что я тоже русский?

– О, полковник! – поплыли маслом глаза Али-хана. – Вы – другое дело, вы родились в Штатах, а я о русских из России – о красных русских.

– О красных русских мы поговорим позже, а сейчас я хочу услышать наконец от доктора Айюб-хана, есть ли у пациента хоть ничтожный шанс обрести память?

– Сожалею, сожалею, господин Метлоу, что не оправдал вашего доверия, – склонился в подобострастном поклоне Айюб-хан. – Однако уверяю в полном моем почтении к вам и к вашей великой стране…

– Отвечайте прямо, черт подери вашу восточную церемонность!

– Я всего лишь провинциальный врач, – смешался от резкого тона Метлоу Айюб-хан. – Но уверяю вас, что современная медицина в данном случае бессильна…

– В одном английском журнале я как-то прочитал, что японский профессор Осира добивается поразительных результатов с подобными пациентами. Вы не слышали о нем? – внимательно посмотрел на него Метлоу.

– Профессор Осира? – переспросил Айюб-хан. – Никогда не слышал о таком. Каковы же его методы?

– Психические и гипнотические воздействия на мозг больного и тайные восточные знахарства, не признаваемые европейской медициной.

– Восток всегда кишел шарлатанами, – отмахнулся пухлой ладошкой Айюб-хан. – Кстати, этот ваш Осира, он практикует в Японии?

– Советую и вам, док, стать его пациентом, – не удержался от саркастической усмешки полковник. – Как же можно было забыть, что пять лет назад вы два месяца стажировались у профессора Осиры в Гонконге? А ведь, по моим сведениям, он щедро делился с вами тайнами целителей Юго-Восточной Азии, не так ли?

– О-о, сэр!.. – Смуглое лицо Айюб-хана пошло красными пятнами. – Вот вы о ком!.. О том сумасшедшем… Я, признаться, думал, что старого самурая давно нет в живых.

Метлоу смерил его насмешливым взглядом и повернулся к Али-хану:

– Итак, коллега, не мог бы ваш забывчивый родственник совершить еще одно путешествие в Гонконг с интересующим меня пациентом? Разумеется, за хороший гонорар в долларах.

– Мы с братом обсудим эту проблему, – важно ответил Али-хан, пренебрегая протестующими знаками побледневшего Айюб-хана.

– Господин полковник! – панически выкрикнул тот. – У меня большая семья… На мне клиника… Больные… Ко всему прочему, я собираюсь баллотироваться в парламент нашей страны…

– Вы серьезно? – повернулся к нему американец.

– Вы должны меня понять! – умоляюще протянул к нему ладошки Айюб-хан. – Если моим соперникам по выборам станет известно, что я тайно связан с русским офицером, то я пропал…

– Согласно нашей договоренности, коллега, то, что пациент русский офицер, не должен был знать никто, – обратился полковник к Али-хану. – Откуда вашему родственнику известно, что он русский?

– Об этом доложил доктор Юсуф, – совершенно не смутился тот. – Он уже полтора года лечащий врач пациента. Можно сказать, дни и ночи проводит у его постели. А тот в бреду не раз кричал и матерился по-русски, извините, как грязная свинья.

– Понятно, – кивнул Метлоу. – Давайте начистоту: кто еще, кроме вас двоих и вашего Юсуфа, знает, что пациент – русский?

– Пуштуны-охранники знают, – пролепетал Айюб-хан. – Они тоже слышали его крики… Но, сэр, я готов поклясться на Коране, что они будут молчать как рыбы.

– Ой ли?..

– Зиндан на Востоке – не ваша американская тюрьма с телевизором и душем, – усмехнулся Али-хан. – Хвала Аллаху, дорогой полковник, в нашей стране пока не привились лживые химеры вашей демократии типа прав человека, неприкосновенности личности, свободы слова и прочей чепухи… Болтливые у меня в зиндане расстаются с языками раньше, чем надумают произнести лишнее слово…

О казематах пакистанской контрразведки полковник Метлоу имел полную и достоверную информацию, а дискутировать с самодовольным индюком Али-ханом о демократии не имело никакого смысла. Он снова обратился к Айюб-хану:

– Если не вы, док Айюб, то кто еще из врачей вашей клиники мог бы сопровождать больного в Гонконг, разумеется, на условиях неразглашения сведений о нем?

– В сложившейся ситуации только доктор Юсуф, – поспешил тот с ответом. – Судите сами: если доктор Юсуф молчал до сих пор, что наш тайный пациент – русский офицер, он будет молчать и дальше… Потом, как мне показалось, Юсуф симпатизирует русскому.

– Откуда ваш Юсуф знает русский язык?

– Тараки послал его учиться в Советский Союз. Он получил диплом врача в Москве, в институте для иностранцев. Могу свидетельствовать, что там неплохо учат некоторым медицинским специальностям, мистер Метлоу.

– О'кей! – подумав, кивнул полковник и обратился к Али-хану: – Мне нужна подробная информация о доке Юсуфе. Выкладывайте-ка, коллега, всю его подноготную.

– Юсуф из Мазари-Шарифа, это провинция на самом севере Афганистана, – неохотно начал Али-хан.

– Где и какая провинция в Афганистане, я знаю, – оборвал его американец. – Таджик он или узбек?

– Родился Юсуф в высокогорном кишлаке на границе с Советским Союзом, в таджикской семье. Шестой ребенок… Дед Юсуфа в тридцатые годы был известным на Памире и в Ферганской долине курбаши. Его расстреляли большевики…

– После защиты диплома в России Юсуф еще три года стажировался в Турции, – добавил Айюб-хан. – При Кармале, сразу, как только Юсуф возвратился из Турции в Афганистан, он был призван в нечестивую правительственную армию.