Скотт Туроу - Законы отцов наших

• Название: Законы отцов наших
• Автор: Скотт Туроу
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Хранитель, Харвест
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-037708-4, 978-5-9713-5147-4, 978-5-9762-1614-3, 978-985-16-3478-7

Жена сенатора Эдгара застрелена среди белого дня прямо у собственного автомобиля.

Дело рук гарлемской уличной банды? В этом убеждена полиция.

Однако главный подозреваемый по прозвищу Хардкор утверждает — преступление заказал сын жертвы, Нил Эдгар!

Но зачем состоятельному молодому человеку убивать собственную мать?

Возможно, его просто хотят подставить.

Так считает многоопытный адвокат Хоби Таттл, умеющий выигрывать самые безнадежные дела. И он намерен доказать это в зале суда.

---

Он отбегает на несколько шагов и жестами приглашает меня присоединиться к нему. В уличных туфлях и блейзере Сет бежит впереди меня так уверенно, словно для него это привычное дело.

— Я не буду тебя долго беспокоить. Одна секунда, и все. Я просто хотел, чтобы ты знала. Вчера ты задала мне вопрос насчет Хоби и Дубински. И я думал об этом всю ночь и понял. Мне кажется, я знаю, почему ты спросила.

— Забудь об этом, Сет. — Я догадываюсь, в чем дело. Он встречался с Хоби за обедом, и они подготовили ответную реакцию. Сет здесь играет роль управляемой ракеты. Вот почему я дала себе клятву не иметь с ним никаких дел. — Не будем обсуждать это заново.

— Нет, я хочу, чтобы ты поняла. Я не знаю, что задумал Хоби. Я люблю его как друга, но поверь мне, Хоби Таттл может быть очень опасен. В нем достаточно коварства. Однако, что бы он там ни заварил, я в этом не участвую. Ему помогает Стью, а я тут ни при чем. Хоби и Нил со мной даже не разговаривают. Вот так. Вот что я хотел сказать.

— Этого достаточно, — говорю я.

Еще одно предложение, еще одно слово, и мне придется сделать что-нибудь. Например, остановиться и закричать, позвать на помощь полицию. Однако Сет больше ничего не говорит, и мы бежим дальше в молчании, тяжело топая ногами по тротуару. Мы уже добежали до Гомер-парка, который славится отличной беговой дорожкой. В прежние времена парковый район пользовался печальной известностью лакомого кусочка, где все должности раздавались за взятки или в награду за услуги и беззастенчиво разворовывались ассигнования на общественные проекты путем заключения контрактов с подставными фирмами. Это был рай для таких бандитствующих политиканов, как Тутс Нуччо, который иногда приносил на заседания городского совета автомат в футляре для кларнета. Теперь городская казна пустеет, и соответственно в запустение приходят и парки. Исчезли программы, которые были ярким пятном в моей детской жизни: кружки, где нас учили делать что-то своими руками, и летние лагеря. Не выделяется средств даже на поддержание парков в минимально приличном состоянии. В этом парке по какой-то необъяснимой причине со всех деревьев спилили макушки. Они стоят вдоль гудронированной дорожки, похожие на инвалидов с ампутированными конечностями. Давно сняты фонари, и вечерами жизнь тут замирает. Однако в дневное время при естественном освещении здесь вполне безопасно. Молодые мамы, преимущественно латиноамериканского происхождения, в пальто и кашемировых куртках, катают коляски с закутанными в одеяла младенцами. По парку деловито спешат пешеходы, которым нужно пересесть на другой автобус, чтобы попасть в центр города.

Сет по-прежнему бежит рядом со мной, и ему не составляет никакого труда поддерживать заданный мной темп. Я же тем временем предаюсь размышлениям. «Хоби Таттл может быть опасен. Что бы он там ни заварил…» Трудно представить Сета в роли эмиссара Хоби, да еще передающего подобную информацию. Я даже едва не поддаюсь соблазну спросить у него, что же, по его мнению, замышляет Хоби, однако голос здравого смысла вмешивается вовремя. Общаясь с Сетом, нужно держать себя в руках и соблюдать дистанцию.

— Черт побери, да здесь так холодно, что уши могут отвалиться. — Он пытается шуткой разрядить неловкую тишину и проводит рукой по лысеющей голове. — Никакой естественной защиты, — произносит он.

— Сет, я что, должна выразить сожаление по поводу того, что ты лысый?

— Ну, еще не совсем лысый, — говорит он. — Я лысею. И ничего с этим не поделаешь.

— Позволь мне быть с тобой откровенной на этот счет, Сет. После сорока женщине приходится беспокоиться обо всем. Сверху донизу. У нее обвисает грудь. Наступает менопауза. Становятся мягкими кости. Если она рожала, и не один раз, то ее зад вряд ли влезет в те джинсы, которые она носила двадцать лет назад. Сюда следует добавить еще слабый мочевой пузырь, но это не обязательно. Вообще-то я рада, что женщинам есть о чем беспокоиться. Но самое главное — я не думаю, что все так уж мрачно. На этом фоне мужчина выглядит просто зрелым, что, по правде говоря, у большинства представителей твоего пола является редким качеством. Поэтому я не испытываю к тебе жалости, Сет.

— О Боже, да ты так накалилась, что от тебя прикуривать можно, — говорит он. — Что с тобой?

— И ты еще спрашиваешь? Ты преследуешь меня на улице, не даешь мне покоя в тот единственный час, когда я могу быть свободна от всего. И потом, всякий раз, когда я разговариваю с тобой, ты постоянно плачешься на судьбу. Как будто мне больше нечего делать, кроме как утешать тебя, в то время как я должна исполнять свои обязанности, за что мне платят зарплату. Впрочем, я уже объясняла.

Странное дело, Сет не приводит никаких оправданий, которые я ожидала услышать.

— Ты права, — говорит он и опускает глаза.

Внезапно до меня доходит, и я чувствую за собой вину, что пыталась спровоцировать между нами ссору и тем самым избавиться от его присутствия. По лицу Сета видно, что его мучают какие-то глубокие переживания.

— У меня умер сын, — говорит он. — Ты спрашивала, что в моей жизни было драматичного. Это и есть моя личная драма.

Он, похоже, пытается найти тот тон отстраненности и бесстрастия, в каком мы вчера беседовали о наших жизнях. Однако его голос не выдерживает и местами срывается. Я сразу же останавливаюсь, а Сет пробегает дальше еще шагов двадцать. Он некоторое время не находит в себе сил посмотреть на меня и поэтому не сразу замечает, что меня нет рядом. Мы уже добежали до того места, где дорожка начинает закругляться, и теперь он устало тащится назад ко мне; поникшая на фоне уродливо обрезанных вязов фигура говорит о том, что ему уже заранее обрыдли вопросы, которые, как он знает, должны сейчас последовать.

— Когда? — спрашиваю я.

— Уже почти два года, — отвечает он.

— Боже мой! Он болел? Хроническое заболевание?

— Он был совсем еще маленький мальчик. Семь лет. Не хочу врать, он был довольно трудным ребенком и погиб в результате дорожно-транспортного происшествия.

Сет умолкает на минуту и смотрит на свинцово-серое небо, плотно закрытое облаками, которые выхолостили из дневного света всю жизненную силу.

— Я был за рулем.

— О Господи!

— Тут не было моей вины. Так все говорят. Тот парень был пьян, упился до чертиков. Он в четыре раза превысил допустимый предел скорости и вдобавок проскочил на красный свет. Его машина ударилась о бордюр, и затем ее отбросило прямо на нас. Я увидел это краешком глаза и попытался проскочить вперед, избежать столкновения, но не успел. Он врезался в нас под углом. Мою машину разрезало пополам как ножницами. Только что я сидел там и ругал Исаака за то, что он ковырял пальцами в носу, а в следующий миг… Единственное, за что я благодарен Богу, — это за то, что я не слышал его криков. Он погиб мгновенно, не успев понять, что происходит, и все же как твой ребенок может умереть, не издав ни звука?

Я непроизвольно обхватываю себя руками, чтобы справиться с болью, внезапно пронзившей сердце. И когда я начинаю мямлить какие-то невразумительные слова утешения, Сет тут же поднимает руку, и до меня доходит, что, наверное, хуже всего слушать, как люди пытаются подыскать слова, чтобы выразить мучения, которые испытывает только он, но не они. Однако, несмотря на это, я не могу удержаться от повторения одних и тех же ненужных слов. Мне жаль. Искренне жаль.

— Прости. Я понятия не имела, Сет. Когда читаешь твои колонки, то твоя личная жизнь выглядит в них абсолютно прозрачной. Там ведь не было ни слова об этом, не так ли?

— Ненавижу говорить об этом. Я и так уже весь сгнил от жалости к себе. Ты видишь это. Все это видят. Я стал ходячей раной.

Я беру его за руку. Она вся влажная от пота, которым пропитался даже ремешок его часов. Другой рукой Сет трет переносицу, пытаясь привести в порядок чувства.

— А что с тем типом, который врезался в вас? Его посадили?

Глупый вопрос, понимаю я задним умом. Глупый, потому что я все пытаюсь втиснуть в свои собственные рамки, потому что от одной мысли о том, что ему пришлось пережить, у меня мурашки бегут по коже.

— О да, конечно. Ему дали пятнадцать лет. У него богатое криминальное прошлое. А вообще-то это был обычный черный, гребаный бедолага. Решил покататься в угнанной машине. Он признал себя виновным. Я больше его и не видел. Не хотел и не мог. Когда выносили приговор, в суде была Люси. Наверное, она плакала и все такое. Ну а я… хочу сказать — какой в этом смысл? Я никогда не думаю о том парне. Знаешь, мне часто приходит в голову: если бы только я ехал хоть чуточку быстрее, если бы сильнее надавил на акселератор… Если, если, если… — Он окидывает взглядом парк.

Мимо нас лихо проносится тринадцатилетний подросток на роликовых коньках. Кепка задом наперед и сигарета во рту.

— Мы здесь точно околеем, — говорит Сет.