Николай Пряничников - Золотой гроб

• Название: Золотой гроб
• Автор: Николай Пряничников
• Жанр: Прочие приключения

Ужасные приключения, выпавшие на голову простых российских туристов, случившиеся при хорошем и романтическом намерении — покорить на байдарках тихий и спокойный Керженец.

---

Сначала, надо попробовать отыскать мой фонарь. Без него в подземелье определенно смерь. Без фонаря и без воды. В первую очередь надо откопать мой рюкзак, который я до обвала положил перед дверью на пол, там были и спички, и свечи, и запасной фонарик, и саперная лопатка и бутылка минеральной воды… Сбивая руки и обдирая ногти, в полной темноте я стал по кускам доставать все, что было в нагромождении обвала, и скидывал это в противоположную сторону. Началась яростная, почти бессознательная проза борьбы за выживание.

Я работал, может быть, час, а может и два. Часы на моей руке продолжали тикать, но я не мог узнать, — сколько времени. И вообще не знал, сколько времени прошло с тех пор, как я очутился в западне? Судя по тому, что желудок щемило от голода, а кровь на затылке запеклась до твердой корки, я предположил, что с момента обвала прошло никак не менее нескольких часов. Но, может быть и сутки и более? Сколько времени я пробыл без сознания?

Изредка я останавливал работу и напряженно затихал в надежде услышать какой — нибудь звук. Тишина была настолько гробовой, что я по инерции вновь ощупывал себя, чтобы убедиться, что все это не сон, и я продолжаю существовать.

Наконец, мои руки добрались до выбитой мною двери. Придавленная камнями вместе с полусгнившей дверной коробкой она лежала на полу. Предположил, что после удара ногой я несколько метров пролетел по инерции. Значит, до рюкзака мне осталось добираться еще метра 2–3. Передохнув, я с ужесточенной силой принялся за дело. Скоро, накиданная мною гора камней и грунта в противоположной от завала стороне также поднялась почти до потолка, и камни стали скатываться обратно вниз. Поэтому, мне пришлось через узкую щель между хламом и уцелевшим потолком перебраться на противоположную сторону рукотворной горы, где я часть камней, земли и обломков дерева перекидал еще дальше по проходу.

В голове мелькнуло жуткая мысль, что если до рюкзака далеко, то таким образом я замурую сам себя. Я стал понимать, что под ужасным давлением беспросветного мрака и нарастающей клаустрофобии нервы мои начнут сдавать. Чтобы не потерять контроль над собой, понимая, как это опасно, я изо всех сил напрягал волю и старался хоть чем — то разбавить гнетущую тишину: разговаривал с собой, комментировал сложившееся положение, ругался и даже пел.

Спасала одна единственная мысль — я столько времени провел в тесном лабиринте, но воздуху по — прежнему достаточно. Значит, этот лабиринт может иметь какое то соединение с поверхностью?! То и дело меня подмывало бросить всю эту глупую работу и отправиться по проходу на ощупь?! Но я тут же откидывал эту безрассудную мысль.

Я несколько раз продолжал очищать сначала завал, затем то, что нагромождалось в проходе — откидывать дальше в галерею. Я забирал ладонями землю и бросал в проход. Вероятно, эта работа заняла не менее 5 или 6 часов. Я крепко устал и, когда в очередной раз забрался на верхушку обвала, мои веки сомкнулись, и я уснул.

Морфей всегда относился ко мне неуважительно. В детских снах он подсылал каких — то огромных и грубых чудовищ, которые глодали меня маленького и беззащитного. Я просыпался, плакал и прижимался к маме. В отрочестве чудовища пропали, но их заменила какая то мозаичная черно — белая школьная дребедень. Зато, после Афгана мне долго и с завидным постоянством являлся один и тот же сон: он был связан с моим погибшим солдатиком — Гусевым. За полтора года командировки в страну маков я стал свидетелем десятков самых ужасных ранений и смертей. Но, Морфей намертво зафиксировал и возвращал меня во сне к одному и тому же афганскому фрагменту: — солдат уходит от меня с окровавленным лицом и без руки. Вот и сейчас во сне я пытался затащить парня за БТР, но не мог это сделать. Я хватал его за плечи, тащил под спасительную броню, но в спину мне больно упирался рожком свой же автомат и не давал двигаться. Я держал парня, понимал свою беспомощность и от этого бессилия был совершенно опустошенным, а рожек с еще большей яростью давил мне в позвоночник.

Я проснулся, как и всегда после такого сна, — разбитый и злой. Мое ложе располагалось на куче хлама в совершенно черной темноте, в спину упирался острый камень. В голове в долю секунды прокрутились последние события. Поэтому, еще не отойдя от сна, я сразу приступил к прежней работе — брал землю ладонями и бросал дальше по проходу. Я совершенно потерял чувство времени, а животный страх перед вечным заточением в недрах родной земли заставлял работать яростно и автоматически. Не помню, открывал ли я глаза? Это бы не изменило положения. Но я чувствовал, что до желанного рюкзака оставалось пройти совсем не много.

Голод уже стал проходить, голова и колени тоже перестали болеть, хотя, очень хотелось пить. Болели ладони, и ободранные ногти. Вышибленная мною дверь уже давно полностью освободилась от обвала и теперь стала заваливаться горой земли, которую я набрасывал с другой стороны. Я прикинул, что за время нахождения в заточении я метра на полтора углубился в сторону выхода из злополучной галереи.

Наконец, раскачав и вытащив очередной обломок бревна, я почувствовал под руками мягкое. Вот он — долгожданный рюкзак! Это хорошо, что первым на рюкзак упало бревно, а не какая — нибудь глыба, которая могла раздавить бутылку с минеральной воды, которую, я очень благоразумно захватил с собой. Я выдернул рюкзак из — под хлама, стряхнул землю и перенес на свободную площадку к лежащей на полу двери. Залез руками, нащупал минералку, открыл каким то подручным камнем, и пил так жадно и громко, что делай я это где — нибудь прилюдно, то интеллигентные люди, глядя на меня, крутили бы пальцем у виска.

Напившись, остатки воды я спрятал в рюкзак и нащупал там свой фонарик — жучок. Только бы он работал?! Нажал скобу и впервые за долгое время полной темноты увидел свет. Радость была так велика, что я бессмысленно давили и давил на скобу, лишь бы не кончался этот тусклый лучик. Посмотрел на часы. Они показывали без четверти одиннадцать. День это был или ночь, уже не имело значения. Моя решимость и уверенность, что выберусь из земляной тюрьмы, особенно поднялась, когда я достал саперную лопатку. К своей радости я обнаружил и свой основной фонарь, который выбило у меня из рук во время обвала. Он лежал в метре от рюкзака, полу присыпанный землей. Стекло на фонаре было треснуто пополам, но когда я его включил — он ярко засветил. Теперь, при необходимости у меня могли быть свободны обе руки, потому что жучок требовал постоянно крутить динамку.

Я спокойно покопался в рюкзаке, достал банку килек в томатном соусе, открыл ее ножом и безрассудно съел, не думая о завтрашнем дне. Хотя, проведя столько времени в мраке понятие сегодня и завтра стало потихоньку трансформироваться на время, проведенное с фонарем или без него. Тем более что и само понятие времени тоже как — то сгладилось.

Я немного отдохнул. Закрыв глаза и выключив фонарик, я ощутил чувство полной невесомости и необычайного спокойствия. Теперь я был уверен, что вырвусь из заточения. Пахло подземной затхлостью, но кислорода, с момента моего появления здесь, меньше не стало. Это еще раз подтверждало прежнюю догадку, что выход где — нибудь есть? Окрыленный этой надеждой я встал, завязал рюкзак, надел его на плечи и двинулся в путь. В руках остался только Валеркин фонарь и небольшой туристский топорик. Ползком перебрался через две горы, накиданные мною в проходе, и оказался в чистой, сухой галерей, по — прежнему уходящей под уклон.

Я медленно шел по тоннелю. Стены галереи были неровные, — то несколько сужались, то расширялись. Они, как и прежде, были выложены темно — красным кирпичом, во многих местах кирпичи, как молнии разрывали трещины, идущие по неровной диагонали от потолка к полу. Потолок был укреплен черными бревнами. Земляной пол плотный, только, кое — где из стен между кирпичами, где пробегали трещины, на пол просачивался сухой песок и возвышался у стен горками. Несколько раз ход градусов на 15 заворачивал влево.

Я попытался мысленно представить точку своего нахождения по отношению к нашей палатке: первоначально подземный ход уходил перпендикулярно реке в глубь поляны в сторону разбитых фундаментов. По этому ходу, мы прошли метров пятьдесят, также несколько заворачивая влево. Затем мы обнаружили тайную кладку. В новой, тайной галерее до злополучной двери мы с Михаилом прошли, примерно, 20 метров. Вероятно, этот путь шел параллельно руслу реки. Сейчас я отдалился от места обрушения еще на сто шагов, постоянно сворачивая к реке. Значит, от реки я теперь нахожусь метрах в 20–30. Возможно, где — то недалеко может быть выход?!

Смущала глубина подземелья. Если у места спуска в тоннель глубина была всего около 5–6 метров, то, идя по галереям все время под уклон, я мог сейчас находится на уровне и 10–12 и более метров от поверхности. Я на мгновение мысленно представил всю эту толщу над головой, ее смертельную тяжесть, и по спине невольно пробежала дрожь. Появилось чувство оторванности от мира, словно этот огромный слой земли над головой уже обрушился и сдавил мне грудь?! Впрочем, эта минутная слабость уже стала проходить. У меня есть фонари, свечи, лопатка, монтировка. В тоннеле пока сухо, стены крепкие… я должен вырваться и вырвусь из этого узилища. Но как мой друг Михаил? Может он завален слоем земли, а я ничем не могу ему помочь?