Карл Клаузевиц - 1812 год. Поход в Россию

• Название: 1812 год. Поход в Россию
• Автор: Карл Клаузевиц
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-8159-0407-4

Карл фон Клаузевиц (1780–1831) — немецкий военный теоретик начала XIX века; был на службе российского императора в течение всей Отечественной войны 1812 года и воевал, в сущности, против своей страны, Пруссии, которая была союзницей Наполеона.

Теория Клаузевица всегда играла в России большую роль. Мысли Клаузевица о войне казались столь важными для Льва Толстого, что он ввел этого прусского генерала в свою эпопею «Война и мир».

Лев Толстой был очень хорошо знаком и с книгой Клаузевица «О войне», и с его многотомным трудом «Война 1812 года в России», и по крайней мере в одном пункте как историософ решительно расходится с немецким военным теоретиком и практиком: для Толстого война — это явление бессмысленное и фатальное, в основе же всего учения Клаузевица о войне лежит его знаменитая формула: «Война — это продолжение политики иными способами».

Свою теорию Клаузевиц во многом строил, опираясь на опыт российских побед в 1812 году. В своей книге о войне 1812 года он дает очень высокую оценку русским полководцам. В их действиях Карл фон Клаузевиц увидел подтверждение и своей военной доктрины.

---

Таким образом, уже в Вильно возникла борьба противоположных мнений, которая, конечно, пошатнула доверие императора к плану Пфуля.

К этому времени прибыл в Вильно подполковник Вольцоген, находившийся в переходный период в корпусе генерала Эссена в качестве начальника штаба.

Он владел русским языком и был более близко, чем генерал Пфуль, знаком с главными действующими лицами. Он решил добиться назначения к генералу Барклаю с тем, чтобы в известной мере перекинуть мост между ним и генералом Пфулем. Он уговорил последнего испросить у императора откомандирования в его распоряжение офицера для организации небольшой канцелярии. Выбор его пал на автора. Последнему было поручено съездить в Дриссу, чтобы посмотреть, насколько продвинулись там работы, и одновременно наметить на пути туда подходящие места для биваков.

Клаузевиц в форме русского офицера.

Автор в сопровождении русского фельдъегеря отправился туда 23 июня. Когда он прибыл в Дриссу, офицер, руководивший там работами, готов был увидеть в нем шпиона, так как он не мог предъявить никакого документа, кроме написанного на французском языке приказа генерала Пфуля, на которого в армии не смотрели как на начальство. Все же автору удалось рассеять эти подозрения, и он получил разрешение осмотреть лагерь.

Этот инцидент наглядно показал автору то, чего он опасался, а именно, что положение генерала Пфуля приведет лишь к ряду унизительных недоразумений и вызовет крайне опасное замешательство.

Автор нашел укрепления лагеря расположенными по системе, изобретенной самим генералом Пфулем. Наружный пояс состоял из рада окопов для стрелков; шагах в пятидесяти или ста позади находился ряд укреплений, попеременно открытых и сомкнутых; первые предназначались для батарей, вторые для отдельных батальонов, которые должны были прикрывать эти батареи. Позади этого полукруга, в пятистах или шестистах шагах, находился второй ряд сплошь сомкнутых укреплений, которые должны были играть роль резервной позиции; наконец, в центре, в третьей линии, помещалось укрепление несколько большего размера, предназначенное для прикрытия отступления.

Хотя эта система была, очевидно, чересчур искусственна, число отдельных укреплений слишком велико и вся система в целом, казалось, была придумана без достаточно практического смысла, тем не менее оборона этого укрепленного лагеря значительной массой войск при хорошо известной храбрости русского солдата позволяла ожидать очень упорного сопротивления. Более того, можно с уверенностью утверждать, что если бы французы вздумали непременно овладеть лагерем с фронта, то они разбились бы о него, не достигнув своей цели.

Укрепления имели хороший профиль, но грунт был песочный; при этом никто не подумал об усилении позиции посредством сооружения искусственных препятствий: палисадов, засек, волчьих ям и т. п., и с этой стороны лагерь оставлял желать многого. Автор побудил штаб-офицера, руководившего этими работами, задуматься над дополнительным усилением лагеря и тотчас же приступить к возведению искусственных препятствий.

Из семи мостов еще ни один не был построен, а так как офицер, руководивший этими работами, не обладал ни опытом, ни знаниями в этой области, то он сознался автору в своем затруднительном положении, добавив, что при многообразии размеров собранных для этой цели судов и лодок он не знает, как выполнить эту работу. Автор обратил его внимание на те вспомогательные средства, которые можно использовать в подобных случаях, и обещал похлопотать о присылке военного инженера, который возьмется за эту работу.

На месте автору бросилось в глаза — как наиболее существенный недостаток Дрисского лагеря — полное отсутствие каких-либо укреплений на правом берегу Двины. Городок Дрисса лежал против крайнего левофлангового опорного пункта, но как поселок, состоящий из деревянных домов, не обнесенный стеною, не обладал ни малейшей обороноспособностью. Позади моста не было ничего, что представляло бы какую-либо защиту; все продовольственные запасы, состоявшие преимущественно из огромного количества мешков с мукою, были навалены под простыми навесами, не имевшими боковых стен, и, следовательно, столь же легко могли быть уничтожены пожаром, как и приведены в негодность непогодой.

Мысль Пфуля заключалась в том, чтобы из 120 000 человек, которые, по его предположению, должны здесь сосредоточиться, 50 000 оставить в укрепленном лагере, что было совершенно достаточно для защиты его, а с остальными 70 000 встретить ту часть неприятельских сил, которые переправятся через реку для атаки лагеря с тыла.

Если бы неприятель переправился через реку с чрезмерно большими силами и, таким образом, чересчур ослабил бы себя на левом берегу, то Пфуль намеревался двинуться с превосходными силами из лагеря и атаковать эту ослабленную часть неприятельской армии. Все преимущество, представляемое лагерем, заключалось бы, следовательно, в том, что русские располагали бы более коротким и удобным сообщением между тем и другим берегами реки, в то время как неприятель, вероятно, был бы вынужден поддерживать связь между двумя частями своей армии при помощи одного моста, и притом несколько удаленного. Вместе с тем, что бесспорно, это преимущество не могло иметь решающего значения; на нем никак нельзя было основывать расчет на успех боя 120 000 человек, вовсе лишенных пути отступления, с превосходящими силами противника. Кроме того, для таких наступательных действий на любом из берегов реки надо было, чтобы местные условия этому благоприятствовали; но местность перед фронтом позиции на левом берегу реки не отвечала этому требованию, так как лагерь был здесь окружен болотом и лесами, не допускавшими даже обзора сил противника; кроме того, необходима была известная возможность обороны и на другой стороне реки для того, чтобы в случае перехода в наступление на левом берегу можно было бы обеспечить небольшим отрядом свои магазины на правом; последнее обстоятельство исключалось, так как местность была ровная и на ней не имелось ни следа каких-либо окопов.

Если бы русские сами добровольно не покинули этой позиции, то они оказались бы атакованными с тыла, и безразлично, было бы их 90 000 или 120 000 человек, они были бы загнаны в полукруг окопов и принуждены к капитуляции.

Пфуль остановился на этой идее укрепленного лагеря, так как вследствие своей односторонности он ничего лучшего придумать не мог; сражение в открытом поле при неравенстве сил не сулило успеха; он поэтому стремился добиться равновесия при помощи более искусственной, более сложной обороны. Но, как это часто бывает при стратегическом маневрировании, он не исследовал основательно тех причин, от которых ждал известных результатов. Не включая в свой план никакого нового принципа, повышающего сопротивление, он отказался от простейшего пути непосредственной обороны и избрал более сложный путь, который мог привести русскую армию к опаснейшей и немедленной катастрофе.

Русская армия избегла этой опасности лишь благодаря чрезмерной неловкости и слабохарактерности Пфуля, которые похоронили его план раньше, чем он успел вызвать катастрофу.

На обратном пути автор 28 июня застал главную квартиру императора уже в небольшом городке Свенцянах, в трех переходах от Вильно. Война уже вспыхнула, и началось отступление армии. Главная квартира генерала Барклая находилась на два перехода ближе к Вильно.

Автору пришлось представить доклад императору о том, в каком положении он нашел дела в Дриссе. Генерал Пфуль, естественно, присутствовал при этом докладе. Задача, как можно себе представить, была нелегкая. То, что можно было сказать против Дрисского лагеря, било непосредственно генерала Пфуля по самому чувствительному месту. В то время автор был адъютантом этого генерала, который чрезвычайно дружественно принял его в Вильно и рекомендовал его императору; кроме того, поручение, данное автору, вовсе не заключалось в том, чтобы представить критику основной идеи укрепленного лагеря, а в том, чтобы доложить, в каком положении он застал работы. С другой стороны, в этом бесконечно важном вопросе автор так близко принимал к сердцу те бросавшиеся в глаза крупные недостатки и промахи, которые он обнаружил в замысле, связанном с этим лагерем, что он ощущал непреодолимую потребность обратить внимание императора на те опасности, которые нависли над армией и начавшейся кампанией. Император, доверие которого к генералу Пфулю, как мы указали выше, было несколько поколеблено еще в Вильно, со своей стороны ощущал потребность, чтобы его снова убедили в правильности первоначального решения безусловной, основанной на искреннем убеждении похвалой. Автор, заранее обдумав все эти обстоятельства, принял решение в своем устном докладе, который он сопроводил памятной запиской, ограничиться рамками данного ему поручения, но в то же время слегка коснуться тех затруднений, в которых можно было запутаться. Последствием этой беседы было то, что у императора углубилось подозрение, что начатое им предприятие было недостаточно зрело обдумано. Второй принц Ольденбургский, супруг будущей королевы Вюртембергской, следовательно, зять императора, находившийся в главной квартире и пользовавшийся доверием и дружбой императора, несколько дней спустя сказал автору, что императору показалось, будто автор не вполне откровенно высказал свое мнение. Автор ответил, что он хотел лишь обратить внимание на важнейшие обстоятельства, которые еще надлежит обсудить в этом деле, и что действительно ему при этом рисовались некоторые затруднения, которые надо во всяком случае предусмотреть заранее, чтобы не быть застигнутым ими врасплох. Принц сказал, что император решил еще раз исчерпывающим образом поговорить с глазу на глаз об этом предмете с автором. Этот разговор так и не состоялся, так как император уже начал обсуждать вопрос о лагере с другими хорошо знакомыми ему офицерами, которые высказывались против лагеря более категорическим образом.