Михаил Пришвин - Дневники 1920-1922

• Название: Дневники 1920-1922
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1995
• ISBN: 5-239-01647-X, 5-239-01845-6

В 1920–1922 гг. М. М. Пришвин жил в основном в Смоленской губернии, был школьным работником, занимался организацией музея усадебного быта. Он пристально анализирует складывающуюся новую жизнь, стремясь «все понять, ничего не забыть и ничего не простить». Наблюдения этих лет стали основой повести «Мирская чаша» (1922).

Первая книга дневников М. M. Пришвина (1914–1917) вышла в 1991 г., вторая книга (1918–1919) — в 1994 г.

---

16 Октября. Вас. Фед., помещик, завед. Совхозом, разыскал своего сына-коммуниста в помещении Ревтрибунала, в квартире председателя латыша Кронберга, известного своими беспощадными расстрелами. Обстановка: чисто, паркет, хорошая мебель, судебные дела, револьверы, винтовки по углам, в пепельнице окурки от хороших папирос… Встретились холодно и вышли.

Сын:

— Хорошо, что вышли, а то при очистке партии я должен был отречься от своих родных.

— Но как ты среди этих кровопийцев?

— Кто кровопиец, Кронберг? — это чистая душа. Отец, оставим разговор о политике, я твои убеждения знаю, ты знаешь или не знаешь — все равно ты их не примешь…

Помолчали.

Отец:

— А у вас чисто, верно, хорошая прислуга.

Сын:

— У нас прислуг нет.

— Кто же эта женщина, мне дверь открывала?

— Это жена Кронберга.

— А…

— Что же ты в такой легенькой накидочке?

— Нельзя, неловко, пальто мое, ты знаешь, с бобровым воротником, променять хочу.

— Ну, где же мы еще встретимся…

Похоже на встречу Веры Алекс. Хрущевой в Оптине с дочерью, которая убежала и постриглась в монастыре. С отчаянья мать, светская дама, постриглась тоже… Она отказалась от личной жизни, как бы убила себя, тут же приходится еще убивать других и физически убивать.

Продолжение этих дум в доме Станкевича у Афанасьевых в понедельник 17 Октября.

Грязь Дорогобужская, среди пошлых домиков — церковь и там молятся.

…возможно и такое положение, что сын будет участником расстрела отца и среди кровопийцев будет верить в «чистейшую» душу. Инквизиция была и в христианстве.

…грязь какая в городе, какая грязь! кажется, и деревья, и домики, серые лачуги, все в грязи, на людей смотреть тошно, и там где-то, за мутной рекой, стоит церковь и в ней, — так это страшно думать, — молятся, занимаются только тем, что молятся эти самые люди! молятся Богу, трудятся все вместе, чтобы оторваться от грязи.

А мы разговаривали вечером с доктором о всеобщей теперь болезни Furor cucharicum (бешенство кухарок), что все, решительно все женщины теперь ворчат. Мы вывели это как социальную болезнь, следствие устремления духа только на материальное. Это раздробление, размельчание материи в чертовой ступе.

25 Октября. Каждый день мелкий дождь. Тепло. Озими поправляются. По серым голым сучьям в лесу свистит зимний ветер. Все серо, только горсточками рассыпано последнее золото берез. Ворон каркает, сорока беспокоится, синица жалобно пищит.

Ум на то дан человеку, чтобы он умел, ум — способность учиться, изобретать, торговать и обходиться с людьми.

26 Октября. Говорится «излюбленная идея», как будто идею можно любить.

28 Октября. — 6 Р. Ветер. Снег идет.

Ключевский говорит, что вместе с расширением территории в России все более и более стеснялась свобода наиболее трудящейся части населения. Следствием этого являлись народные волнения, и если бы их не было, то не оставалось бы никаких надежд на будущность русского государства.

Значит, состояние смуты у нас органически необходимо, а настоящее время есть высшее напряжение смуты. Периодический голод и смута — вот что неизбежно вытекало из русской истории.

Газетные известия: Карл прилетел из Швейцарии и сел на свой престол в Венгрии. По свидетельству самого Троцкого, в Европе наступает период реакции, и надежда на мировую революцию откладывается на неопределенное время.

Мое главное обвинение вождям российской революции: будучи частью разрушительной, они выдают себя за целое творческое начало жизни (самозванство).

Чувствую, однако, что философия моя как-то краешком и очень неудачно прицепляется к моему личному раздражению: словами не опровергнешь зла, хорошо слово при деле, но раз дела нет, то всегда будет только стон и вопль.

29 Октября. По поводу болезни Елены Сергеевны Лютовой. Она работница не за страх, а за совесть. Всякий, кто работает за совесть, создает себе свободу, во всяком обществе (кроме нашего) таким работником дорожат. Может быть, этими-то работниками и создается та «прибавочная ценность», о которой говорится у Маркса. Все настоящие творцы культуры работают за совесть, потому они особенно почитаются. Стало быть, условие производительности труда — совесть. Во всяком труде, кроме барского, есть моральные его условия, и лозунг нашей республики «Кто не работает, тот не ест» является наиболее бессовестным, потому что в основу труда ставят не совесть, а страх остаться голодным.

В Дорогобужский Отнароб.

Вследствие того что работа моя по этнографической командировке в настоящее время требует много времени, равно как потому, что я взял на себя труд редактирования научно-литер. трудов Батищевской Опыт. станц., куда я должен теперь отлучиться, я складываю с себя обязанности преподавания словесности, взятые мною на себя в прошлом году по случаю недостатка такового в Алексинской школе Н-й ступени. В настоящее время школа может быть удовлетворена преподаван. слов. тов. Лютовой, которой я рекомендую выдавать назначенный мне бронированный паек, как не имеющей своего хозяйства.

Эстетический индивидуализм видит пошлость всей середины человеческой жизни и только ценит ту часть человечества, которая соприкасается с природой. Эти два конца: Я и Природа — для эстета несоединимы, потому так часто в повестях выводится пошлость героя на лоне природы («Казаки» Толстого). Наши попы возятся всегда с серединой, в этом среднем из обывателей они находят точку применения своей религиозной идиллии. Замечательно, что попы почти всегда лишены всяких признаков эстетических чувств, красота для них существует не в личном творчестве, а как данное, объектив: им личное творчество и непонятно, и враждебно, как попытка быть по-своему.

Есть чувство сострадания, которое, кажется, одно может примирить эстета с жизнью, в конце концов, страдают все, и каждый человек может быть предметом сострадания. Это сострадание и является выходом из порочного круга эстетизма (так выходят Шопенгауэр, Ничше, Мережковский и др.): оно приводит к религии, жалко цветов, убиваемых морозом, детей голодных, крестьян, рабочих, невинных существ, погибающих в сетях политиков, жалко! и отсюда религия. Жалость к людям позволяет сочувствовать и их радостям, которые ведь и бывают только на одну минуту.

30 Октября. В ночь под воскресенье налетела глубокая хорошая пороша. До света капало, а потом подморозило и с ветром стало очень холодно. Зайцы, чуя мороз, вероятно, и по первой пороше, старые и молодые, вставали, много ходили и вскакивали довольно далеко.

31 Октября. Сильный мороз (-6), ночью засыпало следы, напрасно ходил.

1 Ноября. Все растаяло, и слякоть невообразимая. Живу с глазу на глаз с чертом.

2 Ноября. Бездна грязи и мрака. Черт неотлучен. А впереди еще Ноябрь-старость. Черти, верно, готовят новые подарки к старости.

Горькая мысль: прежде она мне ставила утром самовар, а я лежал и дожидался чаю в постели, теперь я ставлю, а она лежит и дожидается. И это я принял бы охотно, если бы она была моей прислугой, но я искренно ставил ее женой. Видно, тут действует «природа вещей», а как обидно, если свое лучшее видишь в природе вещей.

Отмена крепостного права не спасла Россию, в сущности, даже нет черты, за которой можно бы считать начало новой формы русской истории.

7 Ноября. Октябрьская революция, в пятницу явился Лева из Москвы: начало возрождения, едем в Америку!

В ночь под воскресенье растаял зазимок, пролежавший два дня при —6 Р. Примета? если зайцы встали и много ходили, то это не зима и снег скоро стает, если же ляжет, то зима. (Быть может, длинные и короткие следы объясняются морозом и теплом, в мороз — длинные, в тепло — короткие.)

Снился сон: богатый дом, парки, сады. В доме родители Ее живут{128}, т. е. весь строй жизни их такой, как если бы один был стороной одной прямоугольника и другой — другой стороной, чуть одна сторона шевельнется, сейчас же и другая шевельнется на столько же, и такова вся их жизнь и всех в доме, словом, какой-то фиксированный дом, категорический императив в геометрических линиях, хотя все выражается больше в обиходе жизни, в расстановке тарелочек на столе и т. д. Я ухаживаю за ней, но почти безнадежно, потому что не имею «категорич. императива» и в то же время не в состоянии ему что-либо противопоставить, робею перед ним. Другой претендент, напротив, имеет успех, потому что он простак, он как-то умеет просто с ней говорить и шутить и жить, скрывая где-то глубоко в душе все возможности категорического императива.