Олег Кулаков - Нукер Тамерлана

• Название: Нукер Тамерлана
• Автор: Олег Кулаков
• Издательство: Крылов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2002
• ISBN: 5-94371-201-1

Непереносимость организма к обезболивающим сыграло с Дмитрием злую шутку. Он очнулся после наркоза не в стоматологической клинике Санкт-Петербурга двадцать первого века, а в пустыне Средней Азии XIV столетия. Во времена правления одного из величайших полководцев истории — Тамерлана. Осознав, что обратной дороги нет, бывший детдомовец, инженер-электронщик проходит путь от диковинного пришельца до одного из приближенных военачальников Тимура.

---

Во рту спросонок стоял дурной вкус. Дмитрий хлебнул айрана из бурдюка, висевшего на шесте, и вернулся к постели.

— Так… — сказал он шепотом. — Начнем с того, что станем скептиком.

И неожиданно для себя сообразил, на кого же похож дервиш. На Басилашвили. Не просто похож, а мог бы с успехом выступить в конкурсе двойников актера, если бы не смуглая кожа, карие глаза и бритый череп — они-то и путают. А так — вылитый… “Не о том думаешь, — укорил он себя. — Да пусть хоть Смоктуновский…” Куда ушел на ночь дервиш? Дмитрий встревожился не на шутку. То не выгонишь, а то убрался тихой сапой… И когда? Когда ему было все рассказано… И с чего Дмитрий взял, будто Як безоговорочно поверил в “посланца Аллаха”? Может быть, сейчас происходят столь неприятные вещи, что стоит подумать: не взять ли оружие и лошадь и не покинуть ли лагерь, пока не поздно. Пойти к Джафару, разбудить его, забрать Зоррах — якобы к себе в палатку — и давай Бог ноги. Или лучше оставить девчонку: Кривой не даст ей пропасть, сделает второй своей наложницей или продаст…

Зря он Яку все рассказал, ой, зря… Дернуло же за язык… А теперь…

Дмитрий холодно подумал, что убьет Яка. Все-таки убьет. Надо поостеречься. Что предназначено Тамерлану, то предназначено только ему и никому другому. Резанула мысль, что считанные минуты назад он собирался использовать дервиша в своих целях, а еще раньше — тоже хотел убить…

Накатило головокружение, заболела голова — сразу и резко. Дмитрий схватился за виски. Бредовая ситуация: словно вслепую играешь в шахматы, зная только положение собственных фигур, тогда как позиция противника неизвестна. Слишком много дыр… Он застонал от ярости и собственного бессилия…

Головная боль вдруг прошла. Он даже взмок и чувствовал, как прилипла к спине холстина рубахи.

— Будь оно все проклято, — прошептал Дмитрий, поднимая глаза к войлочному потолку. — Если Ты есть — Бог, Аллах, как Тебя еще там… — то я завтра же сам постараюсь напороться на копье или под ставиться под удар, чтобы сдохнуть и встретиться с Тобою… Но знай, когда мы встретимся, то первым делом я Тебе вмажу по роже, если она у Тебя есть… Лишь бы у меня там руки были, а у Тебя рожа… С каким удовольствием я расквашу ее за Твои шуточки!

Он опустил голову, пустую, словно перевернутый вверх дном горшок. Хоть бы одна мысль — так нет же, только пустота и холодное осознание безнадежности. Он напряженно вслушивался в тишину в собственных мозгах, надеясь, что, может быть, всплывет одинокая мыслишка-подсказка…

И всплыла. “А я ведь стал таким же, как и они, средневековые отморозки… Готовлюсь убить. Того же Яка. Привык. Не руки уже по локоть в крови, а весь по макушку. Собрать бы ее всю, пролитую мною кровь — полный бассейн получится. Хоть плавай… А может, Як — выдающийся человек своего времени… Странный, правда, — даже брови бреет. Ну и что? Он, может быть, вроде Диогена — тот тоже странным был: ходил в чем мать родила и жил в бочке. И плевать на всех хотел. Что он сказал Александру Македонскому? „Уйди и не загораживай мне солнце…" А еще он ходил средь бела дня с горящей лампой… И когда спрашивали зачем, отвечал: „Ищу человека". Или не он это был… А какая, к черту, разница — он, не он? Вот и Як со своей бритой макушкой, может, такой же Диоген. Я ведь ничего о нем не знаю… Я вообще ничего не знаю и не понимаю… Ясновидец. Пусть будет ясновидец. Как он сказал: „Значит, ничего не изменилось…" И ведь правда: какая разница — лошадь или автомобиль, если „безумие и алчность не покинули людские сердца". И распри. А всех пленных перебьют… И я тоже буду их убивать… Как все…”

Дмитрий не сомкнул глаз до самого рассвета. Сидел, обхватив руками колени и уткнувшись в них лицом.

Сначала ему послышался звук тихих шагов. Дмитрий вскинул голову, вырвавшись из полудремы. В палатку пробивалась узкая и бледная полоска света снаружи. Он выглянул за полог и увидел, что возле костра на корточках сидит Як Безумец и ворошит палочкой пепел, покрывший уголья. Дмитрий осторожно переступил через Сука, пошел к костру, опустился возле дервиша, сорвал травинку и сунул в рот. Як мельком глянул на него и продолжал молча ворошить пепел. “Спросить, где был? — подумал Дмитрий. — А зачем? Пусть все будет, как будет…” Он бросил изжеванный стебелек в костер и посмотрел на светлеющее небо, на котором еще мерцали ставшие совсем бледными звезды.

* * *

Из лужи смотрело на Дмитрия совершенно незнакомое лицо: красный тюрбан, под ним белесые, почти не видные полоски бровей на обожженной солнцем коже, красные обветренные скулы и белая борода широким, заостренным книзу клином, перечеркнутая поперек розовой полоской губ. Он невольно потянулся к отражению, потом передумал и поднял руку. Отражение послушно стянуло с головы тюрбан, обнажив бритое наголо белое темя. Четкая, как терминатор на Меркурии, линия разделяла лоб на две части: красную и белую, спрятавшуюся от солнечного ультрафиолета.

Дмитрий погладил себя по макушке. Пальцы царапнуло кончиками бесцветной, а потому не заметной щетины — пора брить. Отражение снова послушно повторило все движения. Лужица была небольшой, Дмитрий видел только голову и верхнюю часть туловища, спрятанную под стальными чешуйками панциря, а плечи уже не умещались. “Вот я каким стал, — с невольной усмешкой подумал он. — Боец Тамерлана во всей красе”.

Он впервые увидел себя со стороны. После неожиданного теплого и сильного ливня специально пошел поискать лужу в каком-нибудь укромном, скрытом от постороннего взгляда месте. Раньше как-то не догадывался взглянуть на себя: зеркала маленькие — что в них увидишь, кроме носа? Да и не будешь же просить зеркало у Зоррах? Средневековому мужчине в зеркало глядеться не пристало.

Дмитрий, конечно, ожидал перемен, но все-таки был поражен. В луже отражался не тот человек, каким он себя всегда знал. И дело было вовсе не в бороде и голове “под ноль” — в жарком климате лучше не иметь волос на темени, — а в прищуре холодных, оценивающих глаз. “Странный у меня взгляд стал какой-то”, — подумал он и попробовал улыбнуться отражению, даже рукой приветственно помахал.

Отражение в луже помотало в воздухе кистью и раздвинуло бороду улыбкой, но глаза продолжали жить собственной жизнью, совершенно независимой от того, что проделывали остальные части тела. Они — смотрели. Казалось бы, что они еще могут делать, но взгляд взгляду рознь.

Подобрать подходящего определения Дмитрий не мог. У человека, который смотрел на него из зеркала лужицы, был давящий, тяжелый взгляд. Два отливающих зеленью светлых кружка с черными точками зрачков в обрамлении красной, словно воспаленной, кожи создавали странное и дикое впечатление. Они вперились в Дмитрия, почти не мигая, вцепились будто клешни. Казалось, они чуть ли не светятся — как у кота в потемках. Или как фосфорные циферки на циферблате будильника, что остался там, в будущем…

Рассматривая себя, он подумал, что никогда не любил лета: кожа не покрывалась загаром, а только краснела — не помогали ни лосьоны, ни кремы. Поэтому он всегда носил рубашки с длинными рукавами и козырькастые бейсболки, чтобы держать в тени лицо, а на пляже, едва скинув одежду, сразу бросался в воду. Даже купил здоровенный складной зонт — вроде тех, под которыми прячутся от зноя лотошники, — и неизменно таскал с собой, выбираясь поплескаться на Финский залив. А здесь прятаться от палящего солнца не выходит — вот рожа и красная, а радужка кажется светлее, чем есть.

В таком объяснении была доля правды. Но глаза, глаза… Их выражение.

— Ну вот, познакомились, — пробормотал Дмитрий своему отражению. — А ты отнюдь не душка. Хочешь, заеду между глаз?

Он наклонился и подобрал осколок камня, валявшийся возле его ноги.

— Лови, — сказал он и щелчком отправил камешек в лужу.

Отражение дернулось и исчезло, по воде побежали круги. Камень упал на дно и взбаламутил грязь, поднявшуюся к поверхности клубящимся облачком.

— Идите, — велел он десятку. — Идите без меня. Я не иду.

Они, наверное, решили, что он обезумел.

— Идите! — хрипло рявкнул он. И ушел, предоставив их самим себе.

Масса войска со всех сторон наползала на массу пленников, согнанных в заранее предназначенную для резни низину. Им некуда было деваться.

Когда одновременно кричат сто тысяч человек, закладывает уши.

Дмитрий остался один. С высотки, на которую он поднялся, избиение безоружных пленников как на ладони. Тамерлан опасался недовольства среди войска — убивать ведь приходилось собственных рабов, — и потому за неповиновение грозил самыми страшными карами.

Дмитрий равнодушно взирал на свалку в низине. Если его отказ принимать участие в резне аукнется для него паршиво, это не самый худший способ самоубийства — казнить себя за ослушание он так просто не даст, отбиваться будет до последнего вздоха. Развлечется напоследок. И прекратится его бессмысленное существование в прошлом… Возможно, и к лучшему. К черту… Все к черту… Его идиотские планы “завоевания” Тамерлана — всего лишь идиотские планы, если подумать трезво. Что он будет делать, если они осуществятся? Если заделается кунаком рыжего Хромца? Наберет гарем и будет балдеть в окружении одалисок? Или рассказывать Тамерлану на сон грядущий сказки о будущем? Тамерлан — в роли юного Пушкина, а он — Арины Родионовны… Хватит! Наелся по горло…