Алексей Кулаковский - Хлеборез

• Название: Хлеборез
• Автор: Алексей Кулаковский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Кулаковский Алексей Хлеборез

Алексей Николаевич Кулаковский

Хлеборез

Повесть

Перевод с белорусского Татьяны Горбачевой.

Знаете ли вы, что такое запасной полк в военных условиях? Вряд ли! Младшее поколение так наверняка не знает.

Я тоже не могу похвалиться, что знаю всё про запасные полки, хоть служил в двух таких: в кавалерийском до войны и в пехотном во время прошлой войны. Но, наверно, есть или в свое время были запасные полки и других родов войск: артиллерийские, танковые, инженерные...

Некоторые штришки остались в моей памяти о том запасном пехотном полку, что в начале сорок третьего стоял неподалеку от Камышина - там мне довелось немного послужить.

Большинство пехотинцев попало сюда из окружных госпиталей. А в тех госпиталях лечились бойцы после Сталинградской битвы. Если кому из них удавалось вернуться в строй, то до окончательного назначения и долечивания их посылали в запасной полк.

Таким образом попал сюда и я. Думал ли я когда об этом? Конечно, нет. Когда служил в армии, до войны, кое-что прикидывал о своем будущем: высшее педагогическое образование есть и в полковую школу послали. Если все пойдет на лад, то после школы могут направить и в высшее военное училище, тогда командирская служба может стать основной целью. А разве это хуже, чем быть учителем в сельской школе?

Другой путь, более реальный, - отслужить положенных два года и вернуться домой, в ту местечковую школу, откуда был призван в армию.

Не сбылось, однако, ни то, ни другое: началась война и всё перевернула, переиначила. А на фронте я уже не слишком и заглядывал в собственный завтрашний день, думал больше о том, как лучше выполнить приказ командования сегодня.

На довоенной армейской службе почему-то не очень принимали во внимание мое педагогическое образование, а во время войны, видимо, приняли, так как назначили меня на такую должность, где надо было уметь кое-что писать и переписывать, учитывать и рассчитывать, иногда приводить в порядок и отшлифовывать приказы комбата. Короче говоря, поручили мне выполнять обязанности старшего адъютанта при особом автобатальоне. В моем подчинении были три писаря во главе со старшим сержантом сверхсрочной службы, начальником ГСМ, по-нынешнему - заведующий складом горюче-смазочных материалов; повар полевой кухни, который привозил нам обеды, теперь уже хорошо не помню - откуда, и еще кто-то из подсобной службы. Кроме этого, на моей ответственности был огромный штабной сейф, где хранились книги учета личного состава, служебные дела командиров авторот, автовзводов и другие документы.

Беря меня в свой штаб, командир автобатальона, пожилой, медлительный в движениях капитан, который по возрасту уже давно мог бы быть майором, а то и подполковником, строго - иначе он не мог обращаться к подчиненным, - но с ноткой уважения сказал:

- Ты, Чарот, тоже не из молодых...

- Чаротный, - поправил я.

- Что значит Чаротный? Выдумал кто-то? Чарот! И проще и понятней! Что, ты отсрочкой пользовался?

- Несколько лет, пока учился.

- Какое образование имеешь?

- Пединститут.

- Весь, полностью?

- Весь, - подтвердил я.

- Ну, так... Ты мне подходишь!.. Только не очень нос кверху задирай оттого, что будешь тут грамотнее всех нас! Нам, брат, не хватило времени на эти педагогики... Зато мы в военном деле!.. А у тебя - только полковая школа. Старший сержант в тридцать лет!..

Капитан замолчал и отвел в сторону утомленные, глубоко запавшие глаза. Наверно, сам не очень гордился своими знаниями военного дела, так как чувствовал, что его золотая пора молодости, когда можно было и учиться, и надеяться на высокие ступени, давно миновала, прошла. И никакой силой теперь ее не вернешь, никакими стараниями не компенсируешь упущенное время.

На моем рапорте капитан что-то долго и вдумчиво писал, и по тому, как старательно он выводил буквы, как неуверенно и неловко шевелилась его рука с карандашом, который он держал всеми пятью пальцами, я понял, что грамотность не в дружбе с моим теперешним начальником.

- Если будешь хорошо справляться, - сказал капитан, - то аттестую на техника-интенданта и пошлю документы в штаб корпуса. На строевика ты не потянешь, для этого курсы надо закончить. А на интенданта потянешь!

Не знаю, как там я "тянул" в штабе автобата, стараться, конечно, старался, но через некоторое время капитан выполнил свое обещание - послал на меня аттестацию. Сегодня послал, а назавтра приехал в автобат Ярызка, уже готовый техник-интендант, краснощекий, белозубый, с неотмытыми от чернил пальцами на правой руке.

- У меня есть адъютант! - возразил комбат, выслушав рапорт новичка.

- Я прислан старшим адъютантом, - уточнил Ярызка. - Это значит начальником штаба особого батальона.

- Так у меня и есть такой, - не уступал капитан. - Вон он, - комбат показал на меня и на широкий крестьянский стол, за которым я сидел. Старший сержант, правда, но я послал аттестацию.

- У меня предписание! - уверенно сказал Ярызка, скрыв на момент белые широкие зубы.

Капитан вышел из нашего штабика, ничего не сказав, а Ярызка сделал шаг ко мне и, будто по готовому плану, предложил:

- Ты временно будешь у меня старшим писарем! Ладно?

- Тут есть старший писарь!

- Ничего, ничего!.. По отношению к тебе я являюсь старшим по званию, потому выполняй приказ!

Он обращался ко мне на "ты" с таким уверенным нажимом, будто имел дело с мальчишкой, хотя сам вряд ли был старше меня.

Вернулся комбат, и я подал ему рапорт о переводе в автороту сменным шофером.

- Права у тебя есть? - спросил капитан. И сам же ответил: - Если даже и нет, то подучишься! Я тебя понимаю, понимаю!..

Наши автороты доставляли боеприпасы на фронт. Машины иногда успевали возвратиться в течение суток на свою базу, а порой и не успевали. Бывало и так, что совсем не возвращались. В лучшем же случае приползали в часть искалеченные, чуть живые шоферы. Но редко бывали такие случаи: как правило гибли под бомбами и машины, и люди.

Почти каждый день выезжал я со своей ротой на фронт. Когда за рулем, когда рядом с водителем. Хорошо, что до войны на курсах Осоавиахима я научился водить грузовую автомашину марки ГАЗ-59. Поездки были чаще ночные, порой я изматывался страшно, но все равно чувствовал себя лучше, чем в подчинении у Ярызки.

Примерно через месяц комбат добился моего назначения замполитом автороты, но характер работы почти не изменился: как и прежде, я выезжал на фронт, подменял уставших или, что еще хуже, раненых шоферов, грузил мины и снаряды.

Летом сорок второго мы двигались из-под Барвенкова на Ростов. При форсировании Дона Ярызка потерял штабной сейф: может, не погрузил его в спешке, может, утопил в реке - этого я не знаю. В станице Вешенской Ярызку вызвал следователь военной прокуратуры, и после этого новый адъютант не появлялся в штабе батальона.

Вскоре перевели куда-то и нашего комбата. В последний раз мы встретились с ним на дороге за Вешенской: я в кабине грузовика, а он за рулем "газика". Я ехал на заправку, а он держал направление на Сталинград.

- Не хочешь на свое прежнее место? - спросил капитан, приостановившись напротив моей кабины, но не глуша мотора. - Могу закинуть слово!

- Не надо! - громко ответил я, так как мой мотор тоже был на газу.

- Правильно решил! - сказал капитан, но я едва услышал его голос. Потом он показал рукой вперед, на сталинградскую дорогу, и взял под козырек. Я понял: капитан прощается со мною, но что он говорит, разобрать не мог: гул моторов заглушал слова. Лицо у капитана было хмурым, глаза еще больше запали, хотя во всем его облике - ни признака страха. Мне подумалось, что Ярызкина небрежность, а может, и беспечность (мне писари говорили, что он часто забывал ключи от сейфа) отразились и на судьбе комбата. Наверно, посылали капитана не на повышение и не в резерв на отдых, хотя бы временный.

- Может, еще встретимся! - крикнул я капитану.

Но и он не услышал моих слов.

Вскоре я с машиною попал под минометный обстрел, был тяжело ранен и эвакуирован в один из камышинских полевых госпиталей. Пожилого капитана я больше никогда не встречал, но почему-то довольно часто вспоминал его. И теперь он мне помнится, хотя прошло с того времени около сорока лет.

Вернемся, однако, к пехотному запасному полку, куда попал я после госпиталя. Я знал, что это тыловой полк, что в сравнении с фронтовым тут намного больше людей, но ни штаба полка, ни других служб ни разу не видел, так как направили меня прямо в роту, которая размещалась в глухой, заброшенной деревне неподалеку от штаба. За все пребывание там я только один раз видел командира полка. Он завернул в нашу роту - это особенно мне запомнилось - в довольно замысловатой рессорной бричке, запряженной парой вороных жеребцов. (Где только взял такой шикарный выезд?) Бричка мчалась по неровной улице с громким скрежетом колес, залихватски гикал кучер, впереди поднимали пыль два верховых охранника. На кучерском месте сидел ездовой с длинным плетеным арапником и сыромятными вожжами в руках, за ним, на расстоянии руки, восседали майор и его адъютант. Следом, глотая пыль, подымаемую конями и колесами, неумело тряслись в седлах еще два верховых охранника.