Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

• Название: Махабхарата. Рамаяна
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1974

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».

В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.

Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.

В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.

Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.

Вступительная статья П. Гринцера.

Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).

Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

---

Весть о гибели Дроны поразила кауравов. Ряды их дрогнули. В это тяжкое время предводителем их войска был назначен Карна. Младший из кауравов, царевич Духша́сана, вступил в поединок с Бхимасеной.

[Книга Карны]

Карна Парва, главы 61, 66.

[Бхимасена убивает младшего из кауравов — Духшасану]

«Твой сын самый младший, — поведал Санджайя, —
Отважно сражался, врагов поражая.

Стрелу уподобил он режущей бритве
И лук Бхимасены рассек в этой битве,

Пустил и в его колесничего стрелы,
И тот, окровавлен, упал, помертвелый.

В ужасную ярость пришел Бхимасена,
В царевича дротик направил мгновенно.

Увидел твой сын, этот воин могучий,
Что дротик звездою низвергся падучей,

И лук натянул он в четыре обхвата,
И стрелами дротик разбил супостата.

Почтили царевича все кауравы:
Он, подвиг свершив, удостоился славы!

Тотчас же твой сын, вдохновленный хвалою,
Опять поразил Бхимасену стрелою.

Тогда Бхимасена разгневался снова,
Сказал, на царевича глядя сурово:

«Стрелою меня поразил ты со злобой,
Удар моей палицы ныне попробуй!»

И с ненавистью, что полна упоенья,
Схватил он ту палицу для убиенья

И крикнул: «Теперь трепещи ты заране:
Напьюсь твоей крови на поприще брани!»

Но дротик свой, смерти подобный обличьем,
Царевич метнул с победительным кличем.

Бхима́ раскрутил свою палицу яро
И, гибельную, отпустил для удара,

И палица, дротик разбив смертоликий,
Низверглась на голову сына владыки.

Бхима же, как слон в пору течки, ярился,[123]
И пот по вискам его гневно струился.

Отбросил Духша́сану на расстоянье
В одиннадцать луков сей страшный в деянье!

Упал твой царевич, сраженный ударом,
Объятый предсмертною дрожью и жаром.

Возничий и кони мертвы; колесница —
Зарылась во прах, чтобы с прахом сравниться;

Свалились доспехи, гирлянды, одежды;
Смежил он, страданьем терзаемый, вежды.

Средь воинов знатных и бранного шума
Бхима на царевича глянул угрюмо, —

И многое-многое было в том взгляде!
Он вспомнил, — кто платье срывал с Драупади,

Во дни ее месячного очищенья,[124]
А братья-мужья от того поношенья

Глаза отвернули, — о, где их гордыня!
Со смехом Духша́сана крикнул: «Рабыня!».

За волосы низкий схватил Драупади…
Так нужно ль Бхиме размышлять о пощаде?

Он жертвенным вспыхнул огнем, напоенным
Для гневного действия маслом топленым.

«Дуръйодхана, — крикнул Бхима разъяренный, —
О Крипа, Карна́, Критава́рман, сын Дроны!

О, как ни старайтесь, оружьем владея, —
Духшасану я уничтожу, злодея!»

С тем словом возмездия, страшным для слуха,
Он ринулся в битву, — Бхима, Волчье Брюхо[125], —

Как лев на слона. Велика его злоба!
Карна и Дуръйодхана видели оба:

Напал на Духшасану, мощью обильный,
Потом с колесницы он спрыгнул, и пыльной

Тропою пошел, и уставил он дикий
Свой взгляд на поверженном сыне владыки,

И, меч обнажив, наступил он на горло
Духшасаны: тень свою гибель простерла!

Он грудь разорвал его, местью объятый,
И крови испил он его тепловатой.

Он сына, о царь, твоего обезглавил,
И голову ту покатиться заставил. —

Исполнил он клятву, — явился с расплатой,
И крови испил он его тепловатой.

И пил, и смотрел он, и пил ее снова.
С волненьем воинственным выкрикнул слово:

«Теперь я напиток узнал настоящий!
О, ты молока материнского слаще,

Ты меда хмельнее, ты масла жирнее,
О кровь супостата, — всего ты вкуснее!

Я знаю, — ты лучше божественной влаги,
О кровь, что добыта на поле отваги!»

И, вновь твоего озирая потомка,
Чья жизнь отошла, — рассмеялся он громко:

«Что мог, то и сделал я в этом сраженье.
Лежи, ибо в смерти обрел ты спасенье!»

Казалось, той крови вкусил он с избытком.
На мужа, довольного страшным напитком,

Смотрел неприятеля стан оробелый.
Иные решились метнуть свои стрелы,

Другие, в смятении выронив луки,
Застыли, к земле опустив свои руки,

А третьи, с закрытыми стоя глазами,
Кричали испуганными голосами!

Бхима, напоенный напитком кровавым,
Погибельный ужас внушал кауравам:

«О нет, не дитя человечье, а дикий
Он зверь!» — отовсюду их слышались крики.

Бхима, пьющий кровь, убежать их заставил.
Читра́сена, сын твой, бегущих возглавил.

Кричали: «Чудовище сей Бхимасена,
Он — ра́кшас, и он — трупоед, несомненно!»

Юдха́манью, витязь, привыкший к победам,
Пандавов умчал за Читрасеной следом.

Летел он, как вихрь, за его колесницей,
Пронзил его стрелами — острой седмицей.

Читрасена, словно змея извиваясь,
Как яд, заключенный в змее, извергаясь,

Метнул три стрелы, — и летящая сила
Юдха́манью вместе с возничим пронзила.

Тогда-то, исполнен отважного духа,
Из лука, натянутого вплоть до уха,

Юдхаманью, ожесточенный бореньем,
Стрелу, удивлявшую всех опереньем,

О раджа, в Читрасену метко направил,
Царевича острой стрелой обезглавил.

Карна, потрясен этой смертью нежданной,
С воинственным гневом, с отвагою бранной,

Пандавов погнал, проявляя упорство,
И с Накулой начал он единоборство.

А тот, кому были победы не внове,
Кто снова пригоршню попробовал крови,

Духшасану смерти предав, — Бхимасена
Сказал: «Посмотри, из презренных презренный, —

Я пью твою кровь! Не забыл я и крика:
«Эй, буйвол!» — кричал ты мне. Ну, повтори-ка!

«Эй, буйвол!» — крича, вы плясали на нашем
Позорище… Ныне мы сами попляшем!

Мы ложе забудем ли в Праманако́ти,
И яд, что вкушали от вас, плоть от плоти,

И в кости игру, страшный проигрыш царства,
И тяготы наши в лесу, и мытарства,

И змей нападенье, и дым пепелища —
Коварный поджог смоляного жилища,

И то, как Духшасана, подлости ради,
За волосы нашу хватал Драупади,

И стрелы, из луков летящие сдуру,
И горе пандавов, и смерть в доме Куру…

Мы счастья не знали! Мы счастья не знали!
А наши страданья, а наши печали —

От зла Дхритараштры, с которым едина
И злоба его скудоумного сына!»

Над трупом врага усмехаясь надменно,
Так Арджуне, Кришне сказал Бхимасена:

«Исполнил я клятву на этой равнине.
Духшасаны кровь я отведал отныне.

Но так же я выполню клятву другую,
Потом успокоюсь, потом возликую:

Дуръйодхану жертвенным сделав животным,
Прирежу, — и стану тогда беззаботным!» ё

[Поединок великих лучников]