Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

• Название: Махабхарата. Рамаяна
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1974

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».

В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.

Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.

В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.

Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.

Вступительная статья П. Гринцера.

Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).

Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

---

[Поединок великих лучников]

Санджайя сказал: «Государь именитый, —
Так были твои кауравы разбиты.

Как молния мести, — достигнув накала, —
Оружие Арджуны грозно сверкало,

Но Арджуны лук, что был страшен и дивен,
Карна уничтожил: он выпустил ливень

Стремительных стрел, — оперило их злато, —
И, мощный, он лук расщепил супостата.

Оружье, что гибельным блеском сверкало,
Что рать кауравов на смерть обрекало,

Оружье, врученное Арджуне Рамой:
Карна от него да погибнет упрямый, —

Оружье, что мощью блистало военной,
Как бога Атха́рвана лук несравненный,

Оружье героя, подобное чуду, —
Карна уничтожил! И вот отовсюду

Твоих кауравов послышались клики:
«Сей лук уничтожил Карна солнцеликий,

И в Арджуну, гневным пылая гореньем,
Он стрелы метнул с золотым опереньем!»

Так Арджуна ринулся в битву с Карною:
То было воистину страшной войною!

Один — слоновидный, другой — слонотелый,
Сверкали, казалось, клыки, а не стрелы!

Казалось, что поле — от падавших с гневом
Бесчисленных стрел — зашумело посевом.

Казалось, что поле войны непрерывным
Струящихся стрел заливается ливнем.

Казалось, что стрелы и день побороли,
Всеобщую ночь воздвигая на поле.

Те двое, что всё украшали живое,
Из рода людского те лучшие двое, —

Почувствовали ратоборцы усталость,
Но с мужеством сердце у них не рассталось!

Следили за ними в небесном чертоге
Святые мужи, полубоги и боги,

Смотрели и праотцы, радуясь громко,
Как славно сражаются два их потомка.

А те, пламенея, сходились в сраженье,
Постигнув могучее вооруженье,

Искусно свои применяя приемы:
Все тонкости битвы им были знакомы!

То мнилось: Карна, сын возничего гневный,
Одержит победу в борьбе многодневной,

То Арджуна, мнилось, короной венчанный,
Врага одолеет отвагою бранной.

Той битвы жестокостям невероятным
Дивились мужи в одеянии ратном.

Распался весь мир в эти дни на две части:
Все звезды на небе желали, чтоб счастье

Досталось Карне, а земные просторы, —
Леса, и поля, и долины, и горы, —

Для Арджуны быстрой победы хотели.
Повсюду в земном и небесном пределе

И боги и люди кричали пристрастно:
«Карна, превосходно!», «Сын Кунти, прекрасно!».

Земля сотряслась: на истоптанном лоне
Шумели слоны, колесницы и кони.

Из глуби земли выползал постепенно
Опасный для Арджуны змей Ашвасена.

Его существо было гневом объято:
Сжег Арджуна мать Ашвасены когда-то.

И змей, увидав ратоборцев деянья,
Подумав, что время пришло воздаянья,

В стрелу превратился на поприще брани
И вот у Карны оказался в колчане.

Тогда потемнело вблизи, в отдаленье:
Вселенную стрел закрывало скопленье.

Земля из-за их густоты совокупной
Для воинов сделалась труднодоступной.

И со́маки, и кауравы от страха
Тряслись при смешении ночи и праха,

Во тьме, что возникла от стрел быстролетных,
Дрожали воители ратей бессчетных.

Сходясь, расходились противники снова:
Устали два тигра из рода людского!

Двух лучников лучших, блиставших отвагой,
Обрызгали боги сандаловой влагой,

Небесные девы прелестной гурьбою
По тропам надмирным приблизились к бою,

Повеяли пальмовыми веерами,
А Индра и Сурья, восстав над горами,

Простерли к воителям лотосы пальцев
И вытерли потные лица страдальцев.

Карна, оперенными стрелами мучим,
Поняв, что не справится с мужем могучим,

Решил: он метнет среди гула и воя
Стрелу, что берег для последнего боя.

Он вынул стрелу, что врагов устрашала
И чье острие — как змеиное жало.

Она обладала губительным ядом;
Лежал порошок из сандала с ней рядом;

Ее почитали, как страшного духа…
Карна тетиву натянул вплоть до уха,[126]

Прицелился в Арджуну грозной стрелою,
Недавно змеей извивавшейся злою,

Стрелою, чьим предком был змей Айравата.
Теперь обезглавит она супостата!

Весь мир засветился, всем людям открытый,
И с неба посыпались метеориты.[127]

Увидев змею, засверкавшую в луке,
Миры вместе с Индрой заплакали в муке:

Не ведал Карна то, что видели боги:
Змея превратилась в стрелу силой йоги!

Царь мадров[128], возничий Карны, — молвил Шалья:
«Твою, мощнорукий, предвижу печаль я,

Метни в сына Кунти стрелу поострее,
А этой достичь не дано его шеи».

Карна возразил ему, ярость являя,
С огромною силой стрелу направляя:

«Бесчестье — стрелу устанавливать дважды.
Мне это не нужно, — да ведает каждый!»

И в голову Арджуны, яростью вея,
Метнул он стрелу — сокровенного змея.

Сказал: «Ты погиб, о Пхальгу́на, Багряный!»
Стрела, точно пламень прожорливый, рьяный,

Взвилась, понеслась по небесным просторам,
Как волосы, их разделила пробором,

И стало везде громыхание слышно.
Увидел ее, огневидную, Кришна,

Ужасную, — смерти предвестье, — зарницу,
И быстро ударом ноги колесницу

Он в землю на локоть вдавил, и пригнулись
К земле скакуны, — и на ней растянулись!

Все боги, на небе следя за стрелою,
Могучего Кришну почтили хвалою,

Речами они огласили пространство,
Цветы ниспослали[129] — героя убранство.

Послышались также и львиные рыки:
Он, демонских сил сокрушитель великий,

Свою колесницу, — сей славный возница, —
Заставил на локоть во прах погрузиться,

И цели стрела не достигла желанной,
Но с Арджуны сбила венец несказанный.

Прославленный всюду людьми и богами,
Украшенный золотом и жемчугами,

Сияющий пламенем чистым и грозным,
И солнечным светом, и лунным, и звездным, —

Был Брахмой, создателем нашей вселенной,
Для Индры венец сотворен драгоценный,

А Индра, суровый глава над богами,
Вручил его Арджуне, ибо с врагами

Богов, — бился с бесами Арджуна юный.
Ни Шивой, ни влаги владыкой Варуной,

Ни богом Куберой, Богатства Таящим,
Ни палицей и не трезубцем разящим,

Ни воинской мощью, ни славой небесной
Венец еще не был низринут чудесный,

А ныне Карна его сбил при посредстве
Коварного змея, желавшего бедствий.

Красивый, блестящий, пылающий, сбитый
Не острой стрелой, а змеей ядовитой,

Свалился венец: за высокой горою
Так падает солнце вечерней порою.[130]

Змеи ядовитая, злобная сила
Венец с головы сына Кунти свалила, —

Как будто бы Индра, громами играя,
С горы, многоплодной от края до края,

Сбил быстрой стрелой громовою[131] вершину!
И небо, и землю, и моря пучину

Стрела содрогнуться заставила в муке,
Казалось, что были расколоты звуки,

Над миром такие гремели раскаты,
Что трепетом были все люди объяты,

Но Арджуна, снова готовый к деянью,
Прикрыв свои волосы белою тканью,

Казался горой, над которой с востока
Рассвет разгорается утром широко, —

И радостно мир озаряется сонный…
Да, был он горой, но с вершиной снесенной!

А змей Ашвасена, явивший подобье
Стрелы в этом гибельном междоусобье

И к Арджуне давней враждою палимый,
Вернулся, венец сокрушив столь хвалимый.

Он сжег, он разбил сей венец, чьи каменья
И злато сверкали сверканьем уменья,

И молча опять оказался в колчане,
Но, спрошен Карною, нарушил молчанье:

«Неузнанный, был я тобою направлен, —
Поэтому не был наш враг обезглавлен.

Вглядевшись в меня, ты пусти меня снова
С твоей тетивы, и даю тебе слово,

Что Арджуну без головы мы увидим:
Недаром мы оба его ненавидим».

Карна, чей отец величался возничим,
Спросил: «Кто ты есть, со свирепым обличьем?»

«Я змей, — молвил змей, — я возмездья желаю,
Я к Арджуне давней враждою пылаю:

Он сжег мою мать. Но погибнет Багряный,
Хотя бы сам Индра ему был охраной.

Внемли мне, Карна, и взлечу я крылато,
Взлечу и убью твоего супостата!»

Карна: «Не надеюсь на силу другого.
В бою моя доблесть — победы основа.

Пусть Арджун убить мне придется десятки, —
Вторично стрелу не пущу в этой схватке.

Усилья умножу и ярость утрою,
Врага уничтожу другою стрелою,

Другой, змеевидной, врага поражу я, —
Ступай же, подмоги твоей не прошу я».

Но змей-государь недоволен был речью
Карны — и последовал битве навстречу.

Он принял свой истинный облик змеиный, —
Да гибели Арджуны станет причиной!

Открылся предательский замысел Кришне.
«Сын Кунти, — сказал он, — твой недруг давнишний

К тебе устремился, возмездье лелея.
Убей же, о мощный, огромного змея».

Так Арджуне Кришна сказал справедливый.
Спросил его лучник, владевший Гандивой:

«О, кто этот змей, что ко мне, крепкогрудый,
Спешит ныне сам, словно в когти Гаруды?»

А Кришна: «Когда, богу Агни служенье
Свершая, ты леса устроил сожженье,

Стрелою змею поразил ты во гневе,
Но сын, у нее пребывавший во чреве,

Ушел из горящего леса Кхандавы.
Теперь, — многоликий, жестокий, лукавый, —

Летит он, пугая сжигающим взором, —
Иль огненным с неба упал метеором?

Смотри же, о воин, цветами увитый:
Тебя уничтожить решил ядовитый».

Снял воин гирлянду, сверкавшую пестро,
Шесть стрел он уставил, отточенных остро,

Метнул их, — и змей, ему зла не содеяв,
Распался на шесть уничтоженных змеев.

Так страшного змея убил Венценосный!
Склонясь к колеснице своей двухколесной,

Из праха извлек ее Кришна могучий,
И наидостойнейший и наилучший.

Тогда десять стрел, хорошо заостренных,
На камне отточенных и оперенных

Павлиньими перьями, в Арджуну целясь,
Направил Карна, — но они разлетелись

И Кришну поранили, падая глухо.
Но Арджуна лук натянул вплоть до уха,

Уставил стрелу, что врагу угрожала,
Как сильной змеи ядовитое жало.

Стрела, видно, смерти Карны не хотела:
Она сквозь доспехи вошла в его тело,

И, выйдя, бессильно поникла в унынье,
И были в крови ее перья павлиньи.

Как змей, потревоженный палкой бродячей,
Карна раздосадован был неудачей.

Как змей, выпускающий капельки яда,
Он выпустил стрелы, — чужда им пощада!

Двенадцатью Кришну пронзил он сначала,
И в Арджуну сто без единой попало,

Потом поразил он пандава и сотой, —
И начал смеяться, довольный работой.

Сын Кунти от смеха врага стал жесточе
И, зная, где жизни его средоточье,

Как Индра, сражавшийся с демоном Балой,
Пустил в него стрелы с их мощью двужалой.

Они, — девяносто и девять, — той цели
Достигнув, как скипетры смерти, блестели.

Когда они тело Карны поразили,
Карна задрожал в разъяренном бессилье.

Не так ли дрожит и гора от удара
Стрелы громовой, что грозна, словно кара?

Упали доспехи, что гордо блестели, —
Усердных, искусных умельцев изделье, —

Упали и вдруг потускнели от пыли:
Их Арджуны острые стрелы пробили.

Когда, среди гула, возникшего в мире,
Остался Карна без доспехов, — четыре

Стрелы в него Арджуна быстро направил,
И Солнцем рожденного он окровавил,

И тот ослабел, будто чуждый здоровью
Несчастный, что харкает желчью и кровью.

Сын Кунти, бесстрашный на поле сраженья,
Из лука, округлого от напряженья,

Прицелился в жизни его средоточье, —
Да станет от стрел она сразу короче.

От стрел, развивавших ужасную скорость,
Карну одолела тяжелая хворость,

Горой он казался, где залежи охры
Дождями размыты, — и высился, мокрый

От красных потоков, бегущих с вершины!
Вновь Арджуна, в этих боях неповинный,

Метнул в него стрелы: прожгли бы и камень
Те скипетры смерти, одетые в пламень!

Пронзил он Карну, кауравов опору,
Как бог семипламенный — древнюю гору.[132]

Карна без колчана и лука остался,
Он, мучимый болью, дрожал и шатался,

И вдруг застывал, неподвижный, и снова,
Изранен, удара он ждал рокового.

Но Арджуны ярость погасла былая.
Он медлил, врага убивать не желая.

Тогда ему Кришна сказал возбужденный:
«Чего же ты медлишь, для битвы рожденный?

Боец о пощаде к врагам забывает,
Он даже и тех, кто ослаб, — убивает,

А если убьет неразумных, — по праву,
Разумный, и честь обретет он, и славу.

Великий воитель, твой недруг давнишний,
Да будет убит, а сомненья излишни,

Не то к нему силы вернутся, быть может,
И витязь, окрепнув, тебя уничтожит.

Как Индра, небес повелитель, — Шамбару,
Его ты пронзи — и сверши свою кару».

«Да будет, как ты говоришь, повелитель!» —
Так Арджуна Кришну почтил, и воитель

Карну поразил бесподобной стрелою,
Как демона — Индра, окутанный мглою,

Осыпал он стрелами кары и мести
Карну с лошадьми и возницею вместе.

И стрелы, как облако черного цвета,
Внезапно закрыли все стороны света.[133]

Карна, крепкогрудый и широкоплечий,
Облитый калеными стрелами в сече,

Казался горой, где листва трепетала,
Где тихо дрожали побеги сандала,

Где шумно цвели на вершинах и скалах
Деревья со множеством листиков алых,

Где ветви вздымала свои карникара[134]
С цветами, что были краснее пожара.

Карна, сонмом стрел обладавший когда-то,
Сверкал, словно солнце во время заката,

Лучи его — острые стрелы, и близко
Сверканье его красноватого диска.

Но стрелы Карны, что, казалось, как змеи
Огромные, жалили злее и злее, —

Погибли от стрел сына Кунти, как тучей
Закрывших весь мир своей тьмою летучей.

Карна, свою боль, на мгновенье развеяв,
Метнул двадцать стрел — двадцать яростных змеев:

Двенадцать вонзил в сына Кунти, а восемь —
В премудрого Кришну, чей ум превозносим.

Из лука, что грозно гремел, потрясая
Окрестность, как Индры стрела громовая,

Задумал направить сын Кунти правдивый
Стрелу, что сравнима с оружием Шивы.

Но Кала, невидимый, сильноголосый,
Воскликнул: «Твоей колесницы колеса

Поглотит земля, о Карна, ибо скоро
Придет твоя смерть, кауравов опора!»

(Теленок жреца был Карною случайно
Когда-то убит; рассердясь чрезвычайно,

Карну проклял брахман: «Твоя колесница
Да в землю во время войны погрузится!»)

И то колесо колесницы, что слева,
Земля начала поглощать, ибо гнева

Святого должно было слово свершиться,
И стала раскачиваться колесница!

Не так ли священное дерево в храме[135]
Дрожит на дворе всей листвой и цветами?

Карна всем своим существом удрученным
Забыл об оружии, Рамой врученном.[136]

Его одолела в сраженье усталость, —
Меж тем колесница землей поглощалась.

Оружье, врученное Рамой, забыто,
Стрела со змеиною пастью разбита,

Дрожит колесница, подвластна проклятью, —
И вот, окруженный поникшею ратью,

Карна пред соратниками и врагами
Стал жаловаться, потрясая руками:

«Гласят мудрецы: «Будет дхармой поддержан,
Кто дхарме — Закону и Долгу — привержен».

Ничто меня, верного ей, не порочит,
Но дхарма в несчастье помочь мне не хочет!»

Ослаблен, он так говорил о Законе.
Шатались его колесничий и кони.

Он стал неуверенным в каждом движенье,
И дхарму — свой Долг — порицал он в сраженье!

Метнул три стрелы в сына Кунти, а следом —
Семь новых направил, подверженных бедам,

И стал он смеяться, узрев свою меткость.
Но Арджуна выбрал семнадцать на редкость

Ужасных, пылающих, змееподобных,
И выпустил их, уничтожить способных.

Карну поразив, наземь рухнули стрелы.
Карна содрогнулся, но, стойкий и смелый,

Стал снова уверенным в действиях мужем, —
Стал действовать Рамой врученным оружьем.

Но Арджуна тоже родился для битвы!
Заклял он стихами священной молитвы

Свой лук, что в сраженье разил супостата, —
Оружье, врученное Индрой когда-то, —

И стрел своих ливень обрушил жестокий:
Так Индра дождей низвергает потоки, —

И пред колесницей Карны засверкали
Те стрелы, соперничавшие в накале.

Карна не смутился пред мощью железной, —
Разбил их и сделал их мощь бесполезной.

Сын Кунти услышал от Кришны-провидца:
«Сын Радхи[137], — смотри, — твоих стрел не страшится.

Оружие Брахмы теперь примени ты!»
Священными мантрами[138] лук знаменитый

Сын Кунти заклял, — и стрела за стрелою
Облили Карну дождевою струею.

Но скорость и стрелы Карны развивали, —
И сына Панду тетиву разорвали.

Потом тетиву, ударяя, как плетью,
Они разорвали вторую и третью,

Четвертую с пятой, шестую, седьмую,
Восьмую, — летели они не вслепую,

Девятую тоже с десятою вместе!
Запасом в сто стрел обладая для мести,

Не думал сын Радхи, презревший обманы,
Что сотней тетив обладает Багряный.

А тот, будто смертному радуясь бою,
Одну тетиву натянув за другою,

Карну обливал сонмом стрел с остриями,
Одетыми в злато и мечущих пламя,

Карна разбивал тетиву, но тугую
Натягивал Арджуна быстро другую.

Дивился Карна быстроте этой смены:
Так витязь не действует обыкновенный!

Но все же, воитель с отважной душою,
Карна превосходства достиг над Левшою[139].

Тогда крикнул Арджуне Кришна-возничий:
«Ты видишь ли, Завоеватель Добычи,

Что враг превзошел тебя яростью злою?
Срази же его наилучшей стрелою!»

Сын Кунти решил, что врага беспощадно
Сразит он стрелой, изготовленной ладно

Из горной скалы, — чтобы в сердце вонзилась!
Но тут, наконец, колесом погрузилась

В суровую землю Карны колесница, —
А смерть над Карною спешит разразиться!

Тогда, со своей соскочив колесницы,
Ее приподнять порешил сын возницы.

Двумя колесо обхватил он руками,
И землю обширную, с материками

Семью[140], с родниками, с травою густою,
Приподнял на уровень он, высотою

В четыре перста. И, от ярости плача,
Он крикнул: «Постигла меня неудача,

Помедли, о Арджуна Багрянолицый,
Дай вытащить мне колесо колесницы!

По воле богов оно в прахе увязло, —
Коварств и предательств не делай мне на́ зло!

Отшельник, и брахман — блюститель науки,
И воин, сложивший почтительно руки,

Чьи выпали стрелы, кольчуга разбилась,
Готовый противнику сдаться на милость, —

Пощады, пощады достойны те трое,
О Арджуна, в них не стреляют герои!

Не ищет герой для убийства предлога,
А ты же герой, — так помедли немного!

Ослаблен, подбитой подобен я птице,
А ты возвышаешься на колеснице.

Меня пощади ты, покуда из праха
Не вытащу я колесницу без страха.

Я знаю, — ты рода великого витязь.
И Кришна и ты — оба к благу стремитесь.

Закона и Долга припомни веленье, —
Помедли мгновенье, помедли мгновенье!»

Битва. Индийская миниатюра. Раджастханская школа, XVI в.