Автор неизвестен - Махабхарата. Рамаяна

• Название: Махабхарата. Рамаяна
• Автор: Автор неизвестен
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1974

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».

В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.

Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.

В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.

Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.

Вступительная статья П. Гринцера.

Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).

Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

---

Переправившись через великую реку, сын Кайкейи вместе с Шатругхной входит в лесные чащи.

То замечая дорогу по следам, оставленным изгнанниками, то сердцем угадывая путь, Бхарата приходит наконец к хижине Рамы. Он видит братьев и прекрасную Ситу исхудалых, в грубых одеждах. Он падает к ногам Рамы, молит о прощении, заклинает быстрее воротиться в Айодхью. Рама узнает о смерти отца, он лишается чувств, Лакшмана и Сита плачут.

Рама, однако же, отказывается стать царем. «Ведь, умирая, отец не отменил, да и не в силах был отменить свою волю. Он связан был обещаньем, данным Кайкейи. И ныне я повинен исполнить приказ родителя. Я пребуду в лесной пустыни, а ты возвращайся в Кошалу, в славную Айодхью, и ведай страну в покое и мире!»

Бхарата просит брата согласиться, но Рама тверд. Тогда Бхарата берет его сандалии, изукрашенные золотом, и говорит: «Пусть так! Я вернусь в Кошалу, но править я буду твоим именем. Сандальи же с твоих ног будут знаком твоей власти, я возложу их на трон. Сам я надену берестяные одежды отшельника и буду жить невдалеке от Айодхьи, дожидаясь твоего возвращения. А если ты, и Сита, и Лакшмана не вернетесь, я умру!»

Горестный Бхарата и его скорбящее войско пускаются в обратный путь.

Рама, желая ободрить опечаленную Ситу, ведет ее к отрогам пестроцветной горы Читракуты. Они поднимаются на вершину…

[Слово Рамы о красоте Читракуты] (Часть 94)

Возлюбленный сын Дашаратхи царевне Видехи
Горы пестроцветной открыл красоту и утехи;

Желая развеять печаль и душевную смуту,
Как Индра — супруге своей, показал Читракуту:

«При виде такой благодати забудешь мытарства,
Разлуку с друзьями, утрату отцовского царства.

Дивись, луноликая, стаям бесчисленным птичьим
И пиков, пронзающих небо, любуйся величьем.

Окраской волшебной утесы обязаны рудам.
Серебряный пик и пунцовый соседствуют чудом.

Вон желтый, как будто от едкого сока марены,
И синий, как будто нашел ты сапфир драгоценный.

Искри́тся хрустальный, поблизости рдеет кровавый,
А этот синеет вдали, как сапфир без оправы!

Иные мерцают, подобно звезде или ртути,
И царственный облик они придают Читракуте.

Оленей, медведей не счесть, леопардов пятнистых
И ярких пернатых, ютящихся в дебрях тенистых.

Богата гора Читракута анко́лой[205] пахучей,
Кунжутом, бамбуком, жасмином и тыквой ползучей,

Ююбой и манго, эбеновым деревом, хлебным,
Ашокой, цитронами, ва́раной[206] — древом целебным,

И яблоней «бильвой», и а́саны[207] цветом лиловым,
И яблоней розовоцветной, и болиголовом,

Медовою ма́дхукой, вечнозеленою бхавьей,[208] —
Ее упоительный сок — человеку во здравье.

Блаженством и негой любовной объяты кимнары,
На взгорьях тенистых играют влюбленные пары.

На сучьях развесив убранство, мечи и доспехи,
Резвятся четы видья-дхаров, царевна Видехи!

Размытые ложа и русла речные похожи
На складки слоновьей, покрытой испариной, кожи.

Цветочным дыханьем насыщенный ветер ущелья
Приносит прохладу и в сердце вселяет веселье.

С тобою и Лакшманой здесь, луноликая дева,
Мне осень встречать не однажды — без грусти и гнева.

Деревьям густым, пестрокрылых пернатых приюту,
Я радуюсь вместе с тобой, возлюбив Читракуту.

Я взыскан двоякой наградой: и Бха́рату-брата
Никто не обидел, и слово отцовское свято!

Охотно ли здесь разделяешь со мною, царевна,
Все то, что приятно — словесно, телесно, душевно?

От царственных предков мы знаем: в леса уходящий
Питается амритой, смертным бессмертье дарящей.

Утесы тебя обступают кольцом прихотливым,
Сверкая серебряным, желтым, пунцовым отливом.

Ночами владычицу гор озаряет волшебно
Огнистое зелье[209], богатое силой целебной.

Иные утесы подобны дворцу или саду.
Другой обособленно к небу вздымает громаду.

Мне кажется, будто земля раскололась, и круто
Из лона ее, возблистав, поднялась Читракута.

Из листьев пунна́ги[210], бетеля, из лотосов тоже
Любовникам пылким везде уготовано ложе,

Находишь цветов плетеницы, плоды под кустами.
Их сок освежающий выпит влюбленных устами.

Водой и плодами полна Читракута сверх меры,
А лотосам — равных не сыщешь в столице Куберы[211]!

Свой долг выполняя, с тобою и Ла́кшманой вместе,
Я счастлив, что роду Икшваку прибавится чести».

Но у самого Рамы тяжело на сердце. Весть о кончине Дашаратхи, прощание с братьями, следы, оставленные ушедшим войском — все напоминает об Айодхье, о родных…

Рама решается идти дальше на юг, через густые леса…

Весть об отказе Рамы от царства достигает Айодхьи еще прежде возвращения Бхараты. Жители столицы уходят в лесные пустыни, чтобы предаться подвижничеству и молитвам о Раме и его спутниках.

[Опустевшая Айодхья] (Часть 114)

С неистовым грохотом Бхарата гнал колесницу
И въехал на ней в Дашаратхи пустую столицу.

Был совам да кошкам приют — ненавистницам света —
В Айодхье, покинутой ныне мужами совета.

Так Ро́хини, мир озаряя сияньем багровым,
При лунном затменье окутана мрака покровом.

Столица была, как поток, обмелевший от зноя:
И рыба, и птица покинули русло речное!

Как пламя, что, жертвенной данью обрызгано, крепло —
И сникло, подернувшись мертвенной серостью пепла.

Как воинство, чьи колесницы рассеяны в схватке,
Достоинство попрано, стяги лежат в беспорядке.

Как ширь океана, где ветер валы, бедокуря,
Вздымал и крутил, но затишьем закончилась буря.

Как жертвенник после свершения требы, что в храме,
Безлюдном, немом, торопливо покинут жрецами.

Как в стойле корова с очами печальными, силой
С быком разлученная… Пастбище бедной немило!

Как без драгоценных камней — ювелира изделье, —
Свой блеск переливный утратившее ожерелье.

Как с неба на землю низвергнутая в наказанье
Звезда[212], потерявшая вдруг чистоту и сиянье.

Как в роще лиана, что пчел опьяняла нектаром,
Но цвет благовонный лесным опалило пожаром.

Казалось, Айодхья без празднеств, без торжищ базарных
Под стать небесам без луны и планет лучезарных.

Точь-в-точь как пустой погребок: расплескали повсюду
Опивки вина, перебив дорогую посуду.

Как пруд, от безводья давно превратившийся в сушу
И зрелищем ржавых ковшей надрывающий душу.

Как лука пружинистая тетива, что ослабла,
Стрелой перерезана вражьей, и свесилась дрябло.

Как воином храбрым оседланная кобылица,
Что в битве свалилась, — была Дашаратхи столица.

…Почтительный Бхарата в царскую входит обитель.
Как лев из пещеры, оттуда ушел повелитель!

Лишенный солнца день!
— так выглядел дворец.

И Бхарата слезам
дал волю наконец.

КНИГА ТРЕТЬЯ. ЛЕСНАЯ

[Встреча с Шурпанакхой] (Часть 17)

Под стать святожителю, в хижине, листьями крытой,
Безгрешный царевич беседовал с братом и Ситой.

Он притчу рассказывал Сите и сыну Сумитры,
Блистая, как месяц, в соседстве сияющей Читры.

Одна безобразная ракшаси в поисках дичи
Туда забрела — и прервалось течение притчи.

С рожденья звалась Шурпанакхой она за уродство, —
За когти, ногам придававшие с веялкой сходство.

И взору ее луноликий представился Рама,
Прекрасный, как тридцать богов, как пленительный Кама.

И мягкие кудри, и мощь благородной десницы,
И блеск удлиненных очей сквозь густые ресницы,

И смуглое, схожее с лотосом синим, обличье,
И царские знаки, и поступи юной величье,

Что плавностью напоминала походку слоновью,
Увидела ракшаси — и воспылала любовью,

Уродина эта — к прекрасному, как полнолунье,
К нему, сладкогласному, — скверная эта хрипунья!

Противноволосая с дивноволосым равнялась,
Противноголосая с дивноголосым равнялась.

Сама медно-рыжая — с ним, темнокудрым, равнялась
И, дура бесстыжая, с великомудрым равнялась.

С красавцем равнялась она, при своем безобразье,
И с лотосоглазым таким, при своем косоглазье.

С таким тонкостанным и царские знаки носящим
Равнялась она, страхолюдная, с брюхом висящим.

Приблизившись к Раме, палима любовною жаждой,
Сказала ему Шурпанакха: «Решится не каждый

Избрать этот лес для жилья, если ракшасов племя
Сюда без помех прилетает во всякое время.

Эй, кто вы, с собой прихватившие луки и копья,
Да деву-отшельницу, — шкура на ней антилопья?»

Рама спокойно и правдиво поведал о своем изгнанье из Айодхьи, которую покинул вместе с супругой Ситой и братом Лакшманой. В свой черед царевич спросил Шурпанакху, к какому роду она принадлежит и для чего явилась в их убежище.