Александр Куманичкин - Чтобы жить

• Название: Чтобы жить
• Автор: Александр Куманичкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Майор Шестаков, к сожалению, командовал полком недолго - с августа сорок третьего года. Когда он принял полк, ему было всего двадцать семь лет. О нем рассказал мне Дмитрий Титаренко. Лев Шестаков был летчиком, в совершенстве владевшим техникой пилотирования. Он был командиром-новатором, воздушным бойцом в самом высоком понимании этого слова. Он был ярым противником старых приемов ведения воздушного боя, боя на виражах, считая его пассивным и оборонительным. Высота, скорость, удар с короткой дистанции - вот основы тактики этого летчика, впоследствии ставшие незыблемым правилом для всех летчиков 19-го полка. Боевое мастерство Льва Шестакова выросло и окрепло в боях за Одессу и Сталинград. Летчики авиаполка, которым тогда он командовал, взлетали на выполнение боевых заданий прямо с улиц оборонявшейся Одессы.

Под руководством Льва Шестакова полк отличился в боях под Проскуровом весной 1944 года, за что и получил звание Проскуровского. Но в этих же боях и погиб 29-летний командир полка: расстрелянный им в упор бомбардировщик врага взорвался, и взрывной волной был разрушен самолет Шестакова. В дни ожесточенных боев за Троекуров был сбит и пропал без вести еще один летчик полка - молодой способный пилот Сергей Крамаренко. Рассказывая о боях за Проскуров, Титаренко вспоминал об этом летчике с уважением. В полку верили, что он жив...

После гибели майора Шестакова авиачасть принял Павел Федорович Чупиков. Память о погибшем командире в полку чтили особо - и распорядком внутренних служб, заведенным при Шестакове, и поддержанием профессионального мастерства, и тем духом товарищества, которым так дорожил при жизни Лев Шестаков.

Штурманское дело в полку было поставлено отлично - я это понял сразу же, как только начал знакомиться со штурманами эскадрилий, с летчиками. На первых порах даже не я помогал подчиненным своими советами, а они - мне. Ведь я перешел не только из полка в полк, но и с 1-го Украинского фронта на 1-й Белорусский. Новый фронт - незнакомая местность. Штурман полка должен отвечать за навигационную подготовку летчиков, за их умение быстро ориентироваться на местности. Полк стоял в это время в Польше.

Приближалась 27-я годовщина Великого Октября. Зима в том году наступила ранняя, поля были покрыты снегом, который то и дело съедался дождями и оттепелями - ориентироваться нелегко. Хорошо еще на нашем участке фронта пока было затишье, и мы лишь изредка вылетали на охоту южнее Варшавы. Накануне Октябрьских праздников летчики полка с радостью узнали,что завершено освобождение нашей Родины, восстановлена государственная граница на всем ее протяжении - от Баренцева до Черного моря. Теперь перед нашими Вооруженными Силами, перед нашей авиацией стояла задача до конца разгромить врага.

... Как человек в части новый, я понимал, что ко мне будут приглядываться, - значит, ответственность за правильность моих действий и решений возрастает. Помню, думал я об этом, слушая рассказы Кожедуба, Титаренко и Зарицкого о работе полка. Прервал мои размышления Павел Федорович:

- Ну что, Саша, невесел? Пошли на разбор. Представлю тебя ребятам.

Так я впервые познакомился с одной из традиций соединения: проводить перед ужином разбор летного дня. В столовой собрался весь личный состав полка. Чупиков представил меня собравшимся. Попросил рассказать о себе. Слушали меня внимательно и доброжелательно. По репликам и шуткам, сопровождавшим мой рассказ, понял, что войти мне в этот прославленный полк будет легче, чем я ожидал. Павел Федорович сумел и здесь создать своеобразную "чупиковскую" атмосферу. Атмосферу демократизма в сочетании со строгой воинской дисциплиной.

Потом начался разбор полетов. Говорили лаконично, точно, со знанием дела. Общих слов не допускали. Ругали, невзирая на былые заслуги, должности и звания. Здесь, на разборе, я не только узнал, но и почувствовал, что такое свободная охота, каковы ее особенности и возможности, здесь (пока, правда, чисто теоретически) убедился в том, что летный состав полка способен решать самые сложные задачи.

После разбора был небольшой импровизированный концерт (тоже традиция полка), а потом мы с Кожедубом, Титаренко и Зарицким отправились в "нашу келью", как выразился Костя Зарицкий.

- Вот наша комната, - сказал Кожедуб после того, как мы поднялись по довольно крутой лестнице на второй этаж. - Учти, по этой лестнице только Зорька забирается, не падая. Зорьку видел?

О медвежонке Зорьке, любимице полка, я услышал впервые на вечернем разборе, а потом и увидел ее.

...Докладывал командир третьей эскадрильи капитан Щербаков. Обычный доклад - полеты, люди, техника. И вдруг...

- Капитан, - прервал Щербакова заместитель начальника штаба капитан Виноградов, - если Зорька по-прежнему будет нарушать распорядок, установленный в полку, придется принять меры. Только и знает, что хулиганит.

- Кто такой этот "Зорька"? - спросил я сидящего рядом Костю Зарицкого, полагая, что речь идет о летчике с позывным "Зорька". (Забегая вперед, скажу, что в 176-м полку очень любили всякие шутливые прозвища и позывные.) Но ответить мне он не успел: в дверях столовой появилась... медвежья морда.

- Смотри-ка, - толкнул я своего соседа, - это что за явление?

- Ну вот и сама Зорька пожаловала на разбор, - засмеялся инженер полка, можешь знакомиться.

Давно замечено, что чем суровее быт человека, чем в более трудных условиях он оказывается, тем ощутимее его тяга ко всему живому. Летчики, в течение всего дня многократно смотревшие смерти в лицо и сами несшие смерть в воздухе, на земле с удовольствием опекали разных лесных зверят, бездомных собак, которые часто попадались нам на неуютных дорогах войны.

В 176-м полку приручили молодую медведицу. И хотя постоянным местом жительства ее была 3-я эскадрилья, шефствовал над Зорькой весь полк. Вместе с Зорькой в той же эскадрилье жил и неясного происхождения пес Джек, хмурая и какая-то очень сосредоточенная дворняга, необычайно преданное существо, как рассказали мне летчики. Джек и Зорька дружили, хотя были совсем не похожи друг на друга по темпераменту: Джек был необщителен, не любил, когда на него смотрели, и под взглядами всегда забивался куда-нибудь в угол. Зорька же, напротив, стремилась быть в центре внимания, предпочитала находиться всегда на виду и очень обижалась, когда летчикам было не до нее...

- Ну, вот и наше жилище, - пригласили меня мои новые знакомые.

Полк в то время квартировал на территории панского поместья. Дом наш стоял во дворе. Комната, до которой мы не без труда добрались по винтовой лестнице, оказалась небольшой - там еле размещались четыре кровати - и была почему-то с закопченным углом.

- Горели? - дипломатично спросил я.

Ребята переглянулись, и Кожедуб захохотал.

- Не обращай внимания, Саша, - сказал, пряча улыбку, Дима Титаренко, - он у нас смешливый, только пальчик покажи.

- С тобой поживешь - засмеешься. Это он в этот угол мусор заметал и окурки бросал, - пояснил Кожедуб.

- Ты его больше слушай, - перебил Кожедуба Титаренко, - он тебе такого сейчас про меня наговорит.

- Только чистую правду. Пусть штурман знает, какого соседа послал ему маршал Новиков. Представляешь, Саша, курит Титаренко за семерых, а окурки ему лень выбрасывать. Вот и придумал себе пепельницу. До конца войны можно не вытряхивать.

Я пригляделся. В углу окурков не было, только обожженные доски и стены чернели.

- Выбросил все, - уточнил Кожедуб. - После пожара. Мы тут горели, как Наполеон под Москвой.

Оказалось, что от окурков загорелся мусор и начался небольшой пожар. В этот момент оба жильца находились дома.

- Туши, - сказал Кожедуб.

- Сам туши, - ответил Титаренко.

- Ах, так! - возмутился Кожедуб и бросил в огонь портянки Титаренко. Пусть горят!

- Пусть, - меланхолично заметил Титаренко.

- Тем более что это твои, а не мои.

- А это все равно, - невозмутимо сказал Титаренко.

- Тогда пусть и сапоги горят, - предложил Кожедуб, бросая в огонь сапоги.

- Не жалко! Хорошие сапоги у меня, Ваня, были.

В этот момент портянки вспыхнули так основательно, что дискуссия мгновенно прекратилась, и спорщики бросились тушить пожар.

- Теперь, Саша, ты понимаешь, какие надежды я возлагаю на твое соседство? - спросил Кожедуб.

- И я, - заметил Титаренко. - Вот обрати внимание на мои сапоги.

Сапоги у Титаренко были рыжие-рыжие.

Мы расхохотались, и я понял, что знакомство состоялось и что жить с этими ребятами мы будем дружно. Говорили мы запоем. Иван и Дмитрий рассказывали мне о характере полетов, о воздушной обстановке на этом участке фронта, подробно объяснили характер действий полка, рассказывали о летчиках.

- Не жалей, Саша, что перевели к нам, - подытожил Кожедуб.

На следующий день началась будничная работа, и вскоре я убедился, что Иван был прав: служить в 176-м полку было действительно интересно.

На что опирались свободные охотники? На высокую технику пилотирования, на огневое мастерство, на личную храбрость и мужество, на идеальную слетанность пар. В 176-м полку было много постоянных пар, великолепно слетанных друг с другом. Летчики в этих парах настолько хорошо понимали друг друга, что стоило ведущему начать еле уловимый маневр, как ведомый уже знал, что теперь требуется от него. Надо сказать, что сила такой пары заключалась, несомненно, в высоких профессиональных качествах каждого из напарников, но мощь ее усиливалась многократно именно тогда, когда выдающиеся летчики объединялись вместе.