Александр Куманичкин - Чтобы жить

• Название: Чтобы жить
• Автор: Александр Куманичкин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Атакуем! - передал команду Михаил, и наша четверка набросилась на врага.

Бой был тяжелым: противник дрался умело, да и численное превосходство было не на нашей стороне.

Здесь уместно сказать вот что. С легкой руки некоторых незадачливых журналистов в начале войны родилась легенда: немецкие летчики - безнадежные трусы. Вот, мол, не принимают они лобовых атак. Об этом тогда много писали. Послушать такого "теоретика" - драться с немцами вообще не составляло никакого труда. В действительности же все обстояло намного сложнее.

Дело в том, что в начале войны наши самолеты по своим летно-тактическим данным значительно уступали немецким. В этих условиях лобовая атака была едва ли не единственной возможностью поразить врага. Ведь в данном случае разница в скорости не имела никакого значения. А попробуй успешно вести бой, если у тебя скорость 400 км, а у врага - 500-600. При такой разнице в скоростях наши истребители практически вынуждены были вести оборонительные бои на горизонтальном маневре, противник же в силу того, что он имел большую скорость, использовал вертикальный маневр. Поэтому в бою самолеты врага были почти неуязвимы. Но как только немцы ввязывались в бой на горизонталях или принимали лобовые атаки, они теряли свое преимущество в скорости и обычно терпели поражение. Вот почему гитлеровские летчики избегали лобовых атак: в таком бою шансы обеих сторон уравниваются, а кому охота быть сбитым? К тому же немецкие летчики и тактически были подготовлены хорошо. Они вели бой, как правило, смело и напористо, особенно когда имели численное преимущество.

Правда, когда немцы оставались в меньшинстве или попадали в невыгодные для себя условия (скажем, находясь ниже наших истребителей или - впоследствии имея меньшую скорость самолета), то в таких ситуациях они вели бой неуверенно, старались при первой же возможности выйти из боя крутым пикированием.

Бывали случаи, когда истребители противника, почувствовав опасность, бросали свои бомбардировщики и уходили. Гитлеровские асы никогда (я, по крайней мере, не помню ни одного такого случая) не вступали в бой при нашем численном и тактическом преимуществе (имеется в виду превосходство в высоте и скорости, а в результате этого - и в маневре). Но, честно говоря, наше численное преимущество в небе до сорок третьего года было нечастым. Мы дрались иногда восьмеркой против шестидесяти вражеских самолетов, и здесь многое определяла внезапность и индивидуальное мастерство.

Бывало, наделаешь неразберихи в стане врага, атакуя ведущее звено, и кричишь в эфир: "Всех поднимайте!" Хотя знаешь, поднимать больше некого - все машины в воздухе. Но, если бой шел при равенстве сил - двое на двое, например, и без тактического преимущества, тут приходилось нелегко. Техника пилотирования у немецких летчиков была высока, так что часто расходились, как говорится, вничью.

У немцев был более плавный пилотаж, у нас - энергичный, резкий. Нам их стиль казался невыгодным в бою - маневренность ухудшалась. Но здесь уж дело в традициях и выучке.

Я говорю сейчас об этом для того, чтобы даже несведующий человек мог понять, что стояло за решением Семенцова атаковать превосходящего по силам противника. Немцы приняли бой.

Семенцов подвергся нападению со стороны двух истребителей. Ведомый его, Кочетков, обеспечивающий атаку Михаила, слишком поздно заметил "мессеров" и не сумел отсечь их от самолета своего ведущего. А тот, увлекшись, не видел, что происходило у него сзади.

Конечно, сейчас легко определить, что Михаил совершил ошибку в самом начале - он пренебрег одним из основных правил: начинать атаку так, чтобы противник не имел возможности атаковать ни тебя, ни твоего ведомого. За доли секунды необходимо принять правильное решение, прикинув все возможные варианты действий врага. Небрежность здесь недопустима - расплачиваться за нее приходится собственной жизнью.

Атаковав бомбардировщики и сбив один из них, Семенцов подставил свой истребитель под очередь противника. В этот момент Иван, видя, что самолет Семенцова вот-вот будет сбит, бросил свою машину наперерез пулеметной трассе "мессера".

- Когда, выйдя из атаки, увидел, что кочетковская машина разваливается, понял: Иван спас меня, - угрюмо сообщил мне Семенцов.

- О чем же ты в воздухе-то думал... - начал было я, но продолжать не стал, кляня в глубине души Мишку за неосмотрительность, я видел, что ему еще хуже, чем всем нам - погиб его друг, и это случилось по его вине.

Семенцов дрался с врагом отлично. Пилот с довоенным стажем (он закончил летную школу в 1938 году и служил на Дальнем Востоке), Михаил был любимцем всей эскадрильи. Балагур, весельчак, открытый человек, он не жалел себя в бою. Его боевой счет рос быстро, и Семенцов одним из первых в эскадрилье стал Героем Советского Союза.

Но смелость на войне не все определяет. Безрассудно смелый человек может легко погибнуть и сам и товарища потерять. Несобранность, летная небрежность не компенсировались никакой личной храбростью. Михаил, я думаю, все это понимал, но изменить свой характер для него было делом сложным.

- Жаль Ивана, - только и сказал я, - хороший был летчик...

Кочетков и впрямь с каждым полетом вел себя все более уверенно. Пришел он к нам в эскадрилью совсем молоденьким мальчиком. Летную школу окончил во время войны. А тогда какая учеба: три месяца - и на фронт. Правда, когда Кочетков прибыл к нам, в его летной книжке значилась довольно внушительная цифра: самостоятельных вылетов - 70.

- Посмотрим, что за аса нам прислали, - сказал я ему, посылая в тренировочный полет, и не очень удивился, когда при посадке он чуть не угробил самолет.

- Приписал?

- Приписал, - честно признался Иван.

- Сколько?

- Нолик.

Впрочем, Кочетков оказался способным летчиком, быстро схватывал все, и недоставало ему только опыта. Спустя некоторое время он стал моим ведомым, и я на него всегда мог положиться. Неразговорчивый, малообщительный, замкнутый даже, Иван был очень надежным человеком. Все знали, что в бою он не бросит никогда. Характер у него был бойцовский.

Был случай, когда Кочетков оторвался от своей группы и все-таки продолжал драться в одиночку.

Вот почему в поступке Ивана никто не увидел ничего исключительного - все знали, что иначе он поступить не мог. Скажу определеннее: Кочетков, действуя единственно правильным образом, по нашим тогдашним понятиям не совершил ничего из ряда вон выходящего. Каждый летчик поступил бы точно так же. Ведомый должен был обеспечить атаку своего ведущего, и он обеспечил ее ценой собственной жизни.

Поскольку ни Семенцов, ни Виноградов, ни Кирисов не видели, чтобы из падающей машины выбросился парашютист, мы решили, что Иван убит в кабине.

Но в авиации случаются порой чудеса. Произошло совершенно невероятное: у машины Кочеткова очередью был отрублен хвост, она потеряла управление, но это-то как раз и спасло Ивана. Самолет падал на землю не по прямой, а "листом", вращаясь вокруг вертикальной оси.

При падении Кочетков потерял сознание (потому-то и не выпрыгнул с парашютом), он был ранен - осколки кабины сильно порезали его, и все же, несмотря ни на что, Иван остался жив. Правда, мы на аэродроме узнали об этом чуть позже, когда в штаб полка позвонил командир корпуса генерал Галунов. Комкор с пункта управления наблюдал за боем. Он видел, что истребитель Кочеткова упал на нашей территории и, собрав солдат, выехал к месту падения самолета.

Когда Кочеткова осторожно вносили в машину, генерал сказал Ивану:

- Ну, такое раз в жизни бывает. Теперь жить долго будешь.

Дней через пятнадцать, подлечившись, Иван вернулся в эскадрилью. А через несколько месяцев погиб во время нашего наступления на Украине, освобождая Киев. Но мы, понятное дело, всего этого тогда знать не могли, и страшно были рады, узнав, что Кочетков жив и скоро вернется к нам в полк.

Рядом - друзья

На позицию девушка

Провожала бойца.

Темной ночью простилася...

Из расположения третьей эскадрильи доносятся звуки баяна. Невидимый баянист подбирает популярную в те дни мелодию.

Темной ночью простилася...

Темной ночью простилася...

Дальше у баяниста что-то не ладится. Он вновь и вновь возвращается к одной и той же строке, пока наконец в ночной тишине не раздается:

На ступеньках крыльца.

- Упорный этот Сашка, - ворочается рядом со мной Михаил Семенцов, - чего хочешь добьется.

Мы, измотанные непрерывными вылетами и боями, лежим в шалашах недалеко от аэродрома: добираться до основной базы нет ни времени, ни сил - так много в эти дни работы. И только неутомимый комэск-3 Александр Лобанов в короткие часы отдыха как ни в чем не бывало играет на баяне. Весь полк знал: если из расположения третьей эскадрильи доносится музыка, значит, все у них в порядке - и в воздухе, и на земле.

Лобанов с баяном не расстается даже в самые трудные дни. Играет он, по нашим представлениям, хорошо. Закадычный его друг Миша Семенцов вообще считает, что Сашка - талант и место ему после войны в Большом симфоническом оркестре.