Мартин Эмис - Беременная вдова

• Название: Беременная вдова
• Автор: Мартин Эмис
• Издательство: Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-271-31091-1

«Беременная вдова» — так назвал свой новый роман британский писатель Мартин Эмис. Образ он позаимствовал у Герцена, сказавшего, что «отходящий мир оставляет не наследника, а беременную вдову». Но если Герцен имел в виду социальную революцию, то Эмис — революцию сексуальную, которая драматически отразилась на его собственной судьбе и которой он теперь предъявляет весьма суровый счет. Так, в канву повествования вплетается и трагическая история его сестры (в книге она носит имя Вайолет), ставшей одной из многочисленных жертв бурных 60 — 70-х.

Главный герой книги студент Кит Ниринг — проекция Эмиса в романе — проводит каникулы в компании юных друзей и подруг в итальянском замке, а четыре десятилетия спустя он вспоминает события того лета 70-го, размышляет о полученной тогда и искалечившей его на многие годы сексуальной травме и только теперь начинает по-настоящему понимать, что же произошло в замке.

---

Перед ужином они остались на террасе вдвоем, и Лили сказала:

— Почему ты не злишься?

— Насчет тебя с Кенриком? Потому что предполагаю, что ты меня дразнишь. «Некоторые мужчины умеют дать женщине почувствовать…» Ты говорила, как Рита об Адриано.

— А ты — как Кенрик, когда он ее слушает. Совершенно безразличный.

— Потому что в твоем исполнении это звучало неправдоподобно.

— А, так ты мне не веришь. Не веришь, что Кенрик пытался. Потому что я недостаточно привлекательна.

— Нет, Лили.

— А Кенрик что об этом говорил?

— Ну, он же мне не скажет.

— Не скажет? Короче. Он не попытался. Он был очень мил, и мы целовались и обнимались. Но пойти дальше он не попытался. Вот и все.

— Да, но стала бы ты? Суть-то вся в этом. Стала бы?

— Ага, чтобы ты мог… Нет. Не стала бы. Слушай. Мы с тобой дали обет. Мы поклялись. Помнишь? Что можем расстаться, но никогда так друг с другом не поступим. Никогда не будем действовать украдкой. Никогда не станем обманывать.

Он признал истинность этого утверждения.

— Не знаю точно, что ты имел в виду, но я тут размышляла. Есть какое-нибудь животное, среднее между собакой и лисой? Ведь мы как раз такие. Мы не большеухие хомяки и не рыжие белки. Мы — серые. Знаешь, на самом деле это не богатые, не такие, как мы. Это красивые. Тебе не достаются люди из разряда «мечта». Мне иногда достаются, потому что я девушка. Но никогда не бывает, чтобы на равных условиях. И всегда обидно. Мы с тобой — «может быть», и ты и я. Мы все равно довольно милые, нам друг с другом хорошо. Слушай, не можем же мы расстаться прямо вот тут. Я тебя люблю, на какое-то время этого хватит. И ты должен любить меня в ответ.

Кашлянув, он стал кашлять дальше. Когда куришь, иногда у тебя появляется возможность избавиться от всего прочего, что тебя душит. Он чувствовал, что она все знает. И потому решил сказать все как есть.

— Я сам не верю, что так сказал. «Стала бы?» Прошу тебя, забудь, что я вообще так сказал. Прости меня. Прости.

— «История любви». Которая нам ужасно не понравилась. Помнишь? «Разнузданный секс — это когда не надо говорить „прости“».

— Молодец, Лили. В первый раз у тебя получилось то, что надо. — По сути, у него не ушло бы много времени на то, чтобы понять, насколько это бездарно в качестве аксиомы. Истина состоит в том, что любовь — это когда говорить «прости» надо всегда. — Прости, Лили. Ответ — да, на все. Прости, Лили. Прости.

* * *

За ужином в кухне, с Шехерезадой и Глорией, он не поднимал головы и говорил себе: что ж, теперь по крайней мере прекратятся дурные сны — сны о Лили. По ходу дела бывали разные вариации, но в снах этих неизменно наступал момент, когда она плакала, а он смеялся. Эти сны всегда придавали Киту силы, чтобы пробудиться от них. Так что даже в безумной вселенной сна ты страстно желал чего-то, и это наступало, сбывалось. Ты просыпался. И то был единственный случай, когда это происходило на самом деле (думал он) — твои мечты по-настоящему сбывались лишь в этом смысле, и только в нем.

В ту ночь все прошло немного лучше — этот неописуемый акт. Можно даже сказать, что любовью занимались Юпитер с Юноной. Это было достойно Юпитера, Царя небесного, в том отношении, что Юнона была ему не только сестрой, но и женой.

— Хоть бы Тимми приехал.

— Да, хоть бы.

— Так было бы проще всего для всех. Особенно для нее. Чтоб она перестала…

Беситься, подумал он. И на этом сдался.

* * *

Адриано на некоторое время отступил. Что же до Тимми, на следующее утро на устах у всех было другое имя. Пришествие Йоркиля, о котором давно ходили слухи, утвердилось, стало конкретным числом, заметно добавив Глории Бьютимэн престижа и законности. Йорк, в конце концов, торопился к ней, тогда как Тимми лениво мешкал в Иерусалиме. Теперь власть переменилась.

За обедом, обмахиваясь телеграммой-подтверждением, Глория спросила Шехерезаду, не нужно ли ей помочь вынести вещи из апартаментов, и добавила:

— Ты же не сможешь в одиночку, а Эудженио нет — как, впрочем, и Тимми… Можно отложить это до вторника. Мне-то, конечно, и в башне очень хорошо. Но ты же знаешь Йорка.

— Йорка я знаю. Отлично. Это же его замок.

— Потом, апартаменты ведь жутко большие для всего одного человека.

— Да.

— А Тимми по-прежнему не проявлялся.

— Да.

— В смысле, о Тимми ведь ни слуху ни духу.

— Да...

— Стало быть, тебе еще — сколько? — пять ночей там жить в полном одиночестве.

— А тут еще это.

Кит мрачно расшифровывал какие-то записи в одной из приемных (он наводил порядок, готовясь приступить к Диккенсу и Джордж Элиот), когда мимо прошла Глория со своим рукоделием (она шила лоскутное покрывало, кусочек за кусочком). Она сказала:

— Ты, я думаю, страшно рад насчет Йоркиля.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что это означает, что вернутся слуги. Дом превращается в какую-то пепельницу — не находишь? Ты разве это еще не закончил?

Она имела в виду «Гордость и предубеждение».

— Почти закончил. — Он конспектировал подробности «благоразумного брака» Шарлотты Лукас и преподобного Коллинза. — Почему ты спрашиваешь?

— Подумала, может, и мне почитать. Если ты позволишь. Или ты из тех зубрилок «со странностями»? Когда речь идет об их… э-э… книжонках в мягком переплете издательства «Signet».

— Подожди. — Он взглянул на нее; вид у нее был тот же: неуклюжие сандалии, унылый серо-коричневый балахон, торчащие черные волосы. — Ты хочешь сказать, что «Жанну д'Арк» уже прикончила?

— О, опять эта ирония. Я и забыла, какой ты ироничный.

— В библиотеке есть гораздо более шикарное издание. В кожаном переплете. Иллюстрированное.

— Нет, я твоим воспользуюсь, если можно. Его можно будет трепать сколько хочешь. Понравится мне эта вещь?

Киту вспомнился Йорк, тяжелая блондинистая фигура, увенчанная цилиндром, в сельском крытом павильоне. Он сказал (перефразировал):

— Это роман о любовном воздействии денег. Молодые женщины буржуазного происхождения… с таким хладнокровием обнажают… сей стержень общества экономический.

— Ох уж эти молодые умники. На самом деле это жутко смешно — вы же ничего не знаете.

Жара продолжалась, и теперь в том, как она ежеутренне разворачивалась и обнажалась, было нечто абсолютно неприличное. Они просыпались, а она была тут как тут, разворачивалась и обнажалась, подобно зверю. Кухня пахла капустой и канализацией. Молоко скисло. Бассейн нагрелся до тридцати семи градусов. Я не устану никогда, говорило солнце. Я — как море. Бы устанете. Но я не устану никогда.

— Ой, да ладно тебе, Лили. Что ты хочешь сказать — постоянно рукоблудствует?

— Так и есть. Она постоянно рукоблудствует. Как минимум два раза в день.

— Два раза в день? — А Кит и не знал, что девушки вообще занимаются рукоблудством. — Где?

— В ванной. Берет в руки душ, а он как бешеная змея, если его на полную мощность включить. Говорит, тот, что в апартаментах, не такой хороший. Давление меньше.

— И сколько времени это занимает?

— Пара минут, и все. Особенно если сиськи тереть. Они у нее теперь такие чувствительные, пульсируют. Угадай, как она называет душ. Она его называет «Бог дождя».

Он сказал в темноте:

— Она знает, что ты все это мне передаешь?

— Я же тебе говорила. Она меня убила бы.

— А про нас ты ей рассказываешь?

— Нет. Ну, немножко.

* * *

Адриано, как уже отмечалось, затаился. А когда возобновил посещения (и свои истовые занятия на доске для ныряния, турнике, трамплине), вид у него был ни робкий ни победный. Он пришел не один… Кит сидел в библиотеке с нераскрытым «Оливером Твистом» на коленях, как вдруг к нему смело приблизился Адриано со словами:

— Поцелуй, пожалуйста, Феличиану в обе щеки… Она не знает английского, так что мы можем говорить uomo a uomo[66]. Надеюсь и верю, что твой друг Кенрик не был излишне обескуражен.

Кит, уже поцеловавший ее в обе щеки, решил, что Феличиану можно назвать всего лишь очень изящной. Босиком (и в розовом хлопчатобумажном платье) она была близка по росту к Адриано — близка настолько, что Кит вспомнил ту сцену в «Невероятно худеющем человеке», где у героя начинается странный флирт с девушкой из странствующего цирка. В остальном она походила на печально известную своей развращенностью сестрицу, скажем, Софи Лорен, если не самой Джины Лоллобриджиды — намного меньше, но не намного моложе. Став постарше, он будет узнавать его, этот лоснящийся, маскообразный вид, какой появляется у женщин, когда они понимают: время пошло.

— Обескуражен по части Риты? — Кит сказал ему, что нет. — Излишне? Нет. По сути, Адриано, — продолжал он, — по-моему, все сложилось весьма неплохо. С твоей точки зрения.