Яцек Дукай - Иные песни

• Название: Иные песни
• Автор: Яцек Дукай
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 2010

В романе Дукая «Иные песни» мы имеем дело с новым качеством фантастики, совершенно отличным от всего, что знали до этого, и не позволяющим втиснуть себя ни в какие установленные рамки. Фоном событий является наш мир, построенный заново в соответствии с представлениями древних греков, то есть опирающийся на философию Аристотеля и деление на Форму и Материю. С небывалой точностью и пиететом пан Яцек создаёт основы альтернативной истории всей планеты, воздавая должное философам Эллады. Перевод истории мира на другие пути позволил показать видение цивилизации, возникшей на иной основе, от чего в груди дух захватывает. Общество, наука, искусство, армия — всё подчинено выбранной идее и сконструировано в соответствии с нею. При написании «Других песен» Дукай позаботился о том, чтобы каждый элемент был логическим следствием греческих предпосылок о структуре мира. Это своеобразное философское исследование, однако, поданное по законам фабульной беллетристики…

Это путешествие через созданный Дукаем мир вдавливает в кресло и поражает размахом, совершенством и примесью безумия. Необычны фрагменты сконструированной действительности, творения Материи, поделенной на стихии Огня, Воды, Воздуха и Земли, принявшие Формы. Как те, чьи корни угадываются в творениях, известных в нашей реальности, так и совершенно чуждые. Восхищают идеи и способы их реализации, касающиеся воздействия наисильнейших единиц на слабые. Огромную роль здесь играет находчивость автора в языковом пространстве. Все творения, разновидности, эффекты эволюции, неизвестные нам, живущим в мире по другим законам, имеют разработанные фантастом названия, опирающиеся на знание греческого языка и талант построения неологизмов.

Шаг за шагом мы познаём правила, управляющие миром «Других песен», и язык, который автор использует для описания создаваемой действительности. При этом и речи нет об утомлении или усталости, так как на этот раз Яцек позаботился о том, чтобы читатель мог усвоить его произведения, хотя это и не означает, что язык и стиль романа не требуют усилий для понимания. Это дерзновенная литература, которую нельзя создать, используя простые и однозначные предложения, однако прозрачность фабулы, художественная выразительность образов и сцен являются большим достоинством «Других песен».

Главный герой родом из государства, которое является альтернативной проекцией Польши. Это военный гений, который вышел «на пенсию», зарабатывая на жизнь торговлей. Прошлое неожиданно вторгается в его жизнь. Появляются давно выросшие дети, которые решают взять его в экспедицию в Африку. Одновременно возвращаются воспоминания об осаде, закончившейся поражением, и не исключено, что очень скоро его военные таланты вновь будут востребованы. Фабула в «Других песнях» — это не излишний элемент, как бывало в последнее время в произведениях Дукая. На этот раз мы получаем захватывающие события, в жанровом отношении связанные с триллерами, хоррором, военной фантастикой и приключенческой литературой. Компоненты разных жанров, как и их атмосфера, перемешаны в идеальных пропорциях. Во всех областях эта книга тотальна, завершена, совершенна. «Другими песнями» Яцек Дукай доказывает, что он в состоянии совершить ещё многое в области фантастики, что сожаления об исчерпанности фантастических условностей безосновательны.

---

— Кристофф, они пристают.

«Филипп Апостол» опустил паруса на втором буе и скользил к берегу, теряя скорость; команда приготовилась с баграми и канатами.

Ньюте высунулся из окна и крикнул:

— Н’Юма! Капитана, штурмана и нимрода ко мне!

Тут же он дернул Иеронима за рукав, направляя его к двери в гостиную.

— Я заказал обед у Скеллы.

Если не считать кабинета Бербелека, гостиная, по-видимому, была наиболее часто используемым помещением в штаб-квартире НИБ. Площадь блокгауза, шесть тысяч квадратных пусов, позволяла рытеру различные излишества: среди всего прочего, он поместил в надстройке еще и две спальни (официально — «для гостей компании») плюс шахматную комнату. Гостиная была длинным, узким помещением с окнами, выходящими на стену порта и причалы воздушных свиней. Ее устроили в кельтском стиле: темное дерево покрывало стены, массивная мебель из дуба, хиекса и прошнины — с прямыми углами и острыми краями — собиралась в углах комнаты — за исключением занимавшего центральное положение высокого стола, вокруг которого сейчас крутились три доулоса из «Дома Скеллы». На нем было выставлено пять приборов.

Пан Бербелек уселся за стол, поправил столовые приборы, налил себе вина, и тут же ему пришлось встать, чтобы приветствовать гостей. Двое из них были сильными текнитесами моря и, скорее всего, они не могли полностью контролировать собственные ауры, что Бербелек тут же отметил по поведению вина в собственном бокале и тепле в щеках, когда кровь ударила ему в голову, а лицо зарумянилось. Зарумянились так же лица Кристоффа и невольников Скеллы — но, конечно же, не у самих гостей.

Быстрые пожатия запястий, откровенные улыбки — доулосы поспешили с водой для обмывания рук, а Ньюте — никого не ожидая — уже поднял тост за успешный рейс из Хердона. Он уселся во главе стола, пан Бербелек по левую руку, по правую — Отто Прюнц, капитан «Филиппа», за ним — Хайнемерле Трепт, молодая девушка, но уже океанносский штурман; поскольку Ихмета Зайдара, первого нимрода компании Ньюте, Икита те Бербелек посадили, естественно, возле Иеронима. Последние обменялись любезностями над тарелками с парящим супом. Оба текнитеса сидели по одной стороне стола, и жидкости опасно подползли к краям посуды.

Ихмет, как раз, был единственным в этой компании, кого пан Бербелек совершенно не знал. Отто, кристианин и земляк Ньюте, плавал для НИБ с самого начала, ранее — на собственном клипере, теперь же в качестве капитана «Апостола», первого океаникоса торгового дома. Хайнемерле они наняли сразу же после того, как ее приняли в имперскую гильдию навигаторов. Будучи женщиной, она имела более слабую позицию относительно остального экипажа, создавая серьезный риск конфликта компетентности в ходе долгого рейса, так что ее контракт был подешевле — но способности Трепт говорили сами за себя, и ей удавалось хорошо сотрудничать со старым Прюнцем.

А вот смуглолицый Зайдар… его связи с фирмой оставались наиболее слабыми. В последнее время, когда морские чудовища сделались более агрессивными, цены на услуги нимродов, набивших руку на охране кораблей, значительно выросли; опять же, их не было так уж много. Эстлос Ньюте комбинировал, как только удавалось: контракт на рейс в одну сторону, совместные контракты, подключение к конвоям… Зайдара он заполучил точно так же. Перс закончил многолетнее сотрудничество с Кастигой, и в последнее время принимал только одиночные заказы, что не для всех было удобно; но Кристофф пользовался его услугами, когда только удавалось, и именно его нанял для охраны первого океаникоса, на все сто процентов являющегося собственностью Ньюте, Икита те Бербелек. Он даже начал титуловать Зайдара «первым нимродом компании», надеясь хоть немного причаровать реальность словами. Ихмет неизменно отвечал вежливыми, ни к чему не обязывающими письмами.

— Вчера я прочитал о смерти первого нимрода Африканской компании, — завел с ним Бербелек беседу на пахлави. — Но ваше путешествие прошло, вроде бы, без неприятных инцидентов?

— Если не считать сирен на Локолоидах. Но никаких убийств не было.

— Ах, мы никогда в тебе не сомневались. Особенно, эстлос Ньюте — он всегда о тебе крайне высокого мнения.

На эти слова Ихмет Зайдар склонил голову. Неопытные текнитесы, лишенные самоконтроля, или, как раз, самые опытные, слишком долго занимающиеся своим искусством, те, работа которых требовала многонедельных периодов непрерывного расстраивания антосов, как, собственно, текнитесы моря, месяцами ведущие суда в сильном зажиме собственных аур, или же текнитосы войны — стратегосы, аресы, они часто были не способны контролировать эти ауры, не умея их свернуть, снивелировать, посему отпечатывались в керосе тяжкой печатью независимо от обстоятельств, днем и ночью, наяву и во сне, в одиночестве и посреди толпы. Побочным эффектом долговременного присутствия на корабле такого нимрода бывали смертельные жертвы среди экипажа. Споры, подколки, приятельские соперничества, которые в иной раз закончились бы, самое большее, выбитым зубом — в короне нимрода заканчивались разбитыми головами, перерезанным горлом или утопленниками за бортом. Но Зайдар пользовался исключительно орошей репутацией.

— Это я заметил, — ответил он, щедро посыпав суп приправами. — Боюсь только, что придется разочаровать его.

— Но ведь ты даже не знаешь, какое предложение он хочет тебе сделать.

— Но предложение такое я получу, так? — Ихмет вопросительно глянул на покрасневшего Иеронима.

Пан Бербелек ответил ему взглядом. Глаза перса были голубыми, словно чистая и ясная синь весеннего неба, посаженными в сетках глубоких морщин сильно загоревшей кожи — морщин от солнца и ветра, поскольку Зайдар не выглядел старше тридцати с небольшим лет. На самом деле, ему давно уже исполнилось шестьдесят, если не все семьдесят, только морфа удерживала Материю в крепком объятии. Тело, это всего лишь одежда для разума, как писали философы. Одежды его тела тоже обманывали: Ихмет одевался по хердонской моде, простой покрой, цвета белый, черный и серый, узкие ногавицы и такие же рукава, рубашка зашнурована под самую шею. Лишь черная борода была пристрижена на измаилитский манер.

— Ты подписал уже контракт с кем-то другим?

Перс отрицательно покачал головой, сглатывая горячий суп.

Иероним лишь вздохнул и склонился над своей тарелкой.

Долгое время они молчали, прислушиваясь к громкой беседе эстлоса Ньюте, капитана Прюнца и Трепт. Хайнемерле возбужденно рассказывала о чудесах южно-хердонских портов и дикарях с экваториальных островов, о животных наркотиках и экзотических морфозонах. В перерыве между блюдами рытеру принесли подтвержденный манифест «Филиппа», и Кристофф заново начал высчитывать ожидаемую прибыль.

— На севере тоже, в тех громаднейших пущах, — продолжала рассказывать тем временем Хайнемерле, — а они тянутся от Океаноса до Океаноса, во всяком случае, до Мегоросов, до шестого листа, и Анаксегирос еще не врос там настолько глубоко, чтобы выдавить диких кратистосов, на самом севере или, к примеру, в Хердон-Арагонии; когда мы ожидали товар, то разговаривала с поселенцами — мифы это или правда, трудно сказать — возможно, они уже растворяются в короне Анаксегироса, все эти города из живого камня, реки света, хрустальные рыбы, тысячелетние змеи, что мудрее людей, и цветы любви и ненависти; деревья, в которых рождаются даймоны леса — вот скажи, Ихмет, ведь ты же все видел своими глазами.

— Не умею я рассказывать.

— На корабле, когда впал в меланхолию, ты мог рассказывать очень долго…

— Потому что, то были чужие рассказы, — усмехнулся под носом Зайдар.

— Не поняла, — рассердилась Трепт. — Так что выходит? Враки были? Врать ты, выходит, умеешь?

— Дело не в том, — тихо отозвался пан Бербелек, отламывая хлеб. — Истории, повторяемые за кем-то, могут быть неправдивыми, и это нас освобождает от ответственности. Зато, говоря о собственных приключениях…

— Что? — перебила та его. — Что ты, собственно, хочешь сказать? Будто откровенным можно быть лишь во лжи? Такие зеноновки[1] хороши лишь для детей.

Пан Бербелек пожал плечами.

— Я люблю делиться рассказами, — буркнула Хайнемерле. — Какой смысл ездить по свету, если никому не рассказать о том, что видел?

Перед тем, как подали десерт, Ньюте подписал банковские письма с личными премиями, не зависимыми от гарантированных договором четырех процентов прибыли для капитана и двух для навигатора. Трепт начала многословно благодарить, Зайдар даже не глянул на свое письмо.

Иероним коснулся его плеча.

— Спокойная старость?

Ихмет сделал жест, защищающий перед Аль-Уззой.

— Уж лучше, нет. Хотя, да, эстлос, ты прав — уж начинаю считать теряющееся время. Недели в море… капли крови в клепсидре жизни; я чувствую каждую из них, они спадают словно камни, так что человек вздрагивает…