Анатолий Маркуша - Умру лейтенантом

• Название: Умру лейтенантом
• Автор: Анатолий Маркуша
• Издательство: Издательский Дом «Вестник Воздушного Флота»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-901808-04-5

90-летию ВВС России посвящается

Современная Авиация родилась из мечты. «Не мы, а правнуки наши будут летать по воздуху, ако птицы», — говорил еще Петр I.

Сколько лет мечте — не сосчитать. Сколько лет Авиации — общеизвестно. По историческим меркам она родилась вчера. А сегодня мы уже не можем представить себе полноценную жизнь без нее. Хотя, если постараться, представить можно: от Москвы до Владивостока — на поезде, из Европы в Америку — на корабле…

Современная Авиация — это сверхзвуковые скорости и стратосферные высоты, это передовые технологии и прецизионное производство, это огромный парк летательных аппаратов различного класса и назначения. Современная авиация — это престиж и национальная безопасность государства.

Перед вами, уважаемые читатели, третий том сочинений летчика с довоенным стажем, писателя Анатолия Маркуши. Анатолий Маркович знает о небе и полете не понаслышке. Он свидетель и непосредственный участник многих важных событий в истории отечественной Авиации. На его книгах выросло не одно поколение людей, влюбленных в Авиацию, посвятивших ей свою жизнь. В год 90-летия Военно-воздушных сил пусть это издание станет подарком всем, кто посвятил свою жизнь Авиации, и кто еще только собирается сделать свой выбор.

_{Рисунки художника В. Романова}

---

Думал тогда и сегодня думаю: случится ли в моей жизни другой Евгений Николаевич, не знаю. Берегу память о том, с кем общение продолжалось всего-то несколько суматошных дней, а вот, поди ты, не идет из головы.

Летчик.

6

Подполковник Решетов пристально поглядел в лицо подполковнику Щусеву, кашлянул и не очень решительно начал:

— Мы не на собрании, Павел Васильевич, так что позвольте начистоту: мне нужно оценить ситуацию по существу, пожалуйста, оставьте ваши общие рассуждения «в общем и целом»…

— Вы думаете, Василий Кузьмич, я знаю что-то, о чем не знаете вы? Ошибаетесь! Даю слово. Вот прилетит командир…

— Удивляюсь вам. Штаб, а тем более вы должны предугадывать мысли командира, предлагать ему варианты возможных решений, а не повторять за ним. Я устал попугайствовать! А вы?

— Иронизируете, Василий Кузьмич? Хитрец, хитрец вы однако и опасный интриган.

Все было здорово придумано и расписано по минутам. Ровно в семь ноль-ноль над точкой должен появиться бомбардировщик, из машины выпрыгнуть и спуститься на парашюте пилот, а Б-25 — сохранившийся со времени войны «американец» — продолжить полет на автопилоте. В семь ноль пять на точку выходят «миги», парой, и атакуют «американца». Мыслилось — одна атака, цель поражена! Дальше предполагались аплодисменты и общее ликованье. А пятью минутами позже — новый «американец» над точкой и новая пара «мигов» в атаке.

Вот так было придумано и расписано, то есть, расписано на самом деле все было много подробнее — указывались строгие границы стрельб, минимальная высота и направление атаки, порядок выхода на огневую позицию, подробно перечислялись особые случаи, что могут, хотя скорее всего ни в коем случае не возникнут…

Мы, летчики, запланированные на это представление, два дня учили, что, как и когда делать, рисовали схемы, отвечали на контрольные вопросы, а еще проигрывали весь цирк «пеший по летному» — раскинув «руки-крылья» топали по плацу, имитируя заход на цель, перестроения и все прочие действия, что нам предстояли в воздухе.

Для чего, однако, понадобилось это грандиозное, дорогостоящее и рискованное представление? Объясняю. В ту пору абсолютной уверенности в ракетах «воздух-воздух» еще не было. Как обычно, в новой технике больше всех сомневались те, кто стоял от нее дальше — наземники. А от них во многом зависело общее благополучие Военно-воздушных сил. Авиация, заметьте, никогда над пехотой не главенствовала, а вот подчиняться наземному командованию нам приходилось. Поэтому наше командование и решило пригласить на дальний степной полигон самого Маршала и показать ему в натуре, как замечательно мы научились управляться с ракетным оружием. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Сами знаете.

Учитывалось: наземники авиацию не обожают — аристократы, мол, паршивые эти летчики! Шоколад жрут! Вот бы поползали по болотам на пузе, не так небось петь стали… Возражать словесно не имело смысла. Лазать по болотам на пузе нам, действительно, не приходилось, так что надо было показать товар лицом в воздухе.

Что же касается приговоренных к расстрелу «американцев», жалеть их не приходилось: машины давно свое отлетали, были списаны, и только ради ожидавшегося представления инженерная служба с большим скрипом продлила им ресурс ровно на один полет.

Без двадцати минут семь мы разошлись по самолетам. Осмотрели машины, как обычно расписались в тетрадях приема и сдачи материальной части, обменялись ничего особенного не значившими словами с механиками. Без пяти минут семь я занял место в кабине.

Вот-вот должна была прозвучать команда первой паре: «Запуск», но… команды мы не услышали. А в семь ноль-ноль поступило распоряжение:

— «Атропины», готовность переносится на семь тридцать. Как поняли, «Атропины», — на семь тридцать готовность?

Потом готовность переложили на восемь и снова спросили, как мы поняли. В ответ кто-то, не назвав своего позывного, нахально осведомился:

— Кто проспал?

— Отставить разговорчики, «Атропины»!

Тем временем над выжженной бурой степью резво поднималось солнышко. Чем выше оно взбиралось, тем сильнее припекало. Небо заметно меняло окраску — исчезала утренняя голубизна, накапливалась белесость, утрачивался бодрый блеск. По всем признакам следовало ждать дикую жару и обычную для этих забытых богом мест пыльную дымку.

В восемь ноль-ноль готовность перенесли на восемь тридцать.

Говорят: нет хуже ждать и догонять. В этот день мы получили исчерпывающую возможность убедиться в мудрости этой старой поговорки. Однако не стану опережать события.

В десять пятнадцать, когда мы уже вконец извелись от жары, безделья и полнейшей неясности — что же происходит? — прозвучала, наконец, команда:

— «Атропин-шестой», — к запуску!

Первой парой выходить на цель следовало майору Тюрину и капитану Севруку; следом с интервалом в десять минут — нам с Батей, потом, еще через десять минут — капитану Конышеву с капитаном Цоем и так далее — всего пяти или может быть шести парам.

Сидя в кабине, истекая потом, я видел, как пролетел стороной первый «американец». Он шел на тысяче с небольшим метров высоты и смотрелся впечатляюще — подкрадывающийся к цели противник… По рации я услыхал незнакомый голос: «Лаванда», я — «Ромашка-девятый», разрешите покидание?

— «Ромашка-девятая», — откликнулся командный пункт, — покидание разрешаю.

И тут же от Б-25-го отделилась черная точка, пролетела в свободном падении метров двести, и в небе полыхнула белая вспышка — купол растянулся и наполнился. А я подумал: слава богу! Странная штука, мне никогда не приходит в голову сомневаться в надежности парашютных систем, но все равно, каждый раз, когда в небе распускается чей-то купол, я испытываю мгновенное сладостно пронизывающее чувство невероятного облегчения. И это с тех пор, как я мальчишкой был свидетелем свободного падения человека с восьмисот метров и до земли. Такое из памяти не уберешь. Парашютист достиг земли, а в наушниках загремел аффектированный голос майора Тюрина:

— «Лаванда, лаванда, лаванда»! Я — «Атропин-два», к атаке готов!

— «Атропин-два», спокойно, спокойненько атакуйте. — И тут же последовали команды нашей паре: — Запуск. Выруливание. Взлет!

С годами, когда втянешься в летную жизнь, от праздничности аэродромных команд мало чего остается, так — едва ощутимые следы былой магии. Мы спокойно запустили двигатели, не спеша вырулили, опробовали тормоза и нормальным порядком взлетели. В сознании запечатлелось: жарко, даже очень жарко… над головой появились первые облачка… белые-белые, будто лохмотья пены для бритья… облачка взбухали и круглились…

Тюрин ссадил своего «американца» первой же ракетой. Правда мы этого не видели, но все слышали — по рации.

«Лаванда, лаванда, лаванда!» — торжествовал его восторженный тенор — «Атропин-второй» ваше задание выполнил полностью…

Поощрила ли его земля, не знаю: отвлек Батя. Он показал в этот момент рукой — перестройся вправо. Переходя под машиной командира на указанную мне сторону, я заметил нашего «американца» и обнаружил тугой парашютный купол, под которым телепался тот бедняга, что пригнал нашу цель. Я усиленно вертел головой, стараясь оценить обстановку… Сейчас, одну минутку!..

— Оружие, — сказал Батя. Я понял — командир напоминает: включи тумблер, сними предохранительную скобу, словом, будь готов сработать за него, если произойдет какая-то задержка с пуском у ведущего. Следом он постучал себе по голове и поднял большой палец, после чего просигналил рукой — оттянись, не подлезай слишком близко…

…И обстановка мне не понравилась: точно по курсу следования цели одно за другим стремительно раздувались облачка. Отдаленно они напоминали вспухающие коробочки зрелого хлопка. Батя доложил о нашей готовности к атаке и получил разрешение земли.

И тут цель нырнула в первое облачко.

Мы действовали в точном соответствии с теми схемами, что рисовали два дня подряд, но цель, не отработавшая всего опешим по летному», благополучно ушла и Батя атаковать не успел.

Конечно, мне бы следовало резко отвернуть вправо, чуть выждать и перехватить «американца», как только он выползет из облачка. Там, будьте уверены, в настоящих боевых условиях я бы непременно и поступил, но здесь я держался ведущего, шел за его крылом, словно преданный бульдог у ноги своего хозяина.

Почему?

Только потому, что так было предписано, утверждено и отработано на земле — пары не разрываются! И не рассуждать: пара есть основная тактическая единица при ведении воздушного боя!

Пока мы выполняли маневр для повторного захода, я успел крамольно подумать: «А все почему так пошло, потому что товарищ Маршал изволили очевидно проспать. В семь ноль-ноль никаких облаков не было».