Роман Шмараков - Овидий в изгнании

• Название: Овидий в изгнании
• Автор: Роман Шмараков
• Жанр: Детская проза

В книге Романа Шмаракова прорабы и сантехники становятся героями «Метаморфоз» Овидия, летучие рыбы бьются насмерть с летучими мышами, феи заколдовывают города, старушки превращаются в царевен, а юноши – в соблазнительных девиц, милиционеры делятся изящными новеллами и подводные чудовища сходятся в эпической баталии. «Овидий в изгнании» – лаборатория, в которой автор весело и безжалостно потрошит множество литературных стилей и жанров от волшебной сказки и рыцарского романа до деревенской прозы, расхожей литературы ужасов, научной фантастики и «славянского фэнтэзи» и одновременно препарирует ткань собственной книги. В этом невероятно смешном романе-фантасмагории, написанном классическим филологом и известным переводчиком античной поэзии, гротеск соседствует с абсурдом, бытописательство с безудержной фантазией, шутовство – с дерзкими и точными описаниями окружающего нас культурного хаоса.

---

– Военное время, – заметил Эдгар. – Все руки заняты.

– Тот, кто ради необходимого жертвует излишним, – надменно сказала барабулька, – рискует остаться без необходимого.

– Элли, мы уже дебатировали этот вопрос, – холодно заметила владычица, и барабулька смолкла.

– А что здесь глубочайшего? – спросил сантехник.

– Это стиль океанских исследователей, – пожала плечами владычица. – Надо к нему привыкнуть. Репарат вполне мог написать: «недалеко от столицы, там, где находится хранилище глубочайшей учености».

– Gazofilacia eruditionis profundissimae, – сказал Эдгар. – Вполне в его стиле. Я читал его бортовой журнал, в «Ривиста деи баратри» за прошлый год. Вы читали? – любезно адресовался он к одернутой барабульке.

– И чем плоха эта версия? – спросил Ясновид.

– Да в общем-то, ничем, – отвечала владычица. – Выглядит вполне правдоподобной.

– Чего же медлим? – спросил он. – Я поел уже, спасибо, все было очень вкусно, можем собираться.

– Погоди. Есть еще в-третьих.

– Хотелось бы ознакомиться, – сказал сантехник. – Прежде чем делать окончательные решения.

– Близ затонувшего галиона «Сан Эстебан», – начала она, – широко известного в молодежных кругах как место готического досуга…

– День рыбака там празднуют, – не утерпела барабулька Элли.

– …есть такое легендарное место пищевкусового туризма, как Женско-виноградная посадка Мухлемуза.

– Чего-чего посадка? – спросили обедающие.

– Это была такая влиятельная организация, – сказала она. – На заре гендерных движений. Аббревиатура от «Муж Хлестал Меня Узорчатым». Боролись, чтоб не хлестал.

– И как? – спросили все. – Не хлещет?

– Ну, конечно, легче стало с этим, – сказала она. – Хотя сразу сказался дефицит методов.

– Вот не надо разбрасываться тем, что успело себя зарекомендовать, – хмуро сказал единорог.

– Производились акции, – рассказывала владычица. – Мелом рисовали на асфальте. Много всего предпринималось. И, в частности, открыли эту посадку. В торжественной, но теплой обстановке.

– Я говорил речь, – с самодовольством вспомнил Эдгар. – «Без Вакха скучает Венера».

– За ней следили некоторое время, как за символом, – продолжила владычица. – Разбили даже из нее лабиринт. После продолжительных блужданий, как систематических, так и нет, он неизменно выводил к храму Равноправия.

– Эгалите, – сказал Эдгар. – Из моржового клыка строили. Для одной колокольни сто моржей обездолили, исключительно яркая архитектура.

– Потом посадка разрослась, и лабиринт стал местами непроходимым.

– Просто лесок, – уточнил Эдгар.

– Те, кто туда ездит, впадают в глубочайшее опьянение…

– Ebrietati profundissimae subditi, – с готовностью подсказал Эдгар.

Единорог, слушавший с чрезвычайным интересом, попросил уточнить, что именно этот лесок виноградных женщин собой представляет. «Этого и не опишешь, – сказала владычица. – Лучше самому увидеть». Он кивнул и занялся заливным.

– Так, может быть, там? – спросил Ясновид.

– Может быть, – кивнула она. – Там нехоженых мест много кругом. Там ведь люди окрестностей не изучают.

– Что же выбрать? – спросил сантехник. – Библиотеку или женский лес?

– По новым сведениям дозоров, – сказала владычица, – Торн с войском сменил направление и, сколько можно полагать, идет в сторону библиотеки. Возможно, он тоже получил известия о находке Репарата. Потому мне кажется предпочтительней отправиться туда.

– Давайте до конца дочитаем, – сказал Ясновид.

– Ну, дальше все понятно, – заметила владычица, глядя в листы. – Скорейшим образом значит, что он ждет нашего прибытия, обещая сделать все, что в его силах, для охраны стола.

– В латинском варианте эта мысль как-то осторожнее выражена, – заметил Генподрядчик. – «По мере возможности». Складывается ощущение, что душу за стол он не положит.

– Было бы странным этого требовать, – сказала владычица. – На этом он прощается. Позвольте мне прочесть письмо целиком, как мы его поняли.

«Благоверному и препрославленному, великому и разумному, мудрому, и справедливому, и милосердому владыке морей, первому в царях царю, обдержащему Атлантическое царство и иных многих областей держателю и государю, всея Белыя, Красныя, Карския и Лаптевых пучины обладателю и повелителю, могущему пастырю китов, покоренным милостивому пощадителю, Бермудского и прочих треугольников искусному начертателю, Саргассова вертограда насадителю и рачителю, Левиафана пучинного всевластному преогорчителю, и прочая, недостойный его милости флотоводец Репарат». Это титул, – пояснила она, – так положено. «Повергаю к Вашим стопам радостную весть о том, что я нашел небезызвестный (the) стол. Истомленный долгими странствиями, подарившими мне, однако, знание многих городов и обычаев, я напоследок обнаружил его недалеко от города атлантов, примерно в пятнадцати кабельтовых на северо-восток, близ того вместилища глубочайшей мудрости, которое, к глубокому прискорбию, до сей поры не познало радостей инвентаризации…»

Тут неожиданно запротестовал единорог, заявивший, что по данному пункту отнюдь не достигнут консенсус и что некоторым вариант с плантациями представляется во всех отношениях предпочтительнее.

– Хорошо, – кротко сказала владычица. – Предположим. «…недалеко от галиона, носящего имя Св. Себастьяна и воистину лучшего из тех, что ходили под испанским флагом, близ тех женских мест, посетители которых подвергают свою жизнь и разум глубочайшему опьянению…»

– Вот! – кричал единорог. – Гораздо правдоподобнее!

– Предлагаю голосовать, – сказала владычица. – Кто за библиотеку?

За библиотеку высказались Ясновид, Генподрядчик, сантехник и Эдгар. Владычица как автор проекта в голосовании не участвовала.

– Четверо, – сказала она. – Кто за опьянение?

За опьянение проголосовал единорог и странным образом примкнувшая к нему барабулька Элли. Владычица выразила желание услышать ее аргументы. Барабулька заявила, что придерживается этого мнения из глубинного патриотизма, поскольку гидрографическая библиотека свалилась на них сверху, а плантации Мухлемуза – их собственная история и судьба, с которой они сражались и пели. Море не надо недооценивать, заявила барабулька, оно еще есть. Тут ее накрыли платком, и она уснула.

– В таком случае, Эдгар, – сказала владычица, – отчего бы тебе не сопроводить тех, кто за опьянение, для обследования посадки, пока мы навестим библиотеку? Потом встретимся здесь и расскажем о результатах.

Эдгар изъявил готовность.

– Прекрасно, – сказала она. – Таким образом, «в этих-то местах и был найден стол. В ожидании того, что, прибыв сюда скорейшим образом, вы примете его под свою высокую руку, я намерен делать все, что в моих силах, дабы сберечь его для вашего величества, не будучи, однако, склонен отдавать за него свою душу, поскольку душа моя принадлежит единому Богу. Засим остаюсь навеки ваш Репарат. Всего наилучшего, и до скорой встречи».

Скат манта был подан к главному подъезду; владычица с Ясновидом, Генподрядчик без пары и сантехник с Трафальгарским Триумфом взобрались скату на спину, и он бесшумно понесся над подводными горами и долами, плавно взмахивая огромными крыльями. Под ними плыли благословенные пажити океанского дна, поля праздничных голотурий, змеистых офиур и неуживчивых морских ежей, применение которых против кавалерии давно осуждено всеми разумными людьми, охристые долы, расцвеченные сиреневыми горгонариями, бело-оранжевыми актиниями, щепетильными в знакомствах, и кораллом «оленьи рога»; рыба-ангел, резное золото в лазури, тихо проплывала средь карминных водорослей на скалах, гигантские тридакны приоткрывали волнистые створки, расправляя мантию, слепой осьминог цирротаума, описать которого невозможно, поднимал свой молочно-светящийся каркас из чернильных бездн, лангусты, выстроившись нескончаемой цепочкой, маршировали по дну, привлекая внимание всех заинтересованных, и, хищная роскошь пучин, морские звезды – здесь были и Evasterias retifera, в синей сетке на голое тело, как мудрая девица, посрамившая царя, и Crossaster papposus, малиновая, с шестнадцатью лучами, неутомимый ходок, способный есть тех, кто больше него самого, и Trophodiscus uber, как японская женщина, с молодью на спине, и Urasterias lincki, в фамильярной позе, словно на диване у хороших друзей, – все они грелись на теплых шевелениях воды, не зная, впрочем, что такое вода, но в совершенном сознании, что служат украшением миру, и невозмутимо поглядывали на стесненно держащихся моллюсков.

Средний сантехник сел на краю ската и болтал ногами в кильватерной струе.

– О чем думаешь? – спросил Генподрядчик. – О своей главе? Как по-твоему, образуется все? Я чего-то нервничаю.

Средний сантехник покосился на него и сказал:

– Не горюй, Аладдин. Коврик мигом домчит нас до Аграбы.

– Смешно сказал, – сказал Генподрядчик. – Удалось зацепить чувство комического.