Вильгельм II Гогенцоллерн - События и люди. 1878-1918

• Название: События и люди. 1878-1918
• Автор: Вильгельм II Гогенцоллерн
• Издательство: Харвест
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 985-13-1617-2

Мемуары бывшего германского императора Вильгельма II-го представляют собою интересный человеческий документ. Каковы бы ни были настоящие качества Вильгельма II-го, как человека и правителя, нельзя отрицать, что он в течение целого ряда лет занимал одно из первых мест на мировой исторической арене. И до войны 1914 - 1918 г. и в особенности во время ее действия высказывания немецкого императора приковывали к себе самое напряженное внимание на всем пространстве нашей планеты.

---

Наше международное положение еще больше затруднялось из-за того, что мы были вынуждены строить флот для защиты нашего благосостояния, которое в немалой степени базировалось на 19 миллиардах ежегодного германского экспорта и импорта. Предположение, будто мы строим флот для того, чтобы напасть на английские морские силы, далеко превосходившие наши, и уничтожить их, является абсурдным, ибо при фактическом соотношении сил на море мы не могли бы победить англичан. На мировом рынке мы все равно двигались вперед в соответствии с нашими планами, и в этом отношении нам не на что было жаловаться. Зачем же нам надо было ставить на карту плоды нашей мирной работы?

Во Франции с 1871 года заботливо лелеяли идею реванша. И в беллетристике, и в политической и военной литературе, в офицерском корпусе, в школах, в различных общественных организациях, в политических кругах   всюду эта идея культивировалась во всевозможных вариациях. Я могу понять это настроение. Исходя из здоровой национальной точки зрения, следует в конце концов признать, что для всякого народа гораздо почетнее желание уничтожить плоды нанесенного ему поражения, чем молча проглотить его. Но Эльзас-Лотарингия уже в течение многих столетий была коренной немецкой областью. Она была в свое время захвачена Францией, а в 1871 году мы взяли ее обратно, как принадлежащую нам по праву. Поэтому война с целью реванша, предпринятая для завоевания исконно немецкой области, была незаконной и антиморальной. Уступка с нашей стороны в этом вопросе явилась бы пощечиной и нашему национальному чувству, и чувству законности вообще. Поскольку Германия никогда не могла согласиться на добровольное возвращение Франции Эльзас-Лотарингии, французская мечта о реванше могла быть осуществлена лишь победоносной войной, которая должна была продвинуть французские границы до левого берега Рейна. Германия же, наоборот, не имела никаких причин ставить на карту свои завоевания 1871 года. Она должна была, несомненно, стремиться сохранить мир с Францией, тем более что объединение держав, направленное против германо-австрийского двойственного согласия, выступало все более отчетливо.

В России дела складывались так, что мощная царская империя стремилась к выходу в южные моря. Это стремление естественно, и его нельзя осуждать. Помимо того, вражда, возникшая между Россией и Австрией главным образом из-за Сербии, затрагивала в то же время и Германию постольку, поскольку последняя была в союзе с Австро-Венгрией. К тому же в царской России постоянно происходило внутреннее брожение. Поэтому каждое царское правительство считало полезным держать наготове опасность внешних конфликтов, чтобы иметь возможность в любое время отвлекать народ внешними затруднениями от внутренних проблем, создавая, таким образом, клапан для разряжения сгущенной политической атмосферы внутри страны. Огромная потребность России в займах покрывалась почти исключительно во Франции. В Россию перешли свыше 20 миллиардов французских золотых франков, расходованием которых Франция отчасти сама и распоряжалась. При этом имелось в виду использовать французские займы исключительно для стратегических мероприятий, направленных к подготовке войны. Золотой цепью французских миллиардов царская империя не только была прикована к Франции в финансовом отношении, но и связала себя с французской идеей реванша.

Таким образом, в конечном счете Англия, Франция и Россия, как видно, по разным причинам преследовали одну общую цель   сломить Германию. Англия, руководимая в своей вражде к Германии мотивами торгово-политического характера, Франция   жаждой реванша, Россия, спутница Франции,   соображениями внутренней политики и желанием пробиться к южным морям. Эти три великие державы должны были встретиться на одном пути. Объединение всех этих устремлений для общих планомерных действий против Германии мы и называем политикой окружения.

В связи с этим нельзя не учесть значение только недавно ставшего известным и детально рассмотренного мною в главе «Гогенлоэ» «gentleman’s agreement» (джентльменского соглашения), о котором я во время моего царствования вообще ничего не знал. Услышав о нем, я тотчас же осведомился о подробностях у г-на фон Бетмана. Он несколько уклончиво ответил мне в письме, что кое-что в этом духе действительно имеется в документах Министерства иностранных дел. Тогдашний немецкий посол в Вашингтоне фон Голлебен действительно конфиденциально донес как-то об этом «gentleman’s agreement», но не сообщил источника своей информации. Поэтому Министерство иностранных дел не придало никакого значения всему этому делу, и мне о нем не сообщили. Таким образом, «gentleman’s agreement» фактически не оказало никакого влияния на политику Германии. Оно, однако, доказывает, что англосаксонский мир еще в 1897 году сомкнулся против нас, и вскрывает в то же время причины многих затруднений германской политики. «Gentleman’s agreement» объясняет также поведение Америки во время войны.

Зато об «Entente cordiale»[7], его целях и причинах возникновения мы, напротив, очень хорошо знали, и именно оно имело решающее значение для определения направления всей нашей внешней политики.

Группировка Англии, Франции и России, т. е. трех сильнейших великих держав, заставила Германию сделать для себя лишь один политический вывод: надо во что бы то ни стало избежать решения вопроса о будущем Германии силой оружия до тех пор, пока мы в хозяйственном, военном, морском и национально-политическом отношении не завоюем себе такое реальное международное положение, что нашим противникам придется отказаться от риска проводить насильственную политику по отношению к нам и предоставить нам ту долю участия в хозяйственном мировом строительстве, которую мы заслуживаем.

Мы не хотели и не могли ставить на карту наше благосостояние, с таким трудом добытое. Таким образом, выросло следующее противоречие: цели Антанты могли быть достигнуты лишь посредством войны, Германия же могла добиться своих целей, только избежав войны. Об этом основном факте следует всегда помнить: он имеет гораздо более решающее значение, чем все остальное. Поэтому я здесь не вхожу в более детальное рассмотрение вопроса о возникновении войны, не касаюсь бельгийских или других донесений и телеграмм накануне войны. Основательная разработка этих исторических деталей   дело исторического исследования.

Мы правильно оценили свое положение и действовали соответствующим образом.

Мы всячески стремились к сближению с Англией. В свое время мы согласились на требование ограничить военно-морское строительство, о чем я уже говорил, описывая посещение Берлина Гальданом. Я пытался при этом использовать свои родственные связи в Англии. Все было напрасно. Деятельность короля Эдуарда VII объясняется прежде всего именно тем, что он был англичанином и стремился осуществить планы своего правительства. Немалую роль при этом сыграло политическое честолюбие короля, вступившего на престол лишь в немолодом возрасте. Мы во всяком случае делали все возможное, чтобы пойти навстречу Англии. Это было тщетно, ибо цифры германского экспорта росли. Мы же, понятно, не могли ограничить свою внешнюю торговлю только для того, чтобы сделать приятное Англии. Это уже значило бы требовать от нас слишком многого.

При обсуждении нашей политики по отношению к Англии всячески критикуется тот факт, что мы в свое время отклонили предложение английского министра колоний Чемберлена об англо-германском союзе. Однако, если внимательно присмотреться, то это дело рисуется совершенно в ином виде, чем его стремились представить. Во-первых, Чемберлен привез письмо английского премьера лорда Солсбери Бюлову, в котором лорд Солсбери давал понять, что Чемберлен действует лично от себя, а не от имени всего английского кабинета. В этом можно было видеть вполне допустимый дипломатический ход со стороны английского правительства, оставлявший свободу действий английскому кабинету, который, как известно, зависит от парламента. Однако впоследствии выяснилось, что либеральная партия в Англии относилась тогда к идее англо-германского союза отрицательно. И все же Бюлов с моего согласия вступил в детальные переговоры с Чемберленом, так как приходилось иметь в виду, что мы, быть может, имеем дело лишь с обычным, охотно практикуемым в Лондоне дипломатическим ходом: послав вперед с определенной миссией Чемберлена, английский кабинет все же хотел сохранить за собой полную свободу действий. Переговоры Бюлова с Чемберленом определенно выяснили, что англо-германское соглашение предполагалось направить против России. Чемберлен недвусмысленно говорил о войне, которую предполагалось объявить России после заключения англо-германского соглашения. Граф Бюлов в полном согласии со мной вежливо, но решительно отклонил эту попытку со стороны англичан нарушить европейский мир. Он поступил совершенно в духе великого канцлера. Ибо князь Бисмарк отчеканил свой взгляд на англо-германские отношения в следующем метком изречении, которое я сам неоднократно слыхал в бисмарковском семейном кругу: «Германия никогда не должна стать шпагой Англии на континенте». Мы, таким образом, последовательно проводили лишь нашу старую внешнюю политику, отклоняя всякое предложение, которое могло вызвать войну, не преследующую цели обороны родной страны. Отклонение предложения Чемберлена является доказательством миролюбия Германии.