Сергей Есенин - Том 6. Письма

• Название: Том 6. Письма
• Автор: Сергей Есенин
• Издательство: Наука
• Жанр: Поэзия
• Год: 1999

В наст. томе собраны оказавшиеся доступными составителю письма, записки и телеграммы Есенина к отдельным лицам.

Письма Есенина — ценный документальный материал для изучения жизни и творчества поэта. Они позволяют также расширить общее представление о литературном процессе в России 1910-х — 1920-х гг.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Не знаю, много ли времени продолжится это животное состояние. Я попал в тяжелые тиски отца. Жаль, что я молод!… Никак не вывернешься.

Не знаю, что и писать, и голова тяжела, как свинец.

Отовсюду по роже скользит влага. Удрученное состояние. Скоро поеду в Рязань.*

Слушай, ты пропиши Павлову, что я писать пока ему погожу. Но я, скажи ему, весьма всем доволен и очень рад, что его духовный перелом увенчался смиренным Раскаянием.* Я нисколько на это не сетую.

Все остальное я объясню тебе после.

Присылай наклейку. Я купил Надсона за 2 р. 25 к.,* как у Хитрова, только краска коричневая.

Слишком больно голову.

С. Е.

Спроси его, как конкурс?*

Панфилову Г. А., 16 марта — 13 апреля 1913

Г. А. ПАНФИЛОВУ*

Между 16 марта и 13 апреля 1913 г. Москва

Дорогой Гриша! Извини, что запоздал ответом. Вопрос о том, изменился ли я в чем-либо, заставил меня подумать и проанализировать себя. Да, я изменился. Я изменился во взглядах, но убеждения те же и еще глубже засели в глубине души. По личным убеждениям я бросил есть мясо и рыбу,* прихотливые вещи, как-то вроде шоколада, какао, кофе не употребляю и табак не курю. Этому всему будет скоро 4 месяца. На людей я стал смотреть тоже иначе. Гений для меня — человек слова и дела, как Христос. Все остальные, кроме Будды, представляют не что иное, как блудники, попавшие в пучину разврата. Разумеется, я и имею симпатию и к таковым людям, как,* напр<имер>, Белинский, Надсон, Гаршин и Златовратский и др., но как Пушкин, Лермонтов, Кольцов, Некрасов — я не признаю. Тебе, конечно, известны цинизм А. П<ушкина>, грубость и невежество М. Л<ермонтова>, ложь и хитрость А. К<ольцова>, лицемерие, азарт и карты, и притеснение дворовых Н. Н<екрасовым>.* Гоголь — это настоящий апостол невежества, как и назвал его Б<елинский> в своем знаменитом письме.* А про Некрасова можешь даже судить по стихотвор<ению> Никитина «Поэту обличителю».* Когда-то ты мне писал о Бодлере и Кропоткине, этих подлецах, о которых мы с тобой поговорим после.* Жаль, что не приходится нам увидеться, мы бы поговорили чередом, а не как в письмах. На пасху я поеду домой и не теряю надежды съездить к тебе,* хотя бы на один день. Недавно я устраивал агитацию среди рабочих, письмом.* Я распространял среди них ежемесячный журнал «Огни»* с демократическим направлением. Очень хорошая вещь. Цена годовая 65 к. Ты должен обязательно подписаться. После пасхи я буду там помещать свои вещи.*

Уж ты, брат, постарайся, напиши другую наклеечку. Если ты ее посылал в том письме, то, значит, ей и капут, она, вероятно, уже сгинула.* Жаль, что я не люблю писать письма. Я бы все вылил, что чувствовал. Гриша, напиши, что ты там затевал творить.* Очень мне интересно знать, что бы это было.

——

Вот тебе стихотворение нашего современного поэта Корецкого, очень хорошее по мысли*: Наклонившись над жалкой фиалкой, Ты сегодня спросила меня: «Отчего такой хмурой и жалкой Она стала в сиянии дня?» О Дитя! Так и сердце поэта Расцветает, где сумрак ночной, Там, где много и красок и света, Бесполезно блистать красотой.

——

Любящий т<ебя> С. Е.

Панфилову Г. А., 23 апреля 1913

Г. А. ПАНФИЛОВУ*

23 апреля 1913 г. Москва

Москва. 23 апреля 13 года. Милый Гриша, извиняюсь перед тобой за свое неисполненное обещание.* Условия, Брат, условия помешали. Точки и запятые стали на пути и заградили дорогу. Тебе странными покажутся эти слова, но, к сожалению, увы! — это правда.

Итак, я бросил есть мясо, рыбы тоже не кушаю, сахар не употребляю, хочу скидавать с себя все кожаное, но не хочу носить названия «Вегетарианец». К чему это? Зачем? Я человек, познавший Истину, я не хочу более носить клички христианина и крестьянина, к чему я буду унижать свое достоинство. Я есть ты. Я в тебе, а ты во мне.* То же хотел доказать Христос, но почему-то обратился не прямо непосредственно к человеку, а ко Отцу, да еще небесному,* под которым аллегорировал все царство природы. Как не стыдны и не унизительны эти глупые названия? Люди, посмотрите на себя, не из вас ли вышли Христы и не можете ли вы быть Христами. Разве я при воле не могу быть Христом,* разве ты тоже не пойдешь на крест, насколько я тебя знаю, умирать за благо ближнего. Ох, Гриша! Как нелепа вся наша жизнь. Она коверкает нас с колыбели, и вместо действительно истинных людей выходят какие-то уроды. Условия, как я начал, везде должны быть условия, и у всего должны причины являться следствием. Без причины не может быть следствия, и без следствия не может быть причины.* Не будь сознания в человеке по отношению к «я» и «ты», не было бы Христа и не было бы при полном усовершенствовании добра губительных крестов и виселиц. Да ты посмотри, кто распинает-то? Не ты ли и я, и кого же опять, меня или тебя. Только больные умом и духом не могут чувствовать это. Войдя в мое положение или в чье-либо другое, проверь себя, не сделал бы ли ты того, что сделал другой, поставь себя в одинаковые условия и в однородную степень понимания, и увидишь доказательство истинных слов: Я есть ты. Меня считают сумасшедшим и уже хотели было везти к психиатру, но я послал всех к Сатане и живу, хотя некоторые опасаются моего приближения. Ты понимаешь, как это тяжело, однако приходится мириться с этим и отдавать предпочтение и молиться за своих врагов.* Ведь я сделал бы то же самое на месте любого моего соперника по отношению к себе, находясь в его условиях. Да, Гриша, люби и жалей людей — и преступников, и подлецов, и лжецов, и страдальцев, и праведников: ты мог и можешь быть любым из них. Люби и угнетателей и не клейми позором, а обнаруживай ласкою жизненные болезни людей. Не избегай сойти с высоты,* ибо не почувствуешь низа и не будешь о нем иметь представления. Только можно понимать человека, разбирая его жизнь и входя в его положение. Все люди — одна душа.* Истина должна быть истиной, у нее нет доказательств, и за ней нет границ, ибо она сама альфа и омега.

В жизни должно быть искание и стремление, без них смерть и разложение. Нельзя человеку познать Истину, не переходя в условия и не переживая некоторые ступени,* в которых является личное единичное сомнение. Нет истины без света, и нет света без истины, ибо свет исходит от истины, а истина исходит от света. Что мне блага мирские? Зачем завидовать тому, кто обладает талантом, — я есть ты, и мне доступно все, что доступно тебе. Ты богат в истине, и я тоже могу достигнуть того, чем обладает твоя душа. Живое слово пробудит заснувшую душу, даст почувствовать ей ее ничтожество, и проснется она, и поднимет свои ослепленные светом истины очи и уже не закроет их, ибо впереди мрак готовит напасти, а затишье принесет невзгоды, она пойдет смело к правде, добру и свободе.

Так вот она, загадка жизни людей. Прочь малодушие. Долой взгляды на лета: мудрость, удел немногих избранных, не может быть мудростью. Всякий мудрый и всякий умен по-своему,* и всякий должен прийти к тому же, и для всякого одна истина: Я есть ты. Кто может понять это, для того нет более неразгаданных тайн. Если бы люди понимали это, а особенно ученые-то, то не было <бы> крови на земле и брат не был бы рабом брата. Не стали бы восстанавливать истину насилием, ибо это уже не есть истина, а истина познается в истине. Живи так, как будто сейчас же должен умереть,* ибо это есть лучшее стремление к истине. Человек! Подумай, что́ твоя жизнь, когда на пути зловещие раны. Богач, погляди вокруг тебя. Стоны и плач заглушают твою радость. Радость там, где у порога не слышны стоны. Жизнь в обратной колее. Счастье — удел несчастных, несчастье — удел счастливых. Ничья душа не может не чувствовать своих страданий, а мои муки — твоя печаль, твоя печаль — мои терзанья. Я, страдая, могу радоваться твоей жизнью, которая протекает в довольстве и наслаждении в истине. Вот она, жизнь, а ее назначение Истина, которая определила назначение, где альфа, там и омега, а где Начало, там и конец.*

—— Злобою сердце томиться устало, Мно<го> в нем правды, да радости мало.* Да, Гриша, тяжело на белом свете. Хотел я с тобой поговорить о себе, а зашел к другим. Свет Истины заманил меня к своему Очагу. Там лучше. Там дышится вольней и свободней, там не чувствуется того мучения и угрызений совести, которые окружают всех во мраке злобы и разврата. Хоть поговоришь-то о ней (об истине), и то облегчишь свою душу, а сделаешь если что, то счастлив безмерно. И нет пределам земной радости,* которая, к сожалению, разрушается пошлостью безвременья. И опять тяжело тогда, и приходится говорить: Облетели цветы, догорели огни, Непроглядная ночь, как могила, темна.*