Рудольф Штайнер - Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1

• Название: Метаморфозы Душевной жизни. Путь внутреннего опыта. Часть 1
• Автор: Рудольф Штайнер
• Жанр: Философия

---

Поначалу кое-кого может шокировать, что чувство должно вести к знанию. Но простое размышление покажет, что чувство при любых обстоятельствах должно вести к знанию. Кто относится к познанию серьезно, тот, несомненно, согласится, что, получая знания, человек должен исходить из логики, проникнуться ею и следовать ей. То, что мы принимаем в качестве своего знания, должно быть доказано логикой. Логику мы используем в качестве инструмента для доказательства того, что воспринимаем в знание. Но если логика — инструмент, то чем, в свою очередь, может быть доказана логика? Конечно, можно сказать, что логика обосновывается посредством самой логики. Но тогда, прежде чем приступить к доказательству логики логикой, нужно, чтобы была по меньшей мере возможность постичь ее чувством. Логическое мышление не может быть доказано посредством логического мышления, но исключительно посредством чувства. И все, что является логикой, доказывается прежде всего посредством чувства, посредством безошибочного чувства истины в человеческой душе. На этом классическом примере видно, что сама логика имеет основой чувство, что чувство дает основу мышлению. Чувство должно давать импульс подтверждению результатов мышления. Какого рода должно быть чувство, если оно дает импульс не только мышлению вообще, но мышлению о мирах, поначалу неизвестных человеку, которые поначалу еще недоступны взору?

Свойство, которое должно приобрести чувство, чтобы вести к неизвестному, должно быть способностью, направленной из глубины души в неизвестное, в то, что еще не познано. Если человеческая душа стремится к чему-то другому, если она хочет охватить это другое чувством, такое чувство называют любовью. Любить можно нечто известное, и многое, что известно о мире, следует любить. Но поскольку любовь — чувство, а чувство в полном смысле этого слова должно быть основой мышления, то нам, если мы желаем посредством мышления найти нечто сверхчувственное, следует уяснить себе, что неизвестное, сверхчувственное должно быть охвачено чувством, прежде чем станет предметом мышления. Иными словами, у человека должна быть возможность — и непредвзятое рассмотрение доказывает, что эта возможность есть, — развивать любовь к неизвестному, к сверхчувственному, прежде чем он сможет об этом сверхчувственном мыслить. Любовь к сверхчувственному, пока оно еще не пронизано светом мысли, возможна и необходима. Но и воля может пропитаться силой, восходящей к непознанному сверхчувственному, прежде чем к нему сможет подойти мышление. Это свойство воли, благодаря которому человек в своей воле осуществляет цели и намерения неизвестного, прежде чем сможет охватить светом мышления неизвестное, — покорность этому сверхчувственному. Таким образом воля может развивать покорность неизвестному, а чувство может развивать любовь к нему, и при их слиянии — покорности воли неизвестному и любви к нему — возникает то, что мы в истинном смысле слова называем благоговением. И если благоговение — это слияние, взаимопроникновение и взаимное оплодотворение любви к неведомому и покорности ему, то оно есть и единый импульс, который может ввести нас в это неизвестное, чтобы мышление получило возможность овладеть самим собой. Так благоговение становится воспитателем души сознательной. И в обычной жизни, если душа устремлена к Тому, что от нее вначале сокрыто, можно говорить о благоговении. Когда человек стоит перед неизвестным, которое, несмотря на то что оно является внешней действительностью, он еще не может охватить, еще не может постичь мышлением, можно говорить о том, что он Приближается к этому неизвестному с любовью и покорностью. Душа сознательная никогда не придет к познанию даже внешних вещей, если не будет подходить к ним с любовью и покорностью, ведь душа наша проходит мимо вещей, если не относится к ним с любовью и покорностью или, иначе говоря, с благоговением. Благоговение — водитель к познанию, к познаванию неизвестного. Любовь и покорность суть уже и в обычной жизни, но особое значение они имеют там, где учитывается существование мира сверхчувственного.

Когда речь идет о воспитании души, следует помнить о том, что душа воспитывается, участвует в воспитании и дает воспитывать себя в том, что мы называем средоточием души — Я, благодаря которому человек обладает самосознанием. Мы видели, что Я все больше вырабатывается, становится все сильнее, преодолевая определенные душевные свойства, например, гнев, и взращивая другие душевные свойства, например, чувство истины; а теперь следует сказать, что на этом самовоспитание Я не прекращается, но продолжается при помощи благоговения. Гнев надо преодолеть, отбросить — чувство истины должно пронизать душу. Благоговение должно излиться из Я и устремиться к тому, что должно быть познано. Так через преодоление гнева и других аффектов, через взращивание чувства истины поднимается Я из души ощущающей и души рассудочной; так через благоговение все больше подтягивается оно к душе сознательной. Если благоговение будет постоянно усиливаться и возрастать, то можно говорить о том, что оно становится мощнейшим стимулом к тому, что Гете охарактеризовал словами:

Все преходящее
Есть только подобие;
Недостающее
Здесь станет событие;
Неописуемое,
Здесь есть сделано;
Вечно-женское
Тянет нас туда.

Благодаря силе благоговения душа ощущает в себе Сильное влечение к вечному, к тому, с чем она все больше желает соединиться. Но Я имеет две стороны. Ему необходимо усиливать свою самостоятельность, становиться все более содержательным. Его задача — стать такой самостью, которая не перейдет в себялюбие и не зачерствеет в эгоизме. Если речь идет о дальнейшем продвижении к познанию неизвестного и сверхчувственного, если благо говение становится средством самовоспитания, то возникает серьезная опасность того, что Я, самость человека, может потерять себя. Прежде всего оно может потерять себя потому, что воля человека всецело покорится миру. Преданность, возобладав, в конечном счете приведет к тому, что Я выйдет из себя, полностью растворится в том, чему оно покорно, потеряет себя в нем. Тогда Я не сможет больше найти себя в другом; ведь, желая найти его вовне, оно должно сначала вытеснить его в другое. Покорность, посредством которой Я теряет себя, можно сравнить с тем, что называют душевным обмороком в отличие от телесного обморока. В последнем Я, теряя себя телесно, погружается в неопределенную тьму; при душевном обмороке Я теряет себя только душевно, хотя телесно может остаться незатронутым и воспринимать внешний мир. Я может потерять себя душевно, если утратит силы, если больше не будет в состоянии само управлять волей и излучать в волю свою сущность, если через покорность потеряет себя в другом. Крайний случай такого состояния называют умерщвлением воли. Когда воля умерщвляется в самости, человек больше не волит сам, его воля отказывается от собственных действий; тогда вместо человека волит другое или другой — тот, кому он покорился, потеряв себя. И коль скоро это состояние возобладает, оно, в отличие от телесного обморока, может стать постоянным душевным обмороком. Только пронизанное жаром Я чувство покорности, только покорность, в которую человек погружается вместе со своим Я, может быть благом для человеческой души. Но благодаря чему покорность может увлекать Я за собой? Я, самость человека никуда не сможет пройти, если не сохранит знания, мыслящего знания о себе. В душе сознательной мышление складывается поначалу как природный дар. И только мышление может предохранить Я от потери себя, когда оно выходит в мир с покорностью. Если воля выводит душу вовне, то человеческая душа, выведенная вовне волей, должна желать проникнуться светом мышления, когда пересечет границы этого внешнего. Мышление не может вывести душу изнутри: это происходит благодаря покорности. Но тогда сразу же должно пойти в ход мышление и, как только воля вывела душу, постараться пронизать светом мысли то, чему покоряется душа. Другими словами, должна быть в наличии воля к мышлению о том, чему покоряется душа. И вообще, в тот момент, когда воля в покорности теряет волю к мышлению, она подвергается опасности потерять себя. Воля, которая изначально принципиально отказывается мыслить об объекте своей покорности, может привести к крайности — к постоянному обмороку души.

Может ли такая же судьба постигнуть и любовь, другой элемент человеческого благоговения? Чтобы Я всегда оставалось безущербным, в любовь должно изливаться нечто, что из человеческой самости излучается в неизвестное. Я должно стремиться войти во все, что становится предметом его благоговения; оно должно стремиться сохранить себя по отношению ко всему, что охватывает его любовь: по отношению к неизвестному, сверхчувственному, находящемуся вовне. Чем, в частности, станет любовь, если Я не сохранит себя в силе до границ, где мы встречаем неизвестное, если не просветит это неизвестное светом мысли и разумного суждения? Такая любовь станет тем, что называют мечтательством. Но поскольку Я живет в душе рассудочной, оно, исходя из души рассудочной, или души характера, может начать свой путь к находящемуся вне ее неизвестному; но там оно не в состоянии полностью погасить себя. Воля может подавить себя; но если Я, если душа через чувство стремится охватить это внешнее, то Я не может себя подавить: оно всегда пребывает в чувстве, однако без поддержки мышления и воли без препон устремляется вовне. Это неосознаваемое самим Я устремление вовне приводит к тому, что такая любовь к неизвестному, которая не обладает волей к сильному мышлению, заставляет душу все больше впадать в мечтательство. В этом случае мы можем говорить по аналогии с теряющей себя покорностью, которую назвали душевным обмороком, — о душевном лунатизме точно так же, как говорят о лунатизме телесном. Мечтатель — тот, кто не берет с собой в неизвестное свое сильное Я; он желает проникнуть во внешнее, пользуясь лишь низшими способностями Я; такой человек, не дающий излиться из сознания своему Я во всей полноте, пытается постичь неведомое как бы во сне. Мечтательство, вес больше охватывая душу, превращается в то, что можно назвать непрерывным сновидческим состоянием, или душевным лунатизмом. Если душа не в состоянии установить правильные отношения с миром и с другими людьми, если она устремляется в жизнь, опасаясь использовать свет мышления, пренебрегая правильным отношением к окружающим ее вещам и существам, то такая душа, такое впавшее в лунатизм Я собьется с пути, будет идти по жизни подобно болотному огоньку.