Михаил Салтыков-Щедрин - Том 3. Невинные рассказы. Сатиры в прозе

• Название: Том 3. Невинные рассказы. Сатиры в прозе
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1965

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

Произведения, входящие в этот том, создавались Салтыковым, за исключением юношеской повести «Запутанное дело», вслед за «Губернскими очерками» и первоначально появились в периодических изданиях 1857–1863 годов. Все эти рассказы, очерки, драматические сцены были собраны Салтыковым в две книги: «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

— Шибко уж оченно ездят! — отвечали, в свою очередь, ямщики.

«Гм… стало быть, деятелен — это похвально!» — зарубил себе на нос Голынцев.

Наконец, декабря 20 числа 18 ** года в восемь часов пополудни возок Максима Федорыча въехал в Крутогорск. На заставе встретил его полицеймейстер.

— Ва… вашему пре-е-восходительству…

— Вы, должно быть, озябли? — прервал Максим Федорыч, видя, что полицеймейстер, вместо того чтоб рапортовать, только щелкает зубами, — вы можете простудиться, мой любезный!

Возок помчался на отводную квартиру, а полицеймейстер с своей стороны поспешил доложить генералу, что Максим Федорыч не человек, а ангел.

Максим Федорыч, приехав в квартиру, спросил самовар и позвал к себе хозяина, потому что и тут, несмотря на утомление, первою его мыслию было не спать лечь, а, напротив того, узнать что-нибудь под рукою. Вообще, он понимал свою обязанность весьма серьезно и знал, что осторожность в полицейском чиновнике есть мать всех добродетелей. Хозяин явился в круглом фраке и оказался весьма милым негоциантом, чему Голынцев очень приятно изумился и выразил при этом надежду, что и в прочих городах России со временем купцы последуют примеру этих aimables Kroutogoriens[24].

— Ну, скажите, что́ ваш добрый генерал? — начал испытывать Максим Федорыч стороною.

— Слава богу-с, ваше превосходительство!

«Ваше превосходительство» подействовало на Максима Федорыча успокоительно.

«Mais ils sont très bien élevés ici!»[25] — подумал он и вслух прибавил:

— Да, да! он у вас такой деятельный!

— Попечение большое имеют, ваше превосходительство!

— Ну, и генеральша тоже, она ведь милая?

— Дарья Михайловна-с?.. смею доложить вашему превосходительству, что таких дам по нашему месту-с… наше место сами изволите знать какое, ваше превосходительство!

— Гм… это хорошо! Ну, и веселятся у вас, бывают собрания, театры, балы?

— Как же-с, ваше превосходительство! благородным манером тоже собираются-с… в карты поиграть-с, или в клубе-с… все больше Дарья Михайловна попечение имеют…

— Это хорошо! я так скажу, что это один из главных рычагов администрации, чтоб всем было весело! Если всем весело, значит, все довольны — это ясно, как дважды два! К сожалению, не все администраторы обращают на этот предмет должное внимание!

— Уж что же хорошего будет, ваше превосходительство, как все, насупившись, по углам сидеть будут.

— Ну да, ну да! очень рад! очень рад познакомиться с таким милым и образованным негоциантом.

Максим Федорыч заметил, однако, что уж довольно поздно, и потому решился отдохнуть. Но прежде чем отойти ко сну, — до такой степени серьезен был его взгляд на служебные обязанности, — он вынул свою записную книжку, в которой уже были начертаны слова: «строг, но справедлив», «деятелен, распорядителен», и собственноручно сделал в ней следующую отметку: «общежителен и заботится о соединении общества, в чем немало ему помогает любезная его супруга, о которой существуют в губернии самые лестные отзывы».

V

На другой день у генерала Голубовицкого был обед. За обедом присутствовали: Змеищев, Фурначев, Порфирьев, Крестовоздвиженский и прочие сильные мира; кушали также и некоторые молодые люди, но исключительно из числа тех, от которых ничем не пахнет, и именно: Разбитной, Семионович и Загржембович. Из дам присутствовала одна хозяйка дома.

Еще накануне Степан Степаныч призвал к себе повара и имел с ним серьезное объяснение.

— Завтра у меня гость обедать будет, ты пойми это! — сказал он повару.

— Это понять можно, ваше превосходительство, не в первый раз столы готовим!

— Ну, что же ты сделаешь?

— Горячее суп с кнелью изготовить можно.

— Господи! просто, братец, воображения у тебя никакого нет!..

— А то можно и уху сварить.

— Суп с кнелью да уха, только и слов! ну, черт с тобой, делай что хочешь!

Тем и кончилось совещание, но обед все-таки вышел хороший. Подавали суп с кнелью (повар поставил-таки на своем), на холодное котлеты и ветчину с горошком, на соус фрикасе из мозгов и мелкой дичи, в которую воткнуты были оловянные стрелы, потом пунш глясе, на жаркое индейку и в заключение малиновое желе в виде развалин Колизея, внутри которых горела стеариновая свечка, производя весьма приятный эффект для глаз.

Максим Федорыч, как дамский поклонник, садится поближе к Дарье Михайловне, и между ними завязывается очень живой разговор.

— И вы не скучаете? — спрашивает Максим Федорыч.

— Иногда… а впрочем, нет! я так всегда занята, что некогда и подумать о скуке!

— Ах да, я и забыл, что у вас есть дети… chers petits anges! ils sont bien heureux d’avoir une mère comme vous, madame![26]

— Mais… oui! je les aime…[27]

Дарья Михайловна треплет старшего сына по щечке.

— Ей, Максим Федорыч, скучать некогда: она даже и теперь устраивает благородный спектакль, — отзывается с другого конца генерал, внимательно следящий за всеми движениями Голынцева.

— Vraiment? mais savez-vous[28], мне ужасно покровительствует счастие… я без ума от спектаклей, особенно от благородных… и я вас заранее предупреждаю, что вы найдете во мне самого строгого критика.

— Мы таки частенько здесь веселимся, — снова вступается генерал.

— Это хорошо! удовольствия, а особливо невинные… это, я вам скажу, даже полезно: это нравы очищает, не дает, знаете, им зачерстветь…

— Это несомненно!

— А позволено ли будет узнать, si ce n’est pas une indiscrétion toutefois[29], какие пиесы будут играть?

— «Чиновника», — отвечает Дарья Михайловна.

— Ah! c’est sérieux! c’est très sérieux![30] только я вам скажу, тут надо актеру… par ce que c’est très sérieux![31]

Дарья Михайловна рекомендует Семионовича.

— Вы, конечно, поняли эту роль! — спрашивает его Максим Федорыч, — вы извините меня, что я делаю такой вопрос: дело в том, что это ведь очень серьезно!

Семионович вертит головою в знак согласия.

— Я видел в этой роли первоклассных наших актеров и, признаюсь, не совсем удовлетворен ими. Нет, знаете, этого жару, этого негодования… ну, и манеры не те… Вы ведь вообразите, что Надимов старинный дворянин, que c’est un homme de bonne famille[32], и вдруг этот человек решился не только принести себя в жертву отечеству, но и разорвать всякую связь с «старинным русским развратом»*…Mais il est presque révolutionnaire, cet homme![33]

— Я именно так и понял это, ваше превосходительство! — отвечает Семионович.

— Да, тут надо много, очень много жару, чтоб передать эту роль… О княгине я не спрашиваю: эта роль по всем правам должна принадлежать вам, — обращается Голынцев к Дарье Михайловне.

— А еще будут играть комедию, где Аглинька звонки рвет! — перебивает старший сын Голубовицких.

— А я буду сакаляд подавать, — продолжает младший сын.

— «Сакаляд», душечка? oh, le charmant enfant..[34] Я понимаю, что вы не должны, не можете скучать, Дарья Михайловна!

Дарья Михайловна треплет по щечке и младшего сына.

— Мамаша. Сеничка хочет в Аглинькин шоколад песку насыпать, — докладывает старший сын.

— Фи, душечка!

— Oh, le charmant enfant… quel âge a-t-il, madame?[35]

— Sept ans[36].

— Mais savez-vous, madame, qu’il est très développé pour son âge?[37] Тебе, душечка, куда хочется, в военную или штатскую?

— Я хочу в кьясном мундийе ходить*!

Все смеются и с нежностию смотрят на маленького пичугу, который уже желает красного мундира.

— Нынешнее молодое поколение удивительно как быстро развивается! — замечает Голынцев, — я уверен, что Надимову всего каких-нибудь шестнадцать лет в то время, когда он вступает на сцену… Notez bien cela[38], — прибавляет Голынцев, обращаясь к Семионовичу.

— Извините меня, ваше превосходительство, — возражает Семионович, — но Надимов перед этим путешествовал, был на Ниле…

— Это так, но разве он не мог путешествовать с своими родителями? или с гувернером?

— Путешествовать — так! но быть на Ниле — согласитесь сами, что это довольно трудно!

— Может быть, может быть… Au fond, vous êtes, peut-être, dans le vrai… ’ но все-таки вопрос заключается в том, что молодые люди нынче чрезвычайно как быстро развиваются… qu’en pensez-vous, madame?[39]

— Mais… je pense que oui…[40]

— Я, впрочем, отнюдь не против этого… Конечно, опытность… l’expérience n’est pas à dédaigner, et nous autres, vieux galopins, nous en savons quelque chose…[41]

— Опытность великая вещь, ваше превосходительство, — замечает генерал, который по временам тоже не прочь преждевременно произвести Максима Федорыча в следующий чин.

Порфирий Петрович покрякивает в знак сочувствия.

— Я против этого не спорю, ваше превосходительство; есть вещи, против которых нельзя спорить, потому что они освящены историей… Но все-таки жар, энергия… все это такие вещи, которых нам с вами недостает… mais n’est-ce pas, madame?[42]