Михаил Салтыков-Щедрин - Том 4. Произведения 1857-1865

• Название: Том 4. Произведения 1857-1865
• Автор: Михаил Салтыков-Щедрин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1966

Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова-Щедрина, в котором критически использованы опыт и материалы предыдущего издания, осуществляется с учетом новейших достижений советского щедриноведения. Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.

В состав четвертого тома входят произведения, относящиеся ко второй половине 50-х — началу 60-х годов. Одни из них («Жених», «Смерть Пазухина», «Два отрывка из „Книги об умирающих“», «Яшенька», «Характеры») были опубликованы в журналах, но в сборники Салтыковым не включались и не переиздавались. Другие по разным причинам и вовсе не появились в печати при жизни автора («Глупов и глуповцы», «Глуповское распутство», «Каплуны», «Тихое пристанище», «Тени»). Цензурные преследования или угроза запрета сыграли далеко не последнюю роль в судьбе некоторых из них.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Прокофий Иваныч (кланяясь). Слава богу-с… Мы вот насчет тятинькинова здоровья очень беспокоимся.

Лобастов. Это дело доброе… Что ж, старик, кажется, слава богу… это должно тебя радовать.

Прокофий Иваныч. «Слава богу» — лучше всего, ваше превосходительство. (Кланяется и как-то сомнительно улыбается.)

Лобастов. Да вот что, Прокофий Иваныч, я с тобой переговорить хотел… ты бы, брат, эту сермягу-то бросил, да и бороду-то, брат, тово…

Прокофий Иваныч (кланяясь). Помилуйте, ваше превосходительство…

Лобастов. Право, брат, так… Ну что тебе значит старика потешить? разве лучше, что он тебя к себе на глаза не пускает?

Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше превосходительство… Мы завсегда родительский гнев сносить рады.

Лобастов. Так брось же, братец, ты эту дурь!

Понжперховский. Вы посмотрите, Прокофий Иваныч, как образованные люди ходят… разве дикое состояние образованному человеку прилично?

Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокоблагородие, онамеднись француз фокусы показывал… так ведь тоже борода у него была… а он тоже образованный!

Понжперховский. Так ведь он из мужиков, Прокофий Иваныч, поймите вы это! Только не из русских, а все же из мужиков! Разве образованный фокусы станет показывать! Образованный служит отечеству по военной или по гражданской части! (Улыбается и самодовольно озирается на Лобастова.)

Прокофий Иваныч (к Лобастову). Нет уж, ваше превосходительство, позвольте нам пред царя небесного в своем виде предстать! (Кланяется.)

Лобастов. Ну, как знаешь, любезный; я для тебя, для твоей же пользы говорю.

Сцена V

Те же и Гаврило Прокофьич. Гаврило Прокофьич вбегает стремительно; одет франтом и завит.

Гаврило Прокофьич. Где дедушка? где дедушка? Господи! половина одиннадцатого, а он там еще проклажается! Анна Петровна! Анна Петровна!

Понжперховский. Позвольте, Гаврило Прокофьич, я покричу-с. (Кричит в боковую дверь.) Анна Петровна! Анна Петровна!

Гаврило Прокофьич. Благодарю вас… А все эта глупая привычка сидеть дома безо всего.

Лобастов. Да что такое случилось?

Гаврило Прокофьич. (размахивая руками). Князь… князь… желает узнать об здоровье дедушкином… Ну, поняли вы, что ли?

Лобастов (начиная застегиваться). Ах ты, господи! Сам его сиятельство едет!

Гаврило Прокофьич. Кто вам говорит про его сиятельство! Поедет к вам его сиятельство! довольно будет, если и Леонида Сергеича пришлет! Еще кабы жили, как порядочные люди живут! (Оборачивается и видит отца, который кланяется.) А! и вы тут! разве вы не слышите (с расстановкой), разве не слышите, что Леонид Сергеич сейчас сюда будет! Разве здесь ваше место?

Прокофий Иваныч (кланяясь). Я об тятенькином здоровье узнать пришел…

Гаврило Прокофьич. Об этом и на кухне от Баева узнать можно.

Прокофий Иваныч делает движение, чтобы выйти. Или нет, погодите, мне нужно с вами еще переговорить. (Становится перед ним, сложив на груди руки.) Нет, вы скажите, вы долго нас срамить намерены?

Прокофий Иваныч. Я, кажется, ничего, Гаврюшенька.

Гаврило Прокофьич. Стыдитесь, сударь, стыдитесь… До седых волос вы дожили, а только одни непристойности у вас в голове… (Махает руками у него под носом.) И с чего вы это взяли, в баню ходить? Этого даже и в безобразных ваших цветничках* ведь нет!

Прокофий Иваныч. Я, кажется, по преданью, Гаврюшенька.

Гаврило Прокофьич. Ах ты, господи! вот и говори ты с ним! вот и живи с ними в этаком хлеву!

Прокофий Иваныч (вздыхая). Видно, и впрямь идти к Прохорычу! (Уходит.)

Сцена VI

Те же, кроме Прокофья Иваныча. Из боковых дверей выходит Живоедова.

Живоедова. Что такое случилось, Гаврюшенька?

Гаврило Прокофьич. Во-первых, сколько раз я просил вас оставить эту поганую привычку называть меня Гаврюшенькой? Какой я вам Гаврюшенька?

Живоедова. Христос с тобой, Гаврюшенька! я ведь тебя на ручках маленьким носила!

Гаврило Прокофьич. Это нужды нет, что носили: когда носили, тогда и Гаврюшенькой звали, а теперь я уж Гаврило Прокофьич — слышите! Ну, а во-вторых, сюда сейчас от князя Леонид Сергеич будет об дедушкином здоровье узнать.

Живоедова. Ах ты, господи! А ведь Иван-то Прокофьич еще безо всего там сидит! (Убегает.)

Понжперховский. Верно, и мне уж уйти; не люблю я этого Разбитного.

Лобастов. А что?

Понжперховский. Гордишка-с! (Уходит.)

Сцена VII

Те же, кроме Живоедовой и Понжперховского.

Гаврило Прокофьич. Ну, скажите, пожалуйста, генерал, зачем, например, этот выходец* сюда таскается?

Лобастов. А так вот: выпить да закусить. Вы уж очень строги, Гаврило Прокофьич.

Гаврило Прокофьич. Нет, генерал, я не строг, а я желаю, чтобы в этом доме чистый воздух был… понимаете? чтобы вся эта сволочь не ходила сюда, как в кабак, водку пить. С моими чувствами, с моим образованием подобного положения вещей перенести нельзя! Знаете ли, как у меня здесь наболело, генерал? (Указывает на сердце.) Ведь на улицу выйти нельзя; свинья там в грязи валяется, так и та, чего доброго, тебе родственница!

Лобастов. Да; я от этого, пожалуй, и из губернии своей выехал. Неприятно, знаете, — всё родственники: тот гривенника, тот двугривенного на чай просит. Очень уж одолевать стали.

Гаврило Прокофьич. Так каково же мне-то, генерал! Намеднись вот иду я, в хорошей компании, мимо рядов, ну, и княжна тут… вдруг откуда не возьмись бабушкин брат, весь, знаете, в кубовой краске выпачкан: «А это, говорит, кажется, Прокофьев Гаврюшка с барами-то ходит!» Вы только войдите в мое положение, генерал! что я тут должен был вытерпеть!

Лобастов. Да; это очень неприятно.

Гаврило Прокофьич. И добро бы еще были негоцианты как следует — ну, уж бог бы с ними! Я вам скажу даже, что в образованных государствах tiers état[181] великую роль играло… Так ведь нет же — всё почти раскольники, да и торговлею-то какою непристойною занимаются: тот краской торгует, тот рыбным товаром, просто даже прикоснуться совестно.

Лобастов (вздыхая). А впрочем, ведь это вам оттого так, Гаврило Прокофьич, кажется, что у вас на платье сукно уж тонко очень — вот и представляется все, что замараетесь. Эх, Гаврило Прокофьич! вот вы давеча и с родителем тоже крупненько поговорили, а ведь знаете, умри завтра дединька-то, бог весть еще кому перед кем кланяться-то придется… Я любя вас это говорю, молодой человек!

Гаврило Прокофьич. Вот еще! да он ничего ему не оставит, кроме той лавки, в которой он нынче торгует, да и в той-то только четвертую часть, а остальные три четверти брату Ивану.

Лобастов. Бог знает, сударь, бог знает… духовной-то вот и о сю пору нет!

Гаврило Прокофьич. Да; признаюсь, это черт знает как меня бесит! и придет же в голову такая нелепая фантазия, что после духовной сейчас ему и смерть. А знаете ли, ведь вы, пожалуй, правы, генерал; пожалуй, и в самом деле, без духовной умрет… (Вздрагивает.) Черт возьми! ведь тогда прескверная штука выйдет! этот дегтярник в состоянии и еще детей иметь, от него это станется!

Лобастов. Поверьте мне, Гаврило Прокофьич, он недаром женился… Он хоть и стар, да у молодых баб, знаете, жировые дети бывают!

Гаврило Прокофьич. Да хоть бы вы, генерал, с дедушкой поговорили: он вас слушается.

Лобастов. Нет, Гаврило Прокофьич, мое тут дело сторона. Да к тому же и обидели меня очень!

Гаврило Прокофьич. Помилуйте, генерал, какая же тут обида! Вы то возьмите, что вашей Елене Андревне почти тридцать, а мне и всего-то двадцать!

Лобастов. Так-то так-с, да ведь она у меня одно только и есть детище! рассудите сами, Гаврило Прокофьич, каково отцовскому-то сердцу смотреть, как единственное детище изнывает! Ведь она, можно сказать, ночи не спит! (Начинает ходить по комнате с усиленною поспешностью.) И добро бы еще бесприданница была!

Гаврило Прокофьич. Ну, это еще как-нибудь поправить можно… Только вы уж на старика-то подействуйте!

Лобастов (останавливаясь). Да вы не шутя это говорите, Гаврило Прокофьич?